за нами баньши.
Или призраков. Или искаженных духов… Да неважно. Главное — что это что-то явно мертвое и летающее, и оно скоро будет здесь. И, кажется, приближалось что-то не только летающие.
Не знаю уж кто из магиков нас подслушивал, а кто просто чутко спал, но будить пришлось только Арджана. Спал чешуйчатый крепко, и Дианель пришлось, кидая по сторонам гневные взгляды, щекотать ступню своего телохранителя. Сработало. Могла бы и поджечь, кстати — видела я и такой способ быстрого пробуждения. Правда, почему-то тому, кого поджигали, как-то не сильно такое обращение понравилось.
Фронде не спал. Он как обычно сидел, привалившись к дереву, — теперь это был молодой дуб, — и даже не полностью глаза прикрыл. Эльф, что с него взять…
— Немертвые могут пройти мимо, — заметил он, стоило Витору протянуть в попытке разбудить, — или нет. Но вы с ними справитесь, а мне интересно посмотреть, откуда они тут и идет ли кто-то еще за нами.
— Резонно, — протянул Мерде, который наверняка подслушивал все с самого начала, — может быть Дикки поможет с поисками преследователей?
— Пусть. Главное чтобы не мешал.
Мерде кивнул и «призвал» фамильяра, делая вид, словно до того сова не сидела около нас. Ну-ну.
Я успела достать саблю и щит в самый последний момент перед тем, как до уха донеслись тихие шаги. Быстрые и тихие. Запах мертвичины усилился, и из-за ближайших деревьев показались смутные силуэты.
Прямо на аспату выскочило разом с десяток массивных умертвий, двигавшихся стремительно и совершенно бесшумно.
Немертвые. Здесь, в храме Владыки!
От такой наглости Огонь сам собой соскочил с ладони — и охватил ближайшую тварь. Умертвие, высохшее подобие человека, рассыпалось прахом. В нос ударил запах гнили.
Вот же мрази!
Ярость окутала меня красной пеленой, распаляя Огонь. Кто-то совершенно не беспокоясь ни о чем нарушал все заветы Владык, не давая покоя погибшим. Кто-то хотел, чтобы они напали на спящих на аспате, священной земле! И кто-то за это ответит!
Пустые провалы зеленых глазниц горели мертвенным огнем. Но мертвенный огонь не пугал ни на миг, вызывая одну только ярость.
Каждый взмах клинка разрубал на части новую тварь. Каждый удар щита, объятого пламенем, отбрасывал в сторону новое существо, рассыпавшееся прахом в всполохах белого пламени. Когти, тянувшиеся ко мне, сгорали в Огне не имея и шанса дотронуться до тела.
Ярость плавила мир. Ярость и ненависть к неживым. И к живым.
Кто допустил это? Кто замешан?
Я отбросила в сторону последнего немертвого, которого горящая кромка щита лишила головы.
Земля пылала. Мир пылал.
Я развернулась к живым. К тем, кто навел этих тварей. Кто-то привел их сюда. Сами бы не пришли, кто-то привел!
— Кто? Кто это сделал?
Я прищурилась. Огонь пылал. Огонь искал жертву. Кто из них виновен? Витор решил избавиться от меня? Мерде продался некромантам ради хорошей истории? Чародейка ищет славы? Ящерица потеряла берега и забыла свое место? Фронде нашел новое развлечение и новый компост?
Огонь пылал. Мертвецы мертвы совершенно, но еще ничего не кончилось. Кто-то знал о них. Кто-то привел их сюда.
Огонь горел. Огонь сорвался с руки, устремляясь к…
Идешь за наваждением?
Наваждением? Они не властны надо мной!
А ты глянь между деревьев слева.
Огонь вернулся мне в руку. Новый бросок — и росчерк пламени подчеркнул зависший между стволами полупрозрачный силуэт. Вот она, тварь!
Пламя сорвалось с моей руки, но не попало по отлетевшему в сторону немертвому. Еще один сгусток пламени ушел мимо. И еще…
Призрака окутала яркая пряная магия, мешавшая двинуться — и новая вспышка превратила его в ничто.
Ярость рассеялась без следа.
На камнях аспаты валялись сожженные дотла тела, а на меня с непередаваемым выражением лица смотрел Арджан. Почти с обидой. Кажется, я в него бросила тот самый сгусток пламени…
— Разновидность баньши как наводчик группе умертвий, — фронде поднялся на ноги и подошел к куче сожженных тел, — эффективно. Больше вокруг нет мертвецов. Эти, если верить траве и зверям, нападали в ночи на всякого вооруженного близь Немеза, которого считали опасным. Больше не будут.
— Не будут, — ответила я невозмутимо.
Вернула саблю в чехол, а щит — к поклаже. Арджан с Мерде начали оттаскивать прочь трупы, которые тут же принялись изучать Милатиэль и Витор. Дианель не спускала с меня тяжелого взгляда.
В воздухе больше не пахло мертвечиной — но меня это не радовало. Сохранять невозмутимость было очень тяжело. Очень. Я едва не напала на невиновных.
Как… это возможно?
А у кого еще спрашивать?
Что тебя смущает?
Наваждение… Баньши… Да, они могут усиливать чувства. Кажется, какие-то из них. Но… Это — магия! А она на меня не действует, и…
Нет.
Что?
Ты еще не поняла? Твой Огонь — продолжение тебя. Он действует по твоему желанию.
Фитай…
Дал тебе его, да-да. Но распоряжаешься ты им сама. Ты прочла в своих книгах, что можешь залечивать раны и уничтожать тьму — и ты научилась это делать. Прочла что можешь защитить себя от яда и чужой магии — и делаешь это, часто даже не осознавая происходящего. Юда, этот вид баньши, что еще пару минут назад едва не стал причиной бойни, не причиняет вреда, не врет и не запутывает. Она лишь делает сильнее, а от этого тяжело защищаться.
Что сильнее?
Ни что, а кого. Тебя. Твои чувства.
Ты спятил?
Феникс, Тоа был мои самым близким мне из шестерых братьев и сестер. Я знаю, о чем говорю.
Лжец. Я — Служитель. Моя жизнь принадлежит Владыке. Да направит он мою руку, да защитит разум!
И это все еще так.
И я буду сражаться против тьмы.
Да сражайся, кто мешает? Вы, Фениксы, любите защищать людей и помогать им, и делаете это по-разному. Вот и делай что хочешь. Тебе дали шанс — пользуйся им так, как считаешь нужным. Юд рождаются из убитых во гневе невинных, и распаляют гнев и другие чувства всех вокруг до предела. Страх, ярость, желание все выяснить, все подчинять… У каждого есть страсть. Каждый человек горит чем-то, но будет ли огонь Черным или Белым решать лишь ему. Каждый человек, Феникс, и ты — не исключение.
Я закрыла глаза, пытаясь отодвинутся от назойливого голоса в черепной коробке. Да, я слышала о таком. В запрещенных старых книгах, любимых на юге, Фитая и Сурта изображали как братьев-единство, две части одного целого. Как покровителей людей, как творцов разумных — по образу и подобию. Ересь. Безумная, бесстыдная ересь…
И все же ты верила в нее, разве нет? Не потому