на него распахнутую ладонь, словно желая услышать живой голос подруги через строки письма. Исключительно разумом она была согласна со словами Элайзы о том, что «в этот раз Виктория зашла слишком далеко, это не те силы, с которыми можно заигрывать», но внутренне она не была уверена, что такое решение на самом деле поможет Виктории, более того, она даже не была уверена, что та уже не шагнула туда, откуда не смогут вытащить осуждения ее действий членами Совета. Уж если и решаться к кому-то обратиться, то к одной из наставниц, которая рассказывала им о Границе во время обучения… Впрочем, об этом говорили мало.
Холод полз по телу ведьмы, пока она недвижно сидела на деревянном стуле напротив окна. Ночи становились прохладнее, и многие жители Дорфштадта снова обратились к дровницам у каминов и печей. Но в доме на отшибе труба не дымила, и тихо было внизу, где стояла давно не топленная печка.
Кэт прислушивалась, то снова пытаясь дотянуться до Виктории, то бросая эти попытки. Она достала спрятанную записку той и перечла. Уже приблизилось время отъезда на праздник, и если Кэт хотела успеть туда дозволенным путем, то должна была отправляться, но она не могла. Именно там Элайза и предлагала оповестить Совет, но она не знала о записке и о том, что ждать до Праздника, вероятно, значило – опоздать. Необходимо было принять решение сейчас: оставить все как есть и отправляться на встречу с Элайзой, другими ведьмами, наставницами, предоставив решать судьбу Виктории Совету, и, быть может, этим промедлением навсегда потерять подругу. Или действовать сейчас, самостоятельно. Шагнуть одной туда, куда Кэт не учили ходить. Более того, предупреждали о возможных последствиях. Туда, куда по «дурости своей» отправилась Виктория, не зная правил игры. Но вся сложность и состояла в том, что узнать их по книгам было нельзя, их знал только тот, кто имел… предрасположенность к такому переходу. То самое, в чем обвиняла подругу Виктория…
– Что я должна сделать? – Кэт держала два письма в обеих руках, переводя взгляд с одного на другое.
Глава 13. Граница
Тонкий серп луны таял за щетиною леса, и небо снова отходило во власть звезд, скрытых в одной стороне темными острыми пиками горной гряды, и ближе всего к Дорфштадту – одним выдающимся вверх зубом, с которого в долину тек ночной холод.
Кэт дремала, уронив голову на руки, продолжая держать два листка – письмо Элайзы и записку Виктории.
Девушке снилось, как они втроем путешествуют вместе и волна новой жизни захлестывает их, возможности увидеть мир, применить свои навыки лежат перед ними лентой дороги, раскинувшейся впереди. Сейчас все возможно. Мир нов, прекрасен, полон невероятного разнообразия картин и красок, которые им предстоит увидеть. Они выходят на дорогу, весело смеясь, с закинутыми за спины на посохах узелками. Крепкие ботинки еще не потерты камнями, подошвы целы, и черные носы обуви торчат из-под длинных юбок.
Не нужно пока ни с чем определяться, ничего решать, они могут пробовать различные навыки, и, если что-то складывается не так, как бы им хотелось, в одном месте, спокойно переместиться в другое – мир так велик!
Они идут вперед. Во сне Кэт видит веселые лица подруг – как на солнце сияют рыжие волосы и веснушки Элайзы, и в ее серых глазах уже горит знание того, что она ждет от жизни. Острые черты лица Виктории, ее темные глаза в бахроме ресниц и беззаботная озорная улыбка, как у мальчишки, собравшегося воровать яблоки за соседским забором, но догадывающегося, что, скорее всего, ему за это ничего не будет.
Но постепенно эти лица растворяются в непостоянстве реальности сна. И вот уже померк яркий свет полудня и желтая лента дороги впереди, вместо этого все затягивают волны тяжелого тумана, в нем трудно дышать, он колодезным холодом липнет к телу и, постепенно расступаясь, обнажает черные камни реки и стоящие на них босые женские ноги, затем подол рубахи, протянутые вперед тонкие руки и, наконец, пустое, лишенное красок лицо… Виктории.
Кэт резко дернулась, задыхаясь. «Она там». Воздух вокруг будто дрожал. Не понимая, где она сама, Кэт огляделась, еще до конца не отбросив морок сна. Тяжело дыша, она посмотрела на ладони, на листы писем. Потом поднесла руки к лицу, ощупывая его, убеждаясь, что это все еще она, во плоти. Вдруг за ее спиной скрипнула дверь, заставив вздрогнуть и резко обернуться. В комнату неспешно входил Полосатый. Он внимательно посмотрел на девушку, замерев на полпути, и потом продолжил мягко переступать лапами, приближаясь. Кэт опустила ладонь и погладила кота по спине. От прикосновения к теплому пушистому телу ей стало немного спокойнее.
Взяв оба письма, Кэт спустилась вниз и спрятала их в ящичек на рабочем столе, как обычно, замкнув его запирающим жестом. На мгновение ее взгляд упал на нож, служивший для вскрытия запечатанных сургучом конвертов. Обычно она хранила его в широком ящике стола на веранде вместе с пакетиками с семенами и мелкими садовыми инструментами. Но теперь он лежал здесь, и Кэт не могла припомнить, зачем и когда она его принесла. Когда она коснулась холодной старинной рукояти, ей показалось, что воздух снова затрепетал вокруг, как после пробуждения. Что-то внутри нее тянуло, словно плохо заживающая рана, что-то, желающее разделиться, развалиться на две половины, как разрубленный широким ножом арбуз.
Она снова посмотрела на ладони, их сердцевины горели, но не так, как когда она руками растапливала лавину, чтобы добраться до лежащего под ее саваном человека. Это было необычное жжение, зовущее…
Снова вернувшись на веранду, Кэт прошлась по ней из стороны в сторону. Спустившийся с чердака Полосатый наблюдал за ведьмой из-за угла веранды. Она ушла на кухню, собираясь поставить чайник, но так и не зажгла огня, оставив его стоять заполненным холодной колодезной водой.
Вернулась и опустилась в плетеное кресло. Кэт сидела недвижно, положив ладонь на рукоятку ножа, который все еще был при ней. Постепенно ее снова потянуло в сон…
«Она там», – снова пронеслось в ее уходящем сознании.
Кэт вздрогнула в кресле, отбрасывая дремоту. Рубашка на груди прилипла к телу, а выбившиеся из пучка пряди – к вискам. За окном висел ночной мрак, не озаряемый ни одним светилом, и ведьма могла видеть свое блеклое отражение в стекле. Сверкая широко распахнутыми плошками глаз, из угла за девушкой неподвижно наблюдал кот.
Теперь больше нельзя было ждать. Кэт вышла на середину