– А мы не можем просто подождать, пока приплывет «Андромеда»?
– Нет. Она не приплывет сюда еще несколько недель. Если люди запаникуют, цены подскочат.
– А за что мы все это купим? Я думал, мы ограничены в средствах, пока не поступят деньги в конце месяца.
– У меня еще осталось немного от продажи дома в Дублине. У нас есть рулоны шерстяной ткани, из которых я собиралась сшить мужскую и женскую одежду на зиму. Теперь я думаю, что продам их и куплю фланель и немного тяжелого хлопка и посмотрю, сколько денег останется у меня после этого.
Наконец Локлейн сдался.
– Хорошо, я куплю все, что ты перечислила, но все же думаю, что ты пессимистично настроена.
– Я знаю, Локлейн, извини. Но с тех самых пор, ну, за последние восемь месяцев, каждый раз, как я начинаю видеть свет в конце тоннеля, что-то обязательно омрачает наше и без того нелегкое положение.
Локлейн притянул ее к себе и нежно поцеловал, убирая с ее виска выбившуюся прядь волос.
– Я верю, что ты права, и сделаю все, как скажешь, дорогая. Но будем надеяться, что это лишь в твоем больном воображении.
Он знал, что она не спит так хорошо, как спала до отъезда в Дублин. И хотя она ничего не говорила о своих кошмарах, даже когда он требовал, чтобы она с ним поделилась, они были достаточно ужасны, чтобы заставить ее кричать во сне и просыпаться.
– А если это не воображение? – тихо спросила она, глядя на него.
Локлейн прижал ее к себе, положив подбородок ей на макушку.
– Тогда да поможет нам Господь.
Пятнадцатого октября, в особенно дождливый осенний день» Мюйрин почувствовала, что больше не может выносить эту неопределенность. Собрав всех мужчин у картофельных грядок, от которых, как она заметила, начало распространяться зловоние, она приказала им копать.
Когда были выкопаны первые клубни, она с облегчением покосилась на Локлейна. Хотя картофель был довольно мелкий, он, кажется, вполне годился в пищу.
– Слава Богу! – вздохнула она, обнимая его, не думая о том, что их кто-то видит.
Локлейн похлопал ее по плечу и снова принялся копать.
Спустя три дня, когда женщины готовили на кухне обед, вдруг поднялся сильный шум, и Мюйрин тотчас прибежала сюда, бросив свои дела.
– Еще вчера они были годные, а теперь смотрите! – кричала Шерон.
– Патрик, Марк, сейчас же запрягайте двух коней и езжайте в Эннискиллен. Возьмите все деньги, какие есть в моем сейфе. Купите на них как можно больше риса и кукурузы, скорее! – приказала Мюйрин, глядя на черную гниющую массу, просачивающуюся из плетеной корзины на пол.
Локлейн прибежал немного позже, когда, проходя по поместью, услышал визги и вопли. Он сразу не понял, почему все стоят как окаменевшие.
Мюйрин молча показала ему расползающуюся массу, а Локлейн все еще непонимающе таращился на нее.
– Что, черт возьми, это такое? – изумился он.
– Наша картошка.
– О нет, Господи, нет! – Локлейн провел рукой по волосам, в ужасе глядя на то, как все, о чем он мечтал, идет прахом.
Мюйрин покачала головой, выпрямилась и властно окинула комнату взглядом.
– Ладно, а теперь все – на картофельную плантацию, сейчас же! Мужчины будут копать, а женщины – складывать картофель в корзины. И достаньте все ножи, хорошо, Брона? Шерон, освободите все кастрюли, имеющиеся в доме, все лохани для стирки. Нужно выкопать весь картофель и разрезать каждый пополам. Всю хорошую картошку мы сразу же сварим. Надеюсь, ею можно будет питаться несколько дней. Бог знает, что с ней будет, если мы оставим ее в земле. Всю остальную складывайте в лохани для стирки. Мы сварим ее и получим крахмал, который можно будет продать в Эннискиллене.
Все продолжали стоять, молча уставившись в пол, пока Мюйрин не прикрикнула нетерпеливо:
– Давайте же, не стойте! Нельзя терять ни минуты! Мюйрин потянулась за ножом, стремительно вышла из кухни и отправилась выполнять эту невеселую работу. Первую лопату она подняла сама – ее чуть не стошнило от ужасного запаха – и стала протыкать картофель ножом. Через некоторое время к ней присоединился Локлейн и, не сказав ни слова, взял в руки лопату.
Вскоре подошли и остальные и стали копать картофель, резать, складывать в корзины и относить на кухню. Спасти удалось лишь восьмую часть урожая, но даже Мюйрин не была уверена, что эти овощи съедобны.
Она бросила в кипящую воду много соли и попробовала варево.
– Вроде все в порядке, но главное – не переварить. Нужно будет ее кипятить каждый раз, пока мы ее не доедим. Сейчас каждый получит по одной порции, но не больше. Если этот картофель уже заражен, не хватало нам еще и отравиться.
Локлейн согласился с Мюйрин и наблюдал за тем, как подают обед. Это был тоскливый обед, все ели молча и торопливо, зная, что нужно поскорее возвращаться к невеселой работе.
Когда почти все ушли, она сказала Локлейну:
– Мы жалуемся, что та небольшая часть, которую нам удалось спасти, будет выдаваться по порциям в похлебке. А ведь следует благодарить Бога, что хоть что-то удалось спасти. Надеюсь, что мы приготовили достаточно про запас и что удастся отложить еще. А иначе нам предстоит очень нелегкая зима.
Мюйрин пошла в кладовые, чтобы посмотреть, чем они располагают.
– Я знаю, что ты скажешь. Скоро приплывет «Андромеда». Но у них, скорее всего, та же беда. И кроме того, скоро они прекратят плавать, ведь начнется зима. Хорошо, если они сделают еще один рейс. Думаю, не стоит быть уверенными в том, что они помогут нам и в этом году. Да еще и бури участились в последнее время. Так что пора думать, как теперь выходить из положения. Если выдавать еду по порциям, как сейчас, как долго мы протянем?
Локлейн достал маленькую карманную записную книжку и стал быстро записывать какие-то цифры. «У нас еще есть лук, свекла и редька. Если у нас будет овес, рис и кукуруза…»
– Нам нужно позаботиться о молоке и о яйцах. И хоть я выплатила все долги по закладной и даже немного больше, нам все еще нужно выплачивать часть суммы каждый месяц. Перед каким же ужасным выбором я поставлена! Если мы будем есть, то потеряем Барнакиллу. Если же сохраним Барнакиллу, всем придется голодать.
– Я не знаю, что тебе ответить, Мюйрин, – прошептал Локлейн, пытаясь побороть подкатывающую к горлу тошноту.
Это конец, сомнений нет. Любая здравомыслящая женщина смотала бы удочки и сбежала. Мюйрин здесь больше ничего не держало. Все это был просто сон. Он солгал ей, заманил ее сюда, заставил поверить, что сможет вернуть Барнакилле ее былую славу и те безоблачные дни, которые он помнил еще с детства.
Его безумие, амбициозность и желание обладать любимой женщиной привело к тому, что все оказались ни с чем, думал он.