Шеннон Дрейк
Очарованная
Аннотация
Элли Грейсон мечтала написать увлекательный роман с детективным сюжетом и умопомрачительной любовью. Но после того, как ее карету остановил очаровательный разбойник, сама оказалась героиней своих литературных грез. Между молодыми людьми сразу возникает чувство глубокой симпатии. Но Элли — нареченная невеста некоего молодого лорда Ферроу, с которым не намерена связывать себя узами брака, будучи покоренной другим…
Это написано для Линды Хейвуд, Алисы Дин, Полы Майо — и для утреннего кофе на «Карнивал-Прайд»[1]
Пролог
Боже, не храни королеву!
Все-таки перо сильнее, чем меч. Жиль Брендон чувствовал именно это, хотя его пальцы не водили пером, а стучали по клавишам пишущей машинки.
Работая в блаженной тишине, он ощущал свою силу. И, слава богу, работа уже подходила к концу.
Видит бог, он сделал ее хорошо.
Жиль отстучал на машинке последнюю строчку своей статьи и улыбнулся, гордясь собой. «Кто-нибудь сказал бы, что я ухмыляюсь, — весело подумал он. — Но это, наверное, лучшая и самая волнующая вещь из всех, которые я написал».
Он положил напечатанный лист на стол, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и замер на мгновение, любуясь делом своих рук и наслаждаясь этой минутой тишины и своими талантами. Его дом был одним из немногих в Лондоне, стоявших в стороне от оживленных улиц, а потому писателю не мешал шум, который создавали простые горожане, спешившие по своим делам, и стук лошадиных копыт, сопровождавший движение повозок. И, слава богу, ему не досаждали и рев, и отвратительные гудки автомобилей. Шторы из тяжелой плотной парчи, закрывавшие окна, служили преградой для шума. До его слуха не долетал ни один звук с улицы.
Жиль изящным жестом отвел в сторону руку и сказал вслух:
— Да, перо действительно убивает вернее, чем меч.
Конечно, никто не ответил на его слова. Свою жену — да благословит Бог ее и то состояние, которое она принесла ему в приданое, а также робость, которую вызывает у нее его гениальный дар, — он отправил к ее сестре. Такой талант, как у него, требует полного сосредоточения. Тощую старуху экономку он тоже отпустил на этот вечер. Сейчас он был в своей стихии — совершенно один.
Писатель засмеялся и снова заговорил вслух:
— Я один со своими любимыми товарищами — чистым разумом, хитростью и самим собой.
Он почтительно взял со стола отпечатанный лист своего блестящего творения.
— Это взбудоражит толпу! — воскликнул он и фыркнул от смеха.
Он был не вполне уверен, что сам хотел бы находиться среди этих взбудораженных людей. Но ему было приятно осознавать, что он способствует такому волнению. Когда-то над ним слишком часто смеялись. Слишком часто его имени не было в списках приглашенных, когда он явно заслуживал приглашения.
Так пусть теперь те, кто у власти, заплатят за это!
Он с драматической выразительностью прочел заголовок своей статьи:
— «Неужели королевская власть прибегла к услугам хладнокровного убийцы?»
Да, прочтя это, народ на улицах заволнуется. Люди уже подозревают что-то подобное. И неудивительно: те, кто закончил свою жизнь таким печальным образом, боролись за то, чтобы избавить страну от монархии.
Если бы у Жиля были не такие хорошие манеры, он, несомненно, сейчас потирал бы руки от радости.
Писатель встал со стула и огляделся, упиваясь окружавшим его видом, тем, чего он достиг. Как многого он достиг! Какой у него невероятно прекрасный дом! Конечно, дом приобретен с помощью родных жены, но это не важно. Письменный стол у него из самого лучшего вишневого дерева. Лампа на столе куплена у Тиффани. Ковер — роскошный, толстый, привезен со Среднего Востока. Да, он стал богатым, и все это благодаря блеску своего таланта.
Завтра статья будет напечатана.
И к середине завтрашнего дня…
— О господи, я сработал… блестяще! — При всем своем мастерском умении обращаться с английским языком он не смог придумать другого слова.
Вдруг кто-то захлопал в ладоши у него за спиной. Писатель испугался так, что его сердце на мгновение перестало биться, и ошеломленно повернулся на этот звук. Он уже много часов здесь один, кто же?..
В задней части комнаты, в углу, который образовывали стеллажи с книгами, выделялась фигура стоящего человека. Он хлопал не с восторгом, а медленно и ритмично — с насмешкой.
— Вы! — крикнул Жиль. Глаза его сузились от гнева. Он посмотрел на дверь своего кабинета — она была закрыта, как и раньше. Дом был заперт на замок, в этом писатель был уверен. Экономка знала, что он устроит ей хорошую взбучку, если она осмелится выйти из дома, оставив дверь открытой.
Тогда как же?..
— Блестяще, Жиль! Да, просто блестяще! — сказал незваный посетитель.
— Что вы делаете здесь? Как, черт возьми, вы попали в дом?
Посетитель пожал плечами и вышел из тени в круг света, который отбрасывала лампа, горевшая на столе.
Теперь писатель смог разглядеть своего нежеланного гостя. Вдруг Жиль почувствовал неописуемый ужас, хотя и не видел у посетителя оружия. Непонятно, как этот человек проник в дом. Как они очутились здесь наедине в огромном темном мире.
В этом своем убежище он не слышит звуков внешнего мира.
И его тоже никто не может услышать!
— Я служу тому, что считаю лучшим для этой страны, и делаю это хорошо! — стал горячиться Жиль.
— Вы служите только себе, и вы эгоист, — ответил гость. Его крепко сжатые губы медленно изогнулись в лукавой улыбке. — Но сейчас вы окажете стране услугу гораздо большую. В конце концов, вы сами писали, что мы все должны приносить жертвы.
Глаза Жиля Брендона широко раскрылись.
И только теперь он увидел в руках незнакомца оружие.
— Нет! — закричал Жиль.
— Вы послужите своей стране, и я обещаю вам, что похвала, которую произнесут в вашу честь, будет… блестящей.
«Борись!» — сказал себе Жиль.
Он был крупным мужчиной, но, к сожалению, не обладал быстрой реакцией.
Он едва замечал, в какой именно момент враг подавлял его слабые попытки защититься. Он даже не чувствовал боли.
Но свой собственный ужасный крик он услышал.
Мысли с безумной скоростью проносились в его голове.
Перо сильнее, чем меч. Но остро наточенный нож в руках сумасшедшего…
Он почувствовал на теле горячие брызги — капли собственной крови. Темнота, окружавшая маленькое светлое убежище, в центре которого стоял его стол, стала поглощать свет. Она затуманила его глаза серой тенью. А потом…