не менее…
– Что-то случилось? – Осторожно спросила Мария.
– Да-да. – Кивнул Моисей. – И много, что случилось. Мне только сегодня пришло письмо из Лионеса, от Бенечки, это внучатый племянник Соломона Райя, такой замечательный мальчик! Правда, мальчику уже сорок восемь лет, но для нас он-таки мальчик, и тут уж ничего не поделаешь… Спроси его светлость, девочка, готов ли он дать мне его уши, чтобы я уже мог ему кое-что сказать.
Гэбриэлу понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя и кое-как, но определиться с тем, что следует делать. Марчелло очень ему помог, вполголоса рассказывая ему различные случаи из своих воспоминаний об Италии, Испании и Аквитании. Графу Валенскому было очень тяжело, но при людях, вассалах и подданных своих отца и брата, он не мог выказывать слабость. Ему скорее простили бы жестокость, но слабость – никогда, и Гэбриэл знал это не хуже брата, познал этот жестокий закон стаи еще в Конюшне. Поэтому часть своего ужаса он вложил в грязную ругань – что ему, он бандит и неуч! Простят! – и грубость. Преступника заковали в кандалы и вывезли с подворья в клетке, как зверя. Вдобавок, клетка не давала людям дотянуться до него, а бросать камни не давала стража – главным образом потому, что большая часть камней в стражу же и летела. Громко рявкнув, что судьбу негодяя будет решать сам его высочество, Гэбриэл толпу слегка утихомирил, люди почитали принца Элодисского и верили в его правосудие… Правда, кто-то попытался посетовать на милосердие его высочества, а преступник-то милосердия не заслуживает!
– Он вообще ничего человеческого не заслуживает. – Отрезал Гэбриэл. – Все, что нормальному тупому душегубу полагается, для него – слишком мало. В Гранствилле его высокопреосвященство гостит, вот они с его высочеством и решат, как наказать эту погань. Мне только одно в голову приходит: башку ему оторвать. Но этого ему недостаточно!
– Сжечь его! – раздались крики, причем в основном, как ни странно, женские. – На кол его и подпалить снизу! Пусть коптится живьем!
– В «железную деву» его!
– Разорвать его конями на части!
– Собакам бросить!
– Свиньям лучше!
Под эти пожелания и предложения телега с клеткой, влекомая парой трудолюбивых мулов, и окруженная стражей, тронулась в сторону Гранствилла. Гэбриэл и граф Малого Города возглавили процессию. Последний всю дорогу жаловался на эту ситуацию вообще и трудности последних недель – в частности. Налетов на деревни больше нет, спасибо Хлорингам и отдельное – мастеру Грэю, но частные неприятности постоянно случаются. Там девочку убьют, изнасиловав, там мальчика тому же подвергнут, там группу лесорубов перебьют, там еще какая напасть.
– А то еще скотину перережут, прямо нелюди какие-то, право-слово. И бросят, да еще так пакостно, с членовредительством, с глумлением непотребным, так, что и смотреть-то тяжко. И все списывается на то, что это вообще в природе полукровок: вот так поступать. Очень, очень неприятно, и в ваш огород камень тоже… Я человек прогрессивных взглядов, всех под одно лекало не подгоняю, но черни-то не объяснишь. Чернь – она чернь и есть, тупая, несознательная, злорадная и пакостная. Сервам и вилланам, им даже нравится, что есть кто-то хуже них, они так себя начинают даже людьми ощущать. А там, глядишь, и до бунта созреют. Им только дай волю, только позволь голову поднять, тут же начинают права качать. А ведь их единственное право: послушание, трудолюбие и труд, так не нами заведено, а от века идет.
– Его высочество говорит, – попробовал возразить Гэбриэл, – что это от безграмотности…
– Их высочество – человек высоких идеалов и огромной души, человек не нашего времени, а времен Второго Пришествия, житель Града Божия, не нашей юдоли слез. – Вздохнул граф. – Я сам, лично, обнажу меч в его славу и защиту, и жизнь за него отдам, и любой в Пойме сделает это, не колеблясь. Их высочество верит в людей… в истину, в идеалы… Храни его, Господь! Хочется, ваше сиятельство, хочется верить и мне, но с каждым годом вера эта истончается и истончается, и остались от нее пара клочков, и те – тоньше тумана утреннего. Вот сегодняшнее чудовищное злодейство: как уложить его в наши представления о людях? Кто человек сей есть: сумасшедший? Чудовище? Монстра лютая? Нет, соседи говорят: шибко пьет, жену и дочку лупит, но в иных злодействах не был уличен, да и разумом крепок. Даже во хмелю. Ленив, правда, и празден, живет с того, что дочь зарабатывала шитьем и вязанием, да с огорода, в котором тоже женщины его работали. А жена его?.. Тоже женщина праздная и сильно пьющая, но нормальная, даже набожная. Разумеется, байстрюку своему они были не рады, и даже пытались дочь из дома выгнать, я приезжал лично, разбирался, успокаивал. Обещал помощь. Но чтобы так вот, кому в голову-то придет?
– Да. – Кивнул Гэбриэл. И подумал про Доктора. В Садах Мечты огня практически нигде не было… Особенно там, где находились их рабы. У них вообще не было доступа ни к огню, ни к какому-никакому оружию. Но если бы был – что остановило бы эту пучеглазую мразь от подобного поступка? Да ничто. «Вот это и есть настоящее зло. – Подумалось ему. – Не драконы, которых можно убить, и которых сразу видно, не вампиры, не тролли рыжие даже. Зло – это то, что в башке вот у этих тупых уродов, которые даже не понимают, какое они зло. Он вон сидит в клетке, его везут на суд и казнь, но что ему нужно?.. Он кается, просит прощения, милосердия, может, бравирует своим злодейством и глумится над своими стражниками, или объясняется, оправдывается? – нет! Он просит «Христа ради» опохмелиться, а то трубы горят! И в его плаксивой просьбе святая уверенность, что его понимают и обязательно сжалятся и дадут.
– Если какая-нибудь «лядь, – повысил он голос, чуть развернув коня, – поднесет ему выпить, хоть каплю, я лично эту суку на ближайшей осине повешу. Два раза повторять не буду. – Он рискнул и посмотрел на преступника. Обычный, пьяненький, не особенно могучий персонаж, даже не урод, рожа обычная, не злодейская. Довольно опрятный, не оборванец, не жак какой-нибудь. Бритый. Если не считать синяков, разбитой губы и сбитых костяшек пальцев, да беспорядка в одежде, приличный горожанин. Снаружи. А внутри – тварь, которая убила собственного внука. Чудовищно, нереально чудовищно и жестоко убила. И как их опознаешь, как отличишь одного от другого?! Эльфы и не пытаются. – Подумалось Гэбриэлу. Да и сами люди – не могут. И придумывают собственные способы, по мере своего разумения и возможностей. Кто приписывает самое страшное зло