Гвианские саванны
Степная собака, колючие крысы, древесные жабы и саки
Через три дня после возвращения с реки Коппенаме мы, запасшись провизией, снова прошли каналом. На этот раз свернули в реку Суринам, повернули вправо и пошли вверх по широкой реке к устью реки Пара. Я так наелся за вторым завтраком, что задремал.
Когда я проснулся и осмотрелся, ожидая, что мне предложат выпить чайку, оказалось, что яхта все еще пыхтит вверх по могучей реке. Посмотрев на карту, мы решили, что устье Пары должно быть недалеко от Парамарибо; мы уже отошли от города довольно далеко. Подошли поближе к берегу и, заметив двоих чернокожих, которые сидели на берегу, крикнули:
— В какой стороне река Пара?! Оба мигом вскочили и заорали:
— Там!
При этом один показывал правой рукой вверх по течению, второй — левой вниз по течению. Затем они свирепо уставились друг на друга, а спустя минуту заспорили, как две сороки. Мы оставили их и пошли дальше.
В следующей паре, которая нам попалась, очевидно, оба были глухи как пробки, но, сообразив, что нам от них что-то нужно, они позвали удивительно приятного чернокожего молодца, который согласился за бесплатный проезд и бутылку пива показать нам дорогу. Нам пришлось повернуть обратно — джентльмен-левша оказался прав, и мы поплыли обратно к Парамарибо, в итоге к четырем часам оказавшись в двух милях выше канала; день выдался на редкость неудачный.
Удовольствие, которое получаешь при ловле животных, наполовину состоит в том, что можно отправиться, куда глаза глядят и привыкаешь пускаться в путь, не ведая пункта назначения и не зная, как туда добраться. Достойно удивления, как легко находишь дорогу в любой точке подлунного мира, если только там нет дорожных указателей и безмозглых идиотов, которые сбивают вас с пути. Возьмите булавку и воткните наугад в карту Африки, Азии или Южной Америки, и, я уверяю вас, вы без особых трудностей доберетесь до этого места, при условии, что ни у кого не станете спрашивать дорогу и что у вас есть время. Когда вы решаетесь довериться звездам, водопадам и рекам, у вас гораздо меньше шансов заблудиться, чем при пользовании картами.
Тем не менее наш новый друг помог нам отыскать устье реки Пара, и я должен сказать, что мы не виноваты, проворонив его: оно всего раза в два шире нашей лодки и подходит к реке Суринам под острым углом — ни дать ни взять, еще один заливчик в мангровых зарослях. Стоит войти в устье, как причудливая река значительно расширяется. Мы высадили нашего лоцмана у моста в полумиле вверх по течению. При этом врезались в причал и сломали пополам единственный якорь, но наш лоцман выкарабкался благополучно на безопасное место, сжимая в кулаке нашу «благодарность» с бутылкой пива в придачу, и приветливо помахал нам на прощание.
Следующие три дня мы провели, путешествуя по местности, которая соответствует моему представлению о рае больше, чем любое другое место на земле. Коппенаме была, бесспорно, прекрасна, но для описания Пары просто нет слов. И вся эта красота менялась, не успевая наскучить, не реже, чем за полдня пути. Низовья довольно густо заселены мелкими местными фермерами, но, как только минуешь земледельческий район, тяготеющий к Парамарибо, начинается нетронутая первозданная страна, мелкие фермы исчезают, и только изредка попадаются деревушки местных жителей, которые живут на реке и ничем не связаны с внешним миром на суше. Они не искажают красоту природы; скорее они ее подчеркивают, возле них всегда есть крохотные заливчики, сплошь покрытые ковром розовых, желтых и белых водяных лилий, по берегам которых в живописном беспорядке разбросаны маленькие лодки-долбленки.
Река в самых широких местах не превышала ширины нашего «флота» более чем в три раза; частенько она сужалась настолько, что мы едва протискивались вперед. Вода здесь была такая, какую в Гвиане обычно называют «речная вода». Нам никто не верит, когда мы говорим, что эта вода в речушках цвета темного ореха, как шерри, а местами даже густого цвета красного вина. И все же это так: вода крепко настояна на соках растений. Поэтому в таких реках можно видеть отражения, каких вы никогда не увидите в других водах. Взгляните в черное зеркало — если таковое найдете! — и вам станет понятно, что я хочу сказать.
Мы поднимались вверх по природному каналу, обрамленному зарослями арумов, о которых я уже упоминал, чьи прямые, как у гигантских злаков, стебли кончались пучком громадных сердцевидных, похожих на ревень листьев. Позади поднималась чаща самых разнообразных деревьев. Тут было множество акаций, у одних листья напоминали изумрудные страусовые перья, у других — желтые веера; были пальмы всех форм и очертаний; были деревья и с мелкими, круглыми, блестящими листочками, и с длинными тонкими листьями яблочно-зеленого цвета, и с серебристо-голубыми, покрытыми пушком. Все это было переплетено гирляндами висячих растений с естественными корзинами, с которых свешивались орхидеи. И повсюду на нашем пути гнездились бесчисленные полчища птиц. На стеблях тростника балансировали нелепые бурые выпи, нависающие над водой сухие сучья облюбовали сверкающие бирюзовые зимородки, которые встречали нас хохотом, а между лианами пробирались птицы густо пурпурного цвета, раскрывая веером широкие хвосты.
Из реки Пара мы повернули в небольшой приток, называемый Коропайнкрик. Здесь природа буквально ошеломила нас красотой. Все мы, даже прозаически настроенный Андре и простодушный, улыбчивый Ричи, стояли, раскрыв рты: перед нами было потрясающее зрелище. Русло оказалось лишь немногим шире нашей спаренной «флотилии», и на берегах не было видно ни одного поселка. Берега словно сомкнулись над нами, ветви деревьев переплетались у нас над головой, и солнце пронизывало зеленые своды узкими стрелами лучей. «Черные» воды были так спокойны и недвижимы, что, глядя вперед, на яркую мозаику из света и тени, невозможно было различить, где кончается реальный мир и начинается отражение. Мы сделали несколько фотографий и до сих пор сами не можем разобрать, где верх, а где низ — настолько совершенно отражение. Мы плыли по сути дела через лес, и блестяще-черная, как тушь, вода пробиралась дальше, разливаясь между стволами деревьев, видных сквозь прибрежный тростник.
По туннелю, крытому арочным сводом резной филигранной зелени, порхали бабочки невиданной величины, их переливающиеся крылья вспыхивали, как фейерверки; по воде плыли клумбы желтых кувшинок; голубые и кроваво-алые орхидеи пышными каскадами спускались к воде; бледно-зеленые листья, раскрытые, как ладони, каждым «пальчиком» впивали прохладную свежесть, восходящую от зеркальной глади вод. Стаями проносились зеленые попугаи с огненными грудками и желтыми спинками, а пунцовые стрекозы, мерцая зелеными крыльями, плясали в солнечных лучах на фоне ровного, как бархат, изумрудного мха, который широкими покрывалами драпировал темные стволы деревьев. И все это буйство красок, безумие немыслимых форм и прихоти играющего света — все сливалось в единой поразительной гармонии и совершенстве, какие может создать лишь тропическая природа.