на чем сосредоточиться.
– Вода тоже скоро нагреется. Тебе не холодно? Можно притащить одеял. Ты на меня точно не обижаешься? Хочешь, вернемся?
– Хватит. – Я взяла его за обе руки и развернула лицом к себе. – Иди к Кострову прямо сейчас. Неизвестно, что хуже – твоя злость или то, как ты накручиваешь себя.
– Ты, Витя, как всегда, голос разума. – Он ласково погладил меня по щеке. – Если я пойду к Кострову, это может затянуться на час или больше, а как ты будешь здесь одна?
– Обо мне не беспокойся. Лягу на диване и попробую поспать.
Ложиться после его ухода я не стала. Разморозила в микроволновке картошку фри, бросила на горячую сковородку и хорошенько обжарила. Готовил обычно Макс. Теперь заниматься этим предстояло мне.
Запах жареной картошки растекся по дому и согрел его быстрее, чем батареи. В этом доме прошло детство Артёма. Сложное, несвободное, горькое. И все его внутренние демоны, черти и маленькие бесенята были родом именно из этих стен.
В этом доме к нему время от времени возвращалось заикание, снились дурные сны, а лишний раз подниматься на самый верх, в студию отца, он и вовсе избегал.
Однажды в октябре я поднялась в его старую детскую, чтобы взять настолку. Открыла дверь, и в сером сумраке комнаты вдруг увидела силуэт сидящего на полу мальчика с виолончелью на коленях. Я тут же щелкнула выключателем. Вспыхнул свет – и мальчик исчез. Но это видение в дальнейшем преследовало меня всякий раз, стоило заглянуть в ту комнату.
Лучше всего участок Кострова был виден из кабинета на третьем этаже. Летом оттуда отлично просматривался двор со множеством невысоких построек, извилистые дорожки и цветники, но теперь сквозь густую метель возможно было различить только высокую черную громадину дома с десятком размазанных, словно на картине импрессионистов, бледно-желтых окон. За одним из них решалась наша судьба.
Я ничего не понимала в денежных делах Артёма и никогда не задумывалась об их важности. Как-то Макс пытался объяснить мне, что с Костровым ссориться не стоит, ведь от него зависит их благополучие. В тот момент подобные рассуждения показались мне слишком практичными и меркантильными, сейчас же стало ясно, о чем он говорил. Какой вообще смысл в побеге, если нам не на что будет жить?
У меня самой не было ни денег, ни связей. И все, что я умела, – это только хорошо учиться, слушаться и немного думать.
Взгляд скользнул по освещенной мутными фонарями дороге перед домом, снег в их свете искрился, и казалось, будто с неба сыплется звездная пыль.
И тут, прямо напротив нашего дома, неподалеку от одного из столбов, я заметила темные очертания человеческой фигуры. Быть может, это было только плодом моего воображения, но создавалось ощущение, что этот человек стоит и смотрит прямо в наши окна.
Отчего-то мне представилось, что это Макс. Одинокий, замерзший, оставшийся без крыши над головой.
Я быстро погасила свет, чтобы получше рассмотреть его, но человек исчез. А может, его и не было вовсе.
Глава 23
Тоня
Больницы и морги обзванивал Марков. Я не могла.
А он умел разговаривать взрослым, требовательным тоном, без эмоций и колебаний. В эти моменты его мальчишеское лицо делалось решительным и чересчур серьезным.
В принципе, с Марковым можно было иметь дело, только требовался особый подход: не спорить и не ставить под сомнение его слова.
После возвращения от Лиды я сама позвонила ему и попросила помочь. А Герасимов пришел за компанию. В последнее время они повсюду таскались вместе. Постоянно препирались, ссорились, но расстаться не могли.
Устроились в гостиной. В одном кресле расположился Марков с телефоном и блокнотом, а в другом – Герасимов с моим ноутбуком, где искал номера моргов и больниц.
Я села напротив них на диване и, когда Марков дозванивался до очередной больницы, чтобы не слышать разговор, зажимала уши ладонями и сначала смотрела на выражение его лица, а потом уже убирала руки и спрашивала: «Ну, что?»
Номера телефонов закончились через два часа. Амелина нигде не было.
Отложив блокнот, Марков подвел итог:
– Либо он жив, либо валяется дохлый в каком-нибудь сугробе.
Я кинула в него подушкой.
– Сейчас же замолчи! Когда тебя искали, мы до конца верили, что ты живой. Так что раз его в больницах нет, то о плохом я отказываюсь говорить.
– Давай-ка еще раз по порядку. Что мы имеем? Сначала он поехал в клуб, потом повез картину, после сорвался из-за тревожного звонка и рванул на вокзал. Расписание электричек просто так не просматривают. Давай думай, Осеева, куда он мог поехать по первому же звонку?
– Я больше не могу думать. Мне приходит в голову только деревня. Но лишь потому, что в прошлый раз он уехал туда. Сейчас дом продается. Да и звонить оттуда некому.
Марков протянул Герасимову блокнот.
– Записывай. Вариант номер один – дом в деревне. И припиши: проверить. Идем дальше.
– Если бы с домом что-то случилось, он бы обязательно написал мне. – В этом я не сомневалась.
– Значит, речь о каком-то секрете? – Стекла очков Маркова многозначительно блеснули.
Признавать это было неприятно, но пришлось:
– Видимо, да.
– Вычеркни дом, – велел Марков Герасимову. – Так… А какие секреты у него могли бы быть?
– Если бы Осеева знала, то это уже не было бы секретом, – сказал Герасимов.
– Главный секрет Амелина от меня в том, что он тайком прикармливает своих демонов, – глубокомысленно озвучила я вслух свои размышления.
– Чего? – Лицо Герасимова вытянулось. – Каких еще демонов?
– Демонов саморазрушения.
– Говори человеческим языком, – потребовал Марков.
– Это когда человек делает вещи, заранее зная, что ему от них будет плохо, но не может не делать, потому что от мыслей и переживаний ему еще хуже.
– Да ладно? – Герасимов брезгливо поморщился.
– Ты о наркотиках? – осторожно предположил Марков.
– Да нет же! Подождите… Кажется, я догадываюсь, в чем дело.
Стоило только допустить эту мысль, как в памяти мигом всплыл неотвеченный звонок в тот день, когда мы встречались с Кацем. А сколько таких звонков могло быть? А если она ему еще и писала?
– Думаю, нужно найти Милу.
– Ну вот и хорошо. – Марков довольно потер колени. – Записывай, Герасимов.
– Но ее новый адрес знают только подружки, а я с ними в контрах.
– Есть два надежных способа узнать у человека любую информацию, – поучающим тоном произнес Марков. – Первый – запугать, а второй – подкупить. Первый может обернуться неприятностями, а вот второй безопасен ровно настолько же, насколько и эффективен. У тебя