Трудные мои завязки —
Есть служанка – подсобит!
А плясать – пляши с опаской,
Пол поклонами пробит!
Хочешь в пляс, а хочешь в лежку, —
Спору не встречал никто.
Тесные твои сапожки?
Две руки мои на что?
А насытила любовью, —
В очи плюнь, – на то рукав!
Не судить: одно условье.
Не платить: один устав.
28 июня 1920
“Уравнены: как да и нет…”
Уравнены: как да и нет,
Как черный цвет – и белый цвет.
Как в творческий громовый час:
С громадою Кремля – Кавказ.
Не путал здесь – земной аршин.
Все равные – дети вершин.
Равняться в низости своей —
Забота черни и червей.
В час благодатный громовой
Все горы – братья меж собой!
Так, всем законам вопреки,
Сцепились наши две руки.
И оттого что оком – желт,
Ты мне орел – цыган – и волк.
Цыган в мешке меня унес,
Орел на вышний на утес
Восхитил от страды мучной.
– А волк у ног лежит ручной.
<Июнь – июль 1920>
Ex-Ci-Devant[38]
(Отзвук Стаховича)
Хоть сто мозолей – трех веков не скроешь!
Рук не исправишь – топором рубя!
О, откровеннейшее из сокровищ:
Порода! – узнаю Тебя.
Как ни коптись над ржавой сковородкой —
Всё вкруг тебя твоих Версалей – тишь.
Нет, самою косой косовороткой
Ты шеи не укоротишь.
Над снежным валом иль над трубной сажей
Дугой согбен, всё ж – гордая спина!
Не окриком, – всё той же барской блажью
Тебе работа задана.
Выменивай по нищему Арбату
Дрянную сельдь на пачку папирос —
Всё равенство нарушит – нос горбатый:
Ты – горбонос, а он – курнос.
Но если вдруг, утомлено получкой,
Тебе дитя цветок протянет – в дань,
Ты так же поцелуешь эту ручку,
Как некогда – Царицы длань.
Июль 1920
“И если руку я даю…”
И если руку я даю —
То погадать – не целовать.
Скажи мне, встречный человек,
По синим по дорогам рек
К какому морю я приду?
В каком стакане потону?
– Чтоб навзничь бросил наповал —
Такой еще не вырос – вал.
Стакан твой каждый – будет пуст.
Сама ты – океан для уст.
Ты за стаканом бей стакан,
Топи нас, море-окиян!
А если руку я беру —
То не гадать – поцеловать.
Сама запуталась, паук,
В изделии своих же рук.
– Сама не разгибаю лба, —
Какая я тебе судьба?
<Июль 1920>
“Сколько у тебя дружочков…”
– Сколько у тебя дружочков?
Целый двор, пожалуй?
– После кройки лоскуточков,
Прости, не считала.
– Скольких перепричащала?
Поди, целый рынок?
– А на шали бахроминок,
Прости, не считала.
– А сердца покласть в рядочек —
Дойдешь до Китая?
– Нынче тиф косит, дружочек!
Помру – сосчитаю.
Две руки – и пять на каждой —
Пальчиков проворных.
И на каждом – перстенечек.
(На котором – по два.)
К двум рукам – все пальцы – к ним же
Перстеньки прибавить —
Не начтешь и пятой доли
<Всех>, кого любила!
<Июнь – июль 1920>
“Ветер, ветер, выметающий…”
Ветер, ветер, выметающий,
Заметающий следы!
Красной птицей залетающий
В белокаменные лбы.
Длинноногим псом ныряющий
Вдоль равнины овсяной.
– Ветер, голову теряющий
От юбчонки кружевной!
Пурпуровое поветрие,
Первый вестник мятежу, —
Ветер – висельник и ветреник, —
В кулачке тебя держу!
Полно баловать над кручами,
Головы сбивать снегам, —
Ты – моей косынкой скрученный
По рукам и по ногам!
За твои дела острожные, —
Расквитаемся с тобой, —
Ветер, ветер в куртке кожаной,
С красной – да во лбу – звездой!
<Июль 1920>
“Не хочу ни любви, ни почестей…”
Не хочу ни любви, ни почестей:
– Опьянительны. – Не падка!
Даже яблочка мне не хочется
– Соблазнительного – с лотка...
Что-то цепью за мной волочится,
Скоро громом начнет греметь.
– Как мне хочется,
Как мне хочется —
Потихонечку умереть!
<Июль 1920>
“Смерть – это нет…”
Смерть – это нет,
Смерть – это нет,
Смерть – это нет.
Нет – матерям,
Нет – пекарям.
(Выпек – не съешь!)
Смерть – это так:
Недостроенный дом,
Недовзращенный сын,
Недовязанный сноп,
Недодышанный вздох,
Недокрикнутый крик.
Я – это да,
Да – навсегда,
Да – вопреки,
Да – через всё!
Даже тебе
Да кричу, Нет!
Стало быть – нет,
Стало быть – вздор,
Календарная ложь!
<Июль 1920>
“Ты разбойнику и вору…”
Ты разбойнику и вору
Бросил славную корону,
Предку твоему дарованную
За военные труды.
Предок твой был горд и громок, —
Правнук – ты дурной потомок.
Ты разбойнику и вору
Отдал сына дорогого,
Княжью кровь высокородную.
Бросил псам на площади.
Полотенцем ручки вытер...
– Правнук, ты дурной родитель.
Ты разбойнику и вору
Больше княжеской короны
Отдал – больше сына! – сердце,
Вырванное из груди.
Прадед твой гремит, вояка:
– “Браво! – Молодцом – атака!”
<Июль 1920>
“Я вижу тебя черноокой, – разлука…”
Я вижу тебя черноокой, – разлука!
Высокой, – разлука! – Одинокой, – разлука!
С улыбкой, сверкнувшей, как ножик, – разлука!
Совсем на меня не похожей – разлука!
На всех матерей, умирающих рано,
На мать и мою ты похожа, – разлука!
Ты так же вуаль оправляешь в прихожей.
Ты Анна над спящим Сережей, – разлука!
Стрясается – в дом забредешь желтоглазой
Цыганкой, – разлука! – молдаванкой, – разлука!
Без стука, – разлука! – Как вихрь заразный
К нам в жилы врываешься – лихорадкой, – разлука!
И жжешь, и звенишь, и топочешь, и свищешь,
И ревешь, и рокочешь – и – разорванным шелком —
– Серым волком, – разлука! – Не жалея ни деда, ни внука, —
разлука!
Филином-птицей – разлука! Степной кобылицей, – разлука!
Не потомком ли Разина – широкоплечим, ражим, рыжим
Я погромщиком тебя увидала, – разлука?
– Погромщиком, выпускающим кишки и перины?..
Ты нынче зовешься Мариной, – разлука!
Конец июля 1920
“Другие – с очами и с личиком светлым…”
Другие – с очами и с личиком светлым,
А я-то ночами беседую с ветром.
Не с тем – италийским
Зефиром младым, —
С хорошим, с широким,
Российским, сквозным!
Другие всей плотью по плоти плутают,
Из уст пересохших – дыханье глотают...
А я – руки настежь! – застыла – столбняк!
Чтоб выдул мне душу – российский сквозняк!
Другие – о, нежные, цепкие путы!
Нет, с нами Эол обращается круто.
– Небось, не растаешь! Одна – мол – семья! —
Как будто и вправду – не женщина я!
2 августа 1920
“И вот исчез, в черную ночь исчез…”
И вот исчез, в черную ночь исчез,
– Как некогда Иосиф, плащ свой бросив.
Гляжу на плащ – черного блеска плащ,
Земля <горит>, а сердце – смерти просит.
Жестокосердый в сем году июль,
Лесною гарью душит воздух ржавый.
В ушах – туман, и в двух шагах – туман,
И солнце над Москвой – как глаз кровавый.
Гарь торфяных болот. – Рот пересох.
Не хочет дождь на грешные просторы!
– Гляжу на плащ – светлого плеску – плащ!
Ты за плащом своим придешь не скоро.
<Начало августа 1920>
“И вот исчез, в черную ночь исчез…”
Июнь. Июль. Часть соловьиной дрожи.
– И было что-то птичье в нас с тобой —
Когда – ночь соловьиную тревожа —
Мы обмирали – каждый над собой!
А Август – царь. Ему не до рулады,
Ему – до канонады Октября.
Да, Август – царь. – Тебе царей не надо, —
А мне таких не надо – без царя!
<Август 1920>
“.... коль делать нечего…”
.... коль делать нечего!
Неужели – сталь к виску?
В три вечера я, в три вечера
Всю вытосковала – тоску.
Ждала тебя на подоконничке
– Ревнивее, чем враг – врага. —
Легонечко, любовь, легонечко!
У низости – легка нога!
Смотри, чтобы другой дорожкою
Не выкрался любовный тать.
Бессонная моя душа, сторожкая,
За молодость отвыкла спать!
Но все же, голубок неласковый,
Я в книжицу впишу Разлук: