Покидаем вскоре!
Есть на свете три свободы:
Песня – хлеб – и море...
4. “Там, на тугом канате…”
Там, на тугом канате,
Между картонных скал,
Ты ль это как лунатик
Приступом небо брал?
Новых земель вельможа,
Сын неземных широт —
Точно содрали кожу —
Так улыбался рот.
Грохнули барабаны.
Ринулась голь и знать
Эту живую рану
Бешеным ртом зажать.
Помню сухой и жуткий
Смех – из последних жил!
Только тогда – как будто —
Юбочку ты носил...
5. (моряки и певец)
Среди диких моряков – простых рыбаков
Для шутов и для певцов
Стол всегда готов.
Само море нам – хлеб,
Само море нам – соль,
Само море нам – стакан,
Само море нам – вино.
Мореходы и певцы – одной материи птенцы,
Никому – не сыны,
Никому – не отцы.
Мы – веселая артель!
Само море – нам купель!
Само море нам – качель!
Само море – карусель!
А девчонка у нас – заведется в добрый час,
Лишь одна у нас опаска:
Чтоб по швам не разошлась!
Бела пена – нам полог,
Бела пена – нам перинка,
Бела пена – нам подушка,
Бела пена – пуховик.
6. (певец – девушкам)
Вам, веселые девицы,
– Не упомнил всех имен —
Вам, веселые девицы,
От певца – земной поклон.
Блудного – примите – сына
В круг отверженных овец:
Перед Господом едино:
Что блудница – что певец.
Все мы за крещенский крендель
Отдали людской почет:
Ибо: кто себя за деньги,
Кто за душу – продает.
В пышущую печь Геенны,
Дьявол, не жалей дровец!
И взойдет в нее смиренно
За блудницею – певец.
Что ж что честь с нас пооблезла,
Что ж что совесть в нас смугла, —
Разом побелят железом,
Раскаленным добела!
Не в харчевне – в зале тронном
Мы – и нынче Бог-Отец —
Я, коленопреклоненный
Пред блудницею – певец!
7. “Хоровод, хоровод…”
– Хоровод, хоровод,
Чего ножки бьешь?
– Мореход, мореход,
Чего вдаль плывешь?
Пляшу, – пол горячий!
Боюсь, обожгусь!
– Отчего я не плачу?
Оттого что смеюсь!
Наш моряк, моряк —
Морячок морской!
А тоска – червяк,
Червячок простой.
Поплыл за удачей,
Привез – нитку бус.
– Отчего я не плачу?
Оттого что смеюсь!
Глубоки моря!
Ворочайся вспять!
Зачем рыбам – зря
Красоту швырять?
Бог дал, – я растрачу!
Крест медный – весь груз.
– Отчего я не плачу?
Оттого что смеюсь!
Между 25 мая и 13 июля 1920
<8>. “И что тому костер остылый…”
И что тому костер остылый,
Кому разлука – ремесло!
Одной волною накатило,
Другой волною унесло.
Ужели в раболепном гневе
За милым поползу ползком —
Я, выношенная во чреве
Не материнском, а морском!
Кусай себе, дружочек родный,
Как яблоко – весь шар земной!
Беседуя с пучиной водной,
Ты все ж беседуешь со мной.
Подобно земнородной деве,
Не скрестит две руки крестом —
Дщерь, выношенная во чреве
Не материнском, а морском!
Нет, наши девушки не плачут,
Не пишут и не ждут вестей!
Нет, снова я пущусь рыбачить
Без невода и без сетей!
Какая власть в моем напеве, —
Одна не ведаю о том, —
Я, выношенная во чреве
Не материнском, а морском.
Такое уж мое именье:
Весь век дарю – не издарю!
Зато прибрежные каменья
Дробя, – свою же грудь дроблю!
Подобно пленной королеве,
Что молвлю на суду простом —
Я, выношенная во чреве
Не материнском, а морском.
13 июня 1920
<9>. “Вчера еще в глаза глядел…”
А нынче – все косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, —
Все жаворонки нынче – вороны!
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времен:
“Мой милый, что тебе я сделала?!”
И слезы ей – вода, и кровь —
Вода, – в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха – Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.
Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая...
И стон стоит вдоль всей земли:
“Мой милый, что тебе я сделала?”
Вчера еще – в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал, —
Жизнь выпала – копейкой ржавою!
Детоубийцей на суду
Стою – немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
“Мой милый, что тебе я сделала?”
Спрошу я стул, спрошу кровать:
“За что, за что терплю и бедствую?”
“Отцеловал – колесовать:
Другую целовать”, – ответствуют.
Жить приучил в самом огне,
Сам бросил – в степь заледенелую!
Вот что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе – ясделала?
Все ведаю – не прекословь!
Вновь зрячая – уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.
Само – что дерево трясти! —
В срок яблоко спадает спелое...
– За все, за все меня прости,
Мой милый, – что тебе я сделала!
14 июня 1920
Евреям
Так бессеребренно – так бескорыстно,
Как отрок – нежен и как воздух синь,
Приветствую тебя ныне и присно
Во веки веков. – Аминь. —
Двойной вражды в крови своей поповской
И шляхетской – стираю письмена.
Приветствую тебя в Кремле московском,
Чужая, чудная весна!
Кремль почерневший! Попран! – Предан! – Продан!
Над куполами воронье кружит.
Перекрестясь – со всем простым народом
Я повторяла слово: жид.
И мне – в братоубийственном угаре —
Крест православный – Бога затемнял!
Но есть один – напрасно имя Гарри
На Генриха он променял!
Ты, гренадеров певший в русском поле,
Ты, тень Наполеонова крыла, —
И ты жидом пребудешь мне, доколе
Не просияют купола!
Май 1920
“Где слезиночки роняла…”
Где слезиночки роняла,
Завтра розы будут цвесть.
Я кружавчики сплетала,
Завтра сети буду плесть.
Вместо моря мне – все небо,
Вместо моря – вся земля.
Не простой рыбацкий невод —
Песенная сеть моя!
15 июня 1920
Земное имя
Стакан воды во время жажды жгучей:
– Дай – или я умру! —
Настойчиво – расслабленно – певуче —
Как жалоба в жару —
Все повторяю я – и все жесточе
Снова – опять —
Как в темноте, когда так страшно хочешь
Спать – и не можешь спать.
Как будто мало по лугам снотворной
Травы от всяческих тревог!
Настойчиво – бессмысленно – повторно —
Как детства первый слог...
Так с каждым мигом все неповторимей
К горлу – ремнем...
И если здесь – всего – земное имя, —
Дело не в нем.
Между 16 и 25 июня 1920
“Заря пылала, догорая…”
Заря пылала, догорая,
Солдатики шагали в ряд.
Мне мать сказала, умирая:
– Надень мальчишеский наряд.
Вся наша белая дорога
У них, мальчоночков, в горсти.
Девчонке самой легконогой
Все ж дальше сердца не уйти!
Мать думала, солдаты пели.
И все, пока не умерла,
Подрагивал конец постели:
Она танцовщицей была!
...И если сердце, разрываясь,
Без лекаря снимает швы, —
Знай, что от сердца – голова есть,
И есть топор – от головы...
Июнь 1920
“Руки заживо скрещены…”
Руки заживо скрещены,
А помру без причастья.
Вдоль души моей – трещина.
Мое дело – пропащее.
А узнать тебе хочется
А за что я наказана —
Взглянь в окно: в небе дочиста
Мое дело рассказано.
Июнь 1920
“Был Вечный Жид за то наказан…”
Был Вечный Жид за то наказан,
Что Бога прогневил отказом.
Судя по нашей общей каре —
Творцу кто отказал – и тварям
Кто не отказывал – равны.
Июнь 1920
“Дом, в который не стучатся…”
Дом, в который не стучатся:
Нищим нечего беречь.
Дом, в котором – не смущаться:
Можно сесть, а можно лечь.
Не судить – одно условье,
……………………………..
Окна выбиты любовью,
Крышу ветром сорвало.
Всякому – .... ты сам Каин —
Всем стаканы налиты!
Ты такой как я – хозяин,
Так же гостья, как и ты.
Мне добро досталось даром, —
Так и спрячь свои рубли!
Окна выбиты пожаром,
Дверь Зима сняла с петли!
Чай не сладкий, хлеб не белый —
Личиком бела зато!
Тем делюсь, что уцелело,
Всем делюсь, что не взято.
Трудные мои завязки —