Все исчезло, когда Винсент снова открыл глаза. У него не осталось ничего, кроме темноты и тишины, которая в этой пустой комнате нарушалась только лишь его удушливыми вдохами. Он все еще иногда ночевал здесь, когда приезжал в Чикаго, хотя в доме больше и не было ни электричества, ни мебели. Он ложился на пол и смотрел в белый потолок, время вокруг него застывало, пока он окунался в свои воспоминания. Но сегодня он не был намерен этого делать. Он не мог остаться.
Черного «Chevy Suburban» уже не было, когда Винсент снова вышел на улицу. То место, на котором он был припаркован, теперь пустовало.
* * *
В ту ночь Хейвен просто лежала в своей постели, поскольку ей никак не удавалось заснуть. Хотя на сей раз ей мешали не кошмары, а реальность.
Или то, что, как ей казалось, было реальностью – некоторая ее часть верила в то, что этого не могло происходить на самом деле. Она раздумывала над тем, привели ли к негативным последствиям все те годы, в течение которых она подавляла свои надежды на будущее, или же все это ей попросту снилось.
Всю свою жизнь она принадлежала другим людям, но впервые за все время она почувствовало себя иначе. Суть была не в принадлежности, а в том, чтобы быть частью чего-то. Никогда прежде людей не волновало то, что Хейвен думала или чувствовала, но Кармина это волновало. Он спрашивал ее мнения, и впервые за всю свою жизнь ей хотелось отвечать.
Его поцелуи были невероятными – словно холодная вода со льдом в жаркий день в пустыне. Они будоражили ее, наполняя жизнью, и помогали продолжать двигаться вперед. От него у нее перехватывало дыхание, заставляя при этом испытывать удовлетворенность.
Но все это было неважно, думала она, потому что этого не могло происходить в реальности.
Бросив попытки уснуть, она выбралась на рассвете из постели и направилась вниз. Она была удивлена, когда услышала доносящиеся из гостиной звуки. Доминик лежал на диване, одетый в пижаму, свет был выключен, но телевизор работал. Он сел, когда заметил ее, и похлопал рукой по подушке рядом с собой.
– Присоединяйся.
Она села на диван, сложив руки на коленях.
– Я удивлена тому, что Вы так рано встали.
– Не спалось, – ответил он. – А ты почему встала?
– Та же проблема, – сказала Хейвен. – Подумала, что стоит спуститься вниз и убедиться в том, что в доме все прибрано перед приездом Вашего отца.
– Можешь не спешить, – сказал он. – Сегодня еще только суббота… или, полагаю, сейчас уже воскресенье. Он, вероятно, вернется только лишь через несколько дней.
Она с любопытством посмотрела на Доминика.
– Он часто уезжает.
– Да, и так происходит все время, что я себя помню, – сказал он. – У него всегда имеются какие-нибудь дела вдали от нас.
– Чем он занимается, когда уезжает?
Он сухо рассмеялся.
– Я не знаю, и знать не хочу. Папа перевез нас сюда много лет назад, дабы мы не были частью того, чем он занимается. Он сказал, что хочет для нас нормальной жизни, чтобы мы могли жить, как обычные дети, но, знаешь ли, нет ничего нормального в том, что ты в период взросления ты предоставлен самому себе. И в твоей ситуации тоже нет ничего нормального. Все мы пострадали из-за его дел, и я не переношу мыслей о том, как еще мы могли пострадать, если бы были в курсе того дерьма, которого не знаем.
Она в замешательстве уставилась на него, и он улыбнулся, заметив выражение ее лица.
– Другими словами, twinkle toes[11], меньше знаешь – крепче спишь.
* * *
Винсент положил стодолларовую купюру на блюдо для сбора средств, когда оно дошло до него, и покачал головой, когда его мать отказалась делать то же самое. Она не жертвовала церкви денег уже три года. Ее паранойя, казалось, начала набирать силу приблизительно в то же самое время. Она была уверена в том, что мальчики, прислуживающие в алтаре, воровали деньги, спуская их на наркотики и проституток, даже несмотря на то, что большая их часть еще даже не окончила среднюю школу.
Селия и Коррадо внесли свое пожертвование, и они в четвертом молча сидели на скамье, пока блюдо передавалось в толпе от одного человека к другому. Коррадо, как и обычно, был похож на изваяние, одна лишь его поза вселяла в людей страх, в то время как сестра Винсента была уравновешенной и улыбающейся. Селия была высокой, стройной женщиной с добрым, овальным лицом. У нее были гладкие, черные волосы – темные, словно ночь – и соответствующие им темные глаза.
Сегодня все скамьи были заняты людьми. Винсент осмотрел собравшихся, узнав некоторых из них. На сегодняшней мессе присутствовала большая часть высокопоставленных членов la famiglia, одетых в свои лучшие костюмы и занявших места в передней части церкви. Подобные службы становились для них грандиозным представлением – в один из дней недели они могли похвастаться своими деньгами и сделать вид, что пекутся о благополучии своего округа. Благодаря этому порядочные люди – galantuomini – чувствовали себя защищенными. И для Cosa Nostra было важно иметь поддержку со стороны общества. Существовало куда меньше шансов на то, что люди, которые их уважали – которые им доверяли – предадут их.
После того, как все пожертвования были собраны, собравшиеся направились к алтарю. Люди выстроились в длинную очередь для того, чтобы причаститься, но Винсент остался сидеть на своем месте. Коррадо пристально посмотрел на него, но ничего не сказал, занимая свое место в очереди.
Оставшаяся часть службы пролетела незаметно, все встали во время заключительной молитвы. Закончив, отец Альберто осенил всех крестным знамением.
– Месса окончена. Да пребудет с вами мир.
Они направлялись к выходу, когда отец Альберто произнес имя Винсента. Волосы у него на затылке встали дыбом, пока он оборачивался.
– Да, святой отец?
– Ты пропустил причастие, – сказал отец Альберто с искренним беспокойством на лице. – Ты пропускаешь его уже несколько недель.
В действительности, прошло уже несколько месяцев, но Винсент не стал поправлять священника.
– Я забываю соблюдать пост перед службой.
Отец Альберто знал, что он лжет.
– Церковь всегда открыта. Нет нужды назначать Господу встречу. Он всегда рядом.
– Я знаю, святой отец. Спасибо.
Винсент покинул церковь до того, как отец Альберто успел бы развить эту тему дальше, и присоединился к своей семье на ступенях собора. Коррадо и Селия стояли в стороне вместе, пока Джиа прокладывала себе путь в толпу. Она оказалась в окружении mafiosi, которые слушали ее безумные истории, пока она предавалась воспоминаниям о своем прошлом. Они улыбались и смеялись, поощряя ее продолжать, хотя им всем и было прекрасно известно о том, что она повредилась рассудком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});