ты объяснишь.
Лют поднял с пола высокий термос. И стакан налил.
- Я… не знаю…
- Цисковская сказала, что похоже на отравление, но яд ей не известен… дед очень разозлился.
Я думаю…
- И хотел перевезти тебя к нам, но Цисковская сказала, что нельзя. Связь с местом… это место твоей силы, - Лют наполнил кружку травяным отваром. – И оно тебе помогает.
Дом?
Да, дом мой. И теперь я чувствовала его так, как не чувствовала раньше, весь, от флюгера на крыше, который стоило бы почистить, как и саму крышу, до корней, что опутали фундамент. И до камня, положенного в незапамятные времена в угол. Этот камень до сих пор хранил тепло человеческих рук.
- Поэтому я тут. Я Миру позвоню, что ты очнулась. Там… беспокоятся все. Зар вон за оградой ходит. Свята не спит…
- Извините, - мне стало стыдно.
- Что ты пила? Ела? Кто-то…
- Кто-то, - согласилась я, вспоминая тот мой сон. – Или скорее… нет, что-то – это оскорбительно.
Травы пахли уходящим летом. И я сделала глоток. Зажмурилась. Ромашка. И девясил… девять сил, солнцем согретых, светом напоенных да словом заветным зачарованных. Цисковская и вправду сильна. А еще умела. Даже завидно. И завидую я не силе, а именно этому вот умению, которого у меня нет.
- Я сон видела. И… богиню… ту, что когда-то… у источника, - мне все еще отчаянно не хочется произносить это имя вслух. Будто могу её… призвать? – Она показывала, как погиб город. Тот… это было страшно. Князь, ведьма… любовь. Политика. А в итоге тысячи людей, которые совершенно не при чем… тысячи погибли. И она сказала, что души их не ушли. Что здесь они.
Лют поддерживал кружку. И я была благодарна.
- А потом она дала мне каплю крови. И я проснулась. Стало плохо. Я хотела позвонить, но не смогла добраться до телефона. А ты как здесь оказался?
- Богиня… это многое объясняет. Допивай. Цисковская сказала, что отвар укрепляющий. Что ничего серьезнее она дать не рискнет, потому что нельзя предвидеть, как на тебя повлияет. Вот. А я сейчас.
- Не уходи! – я вдруг испугалась, что он исчезнет.
- Не уйду, - Лют вытащил телефон. – Просто наберу… и скажу, что ты пришла в себя. И что есть хочешь.
- Хочу, - бульон рухнул в никуда и в животе опять было пусто. Разве что в туалет вот захотелось. – Но… я как-нибудь так. Дома в холодильнике… что-то найдется. Я…
Лют приложил палец к губам.
И набрал номер.
Пара слов. И еще пара… и как он умудрился вот так, быстро и сухо все рассказать? У меня вот не вышло бы… в жизни бы не вышло так.
- Тебе надо умыться, - Лют убрал телефон. – Но сначала допить.
- Я… долго тут лежу?
- Три дня, - он ответил далеко не сразу, явно прикидывая, стоит ли говорить правду.
- Три… дня?
- Свята пыталась тебе дозвониться. И Ульяна Цисковская, но ты не брала трубку. Они и пошли смотреть. Когда они успели подружиться?
- Понятия не имею.
- Главное, что войти не сумели. Калитка вросла в забор.
- А она так может?
И по себе чувствую, что может, что еще не так может.
- И плющ поднялся. А это дурной признак.
- Я… не специально.
- Мне через забор лезть пришлось. Хорошо, что ты окно оставила открытым. Я тебя и нашел. Кстати, калитку так и не удалось отворить, как и ворота. Ты бы слышала, как возмущалась Цисковская, когда пришлось ей через забор перебираться. И дверь не открывалась.
- И как она?
- По веревочной лестнице.
Я попыталась представить Цисковскую на веревочной лестнице. И хихикнула. Нет, это… это чересчур.
- Она просила передать, что в следующий раз не полезет.
- Я… извинюсь.
- Обязательно. Она… своеобразная женщина, как и все целители, впрочем, но за тебя переживала. Два дня была рядом… ты силы тянула.
- Я?
Помню что-то такое… помню тепло, которого мне не хватало.
- Из меня сперва, но оказалось, что я не так силен, как думал. Потом из Цисковской… Мир вот отметился. Зар хотел, но Цисковская запретила. Он еще не стабилен, хотя после помолвки стало легче.
Кому?
- Но сила в тебя уходила… - Лют замолчал. – Цисковская потому и сказала, что это не совсем яд… точнее, что не материального плана, что воздействие идет на энергетическом уровне. Теперь, правда, понятно.
- Не мне.
Три дня.
Я… я страшная. Наверняка. Человек, три дня проведший в постели, не может выглядеть свежо… волосы грязные и спутались. Лицо… и пахнет от меня не розами.
- Боги… можно долго спорить о том, что они есть. Кто-то полагает надсуществами, высшими, кто-то – овеществлением энергетического поля планеты… кто-то просто считает, что боги – это боги и не надо выдумывать ничего нового. Главное, что они чересчур велики и могучи, чтобы мир яви выдержал их присутствие.
И потому она существует там?
Вовне?
- Вещи, которые подвергаются воздействию божественной силы, обретают разного рода свойства. И превращаются в могущественные артефакты… или волшебными становятся.
- Вроде станка?
- Именно. Скорее всего этот станок изначально был создан кем-то иным, богом или тем, кто почти достиг божественности.
Вот после трех суток забвения как-то подобное и бредом не звучит.
- Если вспомнить старые легенды, то обнаруживается интересная закономерность. Почти у всех народов есть история о том, как некая дева встретила прекрасного юношу и родила от него дитя, которое уже в младенческие годы явило чудесные способности. И часто в легендах фигурирует некая вещь, доставшаяся младенцу… к примеру чудесный меч или семена древа вечной юности, или венец…
- Или станок?
- Или он. Может, эта её прапрапра… бабка была дочерью человека и того, кто стал богом… говорят, когда мир был моложе, боги могли порой гулять в нем. А может, она сама согрешила, спутавшись с тем, кому не место средь людей, и от него получила дар и сына… но дело в ином.
Мне бы умыться.
В ванну залезть или хотя бы под душ. А я сижу и сказки слушаю.
- Сила, которую обретает младенец, с ним и остается. Ибо помимо дара у него и кровь есть. Та, иная. А вот со взрослыми сложнее. Таких историй немного, но есть… о человеке, который , лежит лежьмя,