огонек.
Безголовый увлек свою спутницу в темноту. Ночь поглотила их безмолвные силуэты.
Цыган еще долго смотрел им вслед. Никого, ничего… Лес прикусил язык – обыкновенно полный неясных шорохов, сейчас он оцепенел. Ни один листочек не вздрагивал, не качалась ни единая ветка. Драго показалось, что он спит наяву. Цыган зачерпнул воды и омыл лицо. Что-то хрустнуло, сбоку булькнуло. По воде разошлись круги. И опять – ничего. Мир стал хрупким и зыбким, намекая на нечто, что еще не пришло, но готово родиться.
Драго вылез на берег и схватился за нож. ЭТИ не шли у него с ума, хотя ОНИ пальцем его не тронули. «А могли бы, разбей их солнце… Все могли бы… И я хорош! Забыл, где нахожусь», – цыган приложился губами к лезвию и прошептал над ним: «Береги меня, как я тебя». Там, где обитают мули, надо быть начеку.
Лес заворочался, заскрипел. Сквозь стволы и кривые ветви полоснула ослепительная голубая вспышка. Драго рухнул на землю, распластался, как зверь, но сияние мгновенно погасло, и тишина…
Тишина. Тишина. Он один. Никого.
И все-таки ОНИ здесь!
Драго весь превратился в чутье – кто? и откуда? Глаз не увидит, ухо не услышит, а чуйка не врет!
Ночные деревья скрывали опасность, а возможно и сами были этой опасностью, участвуя в заговоре, – кто же их знает?
Цыган понял, что окружен.
В тот же миг кто-то резко, надрываясь, закашлял.
«Чур меня, чур!» – цыган повернулся на звук, но опять никого не увидел.
– Ах, вы в прятки играть – не выйдет… – Драго встал с земли и поднял над головой горящую головню. «Огонь от мулей – в пути первое средство», – говорили старики.
Не таясь, но бесшумно цыган двинулся к подножью холма. Он рассчитывал выйти на открытое место, потому что в лесу, а тем более в лесу незнакомом, мули под шумок подберутся – и крышка. Хотя давно бы уже подобрались, если б хотели…
Цыган потемнел лицом. В каждой тени он видел врага и желал лишь того, чтоб его противник появился скорее. Или бы уж вовсе не появлялся!
Вдруг земля под ним задрожала. «Как тогда… еще с Мушей… где мертвый табор… – Драго трижды сплюнул через левое плечо. – Пес бы взял всех мулей на свете! Чего им надо? Бессчастный Руслан… Мягкой ему земли, легкого лежанья». В таборе ни одни поминки не случались без того, чтоб хоть кто-нибудь не вспомнил того Руслана.
Дрожь земли повторилась, ивняк всколыхнулся, почва под ногой поднялась и опала. Как будто внутри нее кто-то прополз – громадный и толстый. Неужели Сап[89]?! И снова кашель. Земля больше не двигалась. Сверху капнуло. Дождь? Цыган подставил ладонь, и вторая капля растеклась на ней темным пятном.
Кровь!
Он не стал смотреть вверх – побежал без оглядки, с треском ломая сухие сучья, и этот предательский гулкий хруст отдавался в его ушах, как нечто ужасное, как хруст настигающей его погони, хотя Драго сам был источником шума.
Наконец, он вырвался на край леса. Дэвлалэ-Дэвла! Мули оккупировали весь холм. Угрюмая равнодушная нежить бродила бесцельно, словно труппа артистов, еще не читавших сценарий пьесы, но уже оказавшихся на подмостках. Между ними сновали духи – мерцающие, расплывчатые. Земной воздух был для них ядовит и, подобно кислоте, разъедал их подвижные плавные контуры. Кто-то тяжко вздыхал из-под взрытого дерна, а другой, забравшись в ольху, трепетал между листьев и веток, словно облако, пролетавшее слишком низко и запутавшееся в пышной кроне.
У цыгана пересохло в горле. Он сжимал рукоятку ножа так крепко, словно намеревался выжать из нее воду.
Мули – это выходцы с того света, гости из Преисподней. Сожженные ведьмы, убитые колдуны… Ни живые, ни мертвые. Чужаки. Нет им покоя ни здесь, ни там.
Драго впервые столкнулся с ними лицом к лицу, и хотя говорят: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать», – это был не тот случай. Мертвец ищет мертвеца – даже среди живых. И когда он приходит, значит, ты уже выбран! Сто раз это было. И сто раз будет…
«Бессчастный Руслан!..»
Мули вывели из рощи коня. Цыган узнал своего тяжеловоза. Значит, он не сбежал, а его захватили!
«Огонь на их головы!» – проклял Драго всю нечистую силу, но факел в руке у него погас, и он выбросил бесполезную теперь головешку.
Мули между тем разбирались с конем. Ломовой упирался, но они все-таки исхитрились подвести его к тому месту, откуда на поверхность долетали глухие вздохи.
Земля вспучилась, как живая. Какое-то время она шевелилась и волновалась, а потом, раззудевшись, вся привскинулась на дыбы и рассыпалась в стороны рыхлыми комьями!..
Точно Сап!
Но это был не Сап.
Тот, кто поднялся, был вроде человека, но здоровый, как медведь, руки – что весла, а широкие плечи удерживали на весу вытянутую лошадиную морду. Тяжеловоз от него отшатнулся. Восставший мертвец с лошадиной головой воинственно заржал. Ломовой не ответил. Тогда муло взял его под уздцы и повел, как на конную – высоко держа ему шею. Ломовой не брыкался – он признал над собой эту жуткую власть, несгибаемую и бездушную, как крещенский мороз.
В этот момент за спиной у Драго выросли две гибкие хищные тени. Они заклубились, дрожа от злости, протянув к цыгану худые руки, но Драго затылком ощутил холодок и вовремя обернулся. Он отскочил, но и мули неожиданно попятились, переглянувшись – словно узнали в цыгане того, кого им запретили трогать. Они тотчас резко сдулись в размерах, но Драго уже бросил камень, инстинктивно подхваченный им с земли. Булыжник насквозь прошил тело призрака, и в воздухе запахло протухшим яйцом.
– Не трожь дерьмо – завоняет. Я и не знал, что про вас поговорка… Эх вы и гадость, – бормотал цыган, возвращаясь к пруду.
У стоянки его уже поджидали. Долговязая тень отделилась от дерева – навстречу Драго. Их разделяло всего ничего. В магическом свете оранжевой луны Драго смог рассмотреть полуночного гостя почти как днем. Это был не призрак, а оживший мертвец: сутулый, тощий, в полуистлевшем сером сюртуке. Лицо цвета воска, щеки запали, а волосы тонкие, как паутина. Одну руку он все время держал за спиной.
Что он там прячет?
Цыган метнулся к горящему костру и, завладев пылающим поленом, решительно выставил его вперед.
– Огонь на твою голову! Убирайся! Иди туда, откуда пришел! – кричал он хрипло. Муло отступил, но всего на три шага, а потом сделал упреждающий знак рукой. Драго остановился, но руки с поленом не опустил. Было видно, что мертвец не струсил перед факелом, хотя близкое пламя заставляло его быть вдвойне осторожным. Он не нападал и не