плечами у него висит карабин.
— Здрасьте! Я Сергей Шмелев, участковый ваш, — по неловким жестам Сереги вижу, что он колеблется, не протянуть ли руку для пожатия, и решает в итоге не протягивать. — Не сочтите за труд, позовите товарища Кедрова. Разговор есть.
— Кедрова здесь больше нет, — медленно, словно взвешивая каждое слово, отвечает встречающий. — Так карта легла, что разошлись наши пути-дорожки. Ты по какому вопросу, участковый? И кого с собой привез?
— А я вас узнал! Вы товарищ Бубновский, Пал Степаныч! — вместо ответа выпаливает Серега. — А меня вы не помните, наверно? Вы старшим оперуполномоченным у нас в отделении служили, когда я стажировку проходил. Ух, товарищи такое о вас рассказывали! В хорошем смысле, конечно. Вы навроде легенды были.
— Я давно порвал с Системой, — в голосе Бубновского не слышится ни малейшей радости от встречи с бывшим коллегой. — Так чего тебе от нас надо, участковый?
— Да вот, товарищу моему нужно с одним вашим пареньком переговорить. С Костей Нифонтовым. В ходе оперативно-розыскных мероприятий возникла такая необходимость.
— Нифонтов что-то натворил?
— Да нет! Что-то знает, скорее. Показания снять надо.
Бубновский молча смотрит на нас, не меняясь в лице.
— Вам если товарищ Кедров дела передал, вы знаете, как все у нас устроено, — торопливо объясняет Серега. — Вы нам — содействие, как говорится, в разных вопросах, и тогда мы вам тоже… не препятствуем, с нефтебазой там, ну и в целом.
Зря Серега взял просительный тон, и не стоит выкать тому, кто тебе тыкает… Эх, Леха бы на его месте покруче завернул. Но ничего не поделаешь, здесь Серега — официальное лицо, а у меня нет никакого статуса.
Бубновский криво усмехается:
— Раз ты так ставишь вопрос, участковый… Вы можете поговорить с Константином, но только в моем присутствии.
Тут уж я вмешиваюсь, наплевав на свой невнятный правовой статус — корочек здесь явно ни с кого не требуют:
— Нифонтов несовершеннолетний, следовательно, беседовать с ним мы имеем право только в присутствии его родителей или опекунов. Участие прочих лиц законом не предусмотрено. Отец мальчика здесь, на острове?
Бубновский хмуро кивает, разворачивается и идет к калитке. Понимайте, мол, как знаете. Но, похоже, некую первичную проверку на вшивость мы прошли. Следуем за ним. Металлическая калитка сама распахивается перед нами — вернее, ее открывает дежурный. Он же потом запирает ее на массивный засов. Это бородатый мужик в камуфле, за плечами у него автомат.
Мы проходим мимо кирпичного ангара, построенного на древнем бетонном фундаменте. Остальная застройка — обычные деревенские дома, некоторые даже с мезонинами, крашенные в легкомысленные цвета. Заборов нет. Куры деловито копаются в земле и не спешат уступать людям дорогу, а из загончика на нас презрительно смотрит жирнющая свинья. Всюду развешаны для просушки сети, распространяя запах рыбы и йода. От дымящей коптильни пахнет так, что сжимается желудок — все-таки Серегины бутеры были давно. Качели, песочница, множество хозяйственных построек и конструкций самого невинного вида.
С первого взгляда поселок не напоминает военный лагерь, но… Тут и там быстрым шагом проходят деловитые мужчины в неизменном камуфляже, некоторые вооружены — даже здесь, внутри периметра. По центру поселка — утоптанная площадка с большим кострищем; по углам четыре столба, на которых закреплены… неужели факелы? Из дома на улицу выбегает девочка лет пяти, за ней тут же бросается женщина, подхватывает на руки, уносит внутрь, тревожно оглядываясь на нас. Других женщин не видать, словно они боятся чего-то… а, нет, показалось. Нам навстречу неспешно шествует баба в мешковатом цветастом сарафане до пят. Распущенные белесые волосы спускаются ниже талии.
— Па-ашенька, а кого это ты к нам привел? — певуче спрашивает она.
Голос Бубновского звучит торопливо и будто заискивающе — куда только подевалась вся его крутость:
— Не о чем беспокоиться, Лора. Это из полиции, к младшему Нифонтову. Ничего серьезного, просто поговорить. У меня пока посидят, я им Нифонтовых обоих и приведу, отца и сына.
— Ка-ак это замечательно, — журчит Лора. — У нас гости! И ты сразу мне не сказал, Паша, как же так? Пришлю к ним девочку с угощениями. Мы же не можем ударить в грязь лицом перед гостями!
Криповая дамочка… Вроде тетка как тетка — не первой молодости, чуть одутловатая, бледная. Но почему Бубновский обращается к ней так… почтительно, почти заискивающе? Да и взгляд странный у нее, шалый какой-то.
Поскорее бы окончить здесь дела и свалить восвояси. Бар при гостинице круглосуточный, можно будет поужинать по-людски в нормальной обстановке и выкинуть из головы всю эту дичь.
— Конечно, Лорочка, как скажешь… — Бубновский отворачивается от женщины, обращается к нам, снова становясь четким-резким парнем: — А вы проходите сюда. Ждите.
Проходим в комнату. Бревенчатые стены, крепкая деревянная мебель — стол и лавки. Икон или еще каких культовых штук нет, зато вдоль всей стены тянется стеллаж с книгами в ярких обложках; многие не поместились на полки и сложены штабелями на полу. Ну да, интернета же здесь нет, а развлекаться чем-то надо…
Спрашиваю Серегу:
— Эти автономщики всегда были такие чудные? На сектантов уж больно смахивают.
— Да как будто при Кедрове было более… нормально, — в голосе Сереги сквозит напряжение пополам с растерянностью. — И странно, что он оставил общину, а потом не отзвонился нам хотя бы, чтобы преемника назвать. Этот поселок… он был его жизнью, Саня. Ума не приложу, чего они с Пал Степанычем не поделили?
Входит замотанная в платок тетка, быстро мечет на стол пластиковую бутыль без этикетки, тарелку с нарезанной копченой рыбой и пару одноразовых стаканов, а потом выбегает, не сказав ни слова. В бутылке — что-то вроде перебродившего кваса. Серега от угощения воздерживается, и я, несмотря на нарастающий голод, решаю последовать его примеру. Вряд ли нас пытаются отравить, но… береженого Бог бережет.
Ждем сорок минут. Поселок можно пройти из конца в конец минут за пять, что они сопли жуют? Наконец Бубновский открывает дверь и жестом приглашает нас в соседнюю комнату — свою, по всей видимости, спальню. Там уже ждут мужчина средних лет и паренек — сразу видно, отец и сын. Оба невысокие, щуплые, круглоголовые, с глазами чуть навыкате. Мальчик выглядит младше своих семнадцати лет. Бубновский оставляет нас одних и закрывает дверь.
Беру инициативу в свои руки:
— Здравствуйте! Спасибо, что согласились поговорить. Я у вас много времени