Летнее солнце скрылось за кронами дубов у них за спиной; с юга прилетел свежий ветерок, несущий с собой слабый, едва уловимый запах моря. Рэйчел встала и принялась собирать ромашки, растущие тут и там по берегам канала. Себастьян наблюдал за ней, любуясь ее безыскусной грацией. Денди снова принес ему палку, но Себастьян бросал ее с каждым разом все дальше, пока щенок наконец не выдохся, растянувшись у его ног с палкой в зубах.
Рэйчел вернулась и опять села рядом с ним на бревне. Хранить молчание, не тяготясь и не смущаясь, она умела куда лучше, чем Себастьян; впрочем, ничего удивительного в этом не было: она привыкла все время молчать. Он обнял ее одной рукой, и она прислонилась к его плечу, выбрала из букета, который отдала ему, один цветок, и поднесла его к носу.
— Как все это началось? — неожиданно для самого себя спросил Себастьян. — Почему ты вышла замуж за Уэйда? Расскажи мне о девушке на фотографии.
— О-о-о, — протянула она. — О той девушке.
Вытянув из букета еще два цветка, Рэйчел принялась заплетать длинные стебли косичкой.
— Иногда я смотрю на нее и сама себя спрашиваю, кто она такая и что с ней сталось. Как будто речь идет о старой знакомой, которую я почти не помню.
— Расскажи мне о своей жизни до того, как ты попала в тюрьму.
— Что ты хотел бы знать?
«Все», — подумал он, но вслух спросил:
— Ты была счастлива в детстве?
— Да, — ответила Рэйчел, хотя и не слишком уверенно. — Но я была очень застенчива. И при этом избалованна. Моя мать вечно твердила мне, что я красивая, что мне судьбой уготовано большое будущее. «Большое будущее», — повторила она с горечью. — Мама питала особые надежды на мой счет. Меня все время угнетало сознание того, что я не оправдываю ее чаяний.
— А твой отец?
— Отец ничего от меня не ждал. Мы были не очень близки.
— А теперь оба они умерли?
— Они умерли, когда я была в тюрьме. Мать последовала за отцом буквально через несколько месяцев.
— Должно быть, тебе было очень больно, — предположил Себастьян, чувствуя сам, как жалко и беспомощно звучат его слова. — А твой брат?
— Том. Он теперь живет в Канаде, у него своя семья. Мы больше не переписываемся.
— Почему нет?
Она подняла и тотчас же бессильно уронила руку.
— Какое-то время мы писали друг другу, но письма в тюрьме подвергаются такой тщательной перлюстрации, что лучше их вообще не получать.
— Ты могла бы написать ему теперь.
— Могла бы, но у него давно уже новая жизнь. Он для того и уехал в Канаду, чтобы оставить случившееся позади. И сейчас он вряд ли обрадуется напоминанию о прошлом.
Себастьян вспомнил, как тяжело ей было рассказывать, что вся ее семья поверила, будто это она убила Уэйда. Изо всех ударов судьбы этот, должно быть, оказался для нее самым страшным. Он вообразил ее себе ребенком — застенчивой, послушной девочкой, старающейся угодить матери с ее «большими ожиданиями» и отцу, который почти не обращал на нее внимания.
— Как ты познакомилась с Уэйдом?
Ему необходимо было знать все, но в то же время он начал сомневаться, стоило ли начинать этот мучительный разговор.
— Мы с Лидией… Родители отправили меня… Мой отец был… — Рэйчел умолкла, испустив досадливый вздох. — Я не знаю, с чего начать.
— Начни с любого места. Вернешься назад, если потребуется.
— Видишь ли, я хочу, чтобы ты понял. Я хочу… Мне необходимо оправдаться.
— Только не передо мной.
Ее руки замерли, она посмотрела на него долгим пристальным взглядом.
— Ну тогда перед собой. В сущности, я сама погубила свою жизнь. Я пытаюсь об этом забыть, но время от времени правда напоминает о себе.
В это Себастьян поверить не мог; он понял, что она просто слишком требовательна к себе. И если раньше он сомневался, правильно ли поступил, заставив ее рассказать о прошлом, то теперь решил, что какая-то польза от этого, несомненно, будет: возможно, ему удастся убедить ее, что ей не в чем себя винить.
— Мой отец был учителем, — принялась рассказывать Рэйчел. — Он держал школу для мальчиков в Эксетере, пока позволяло здоровье, а потом перевез семью в Оттери и занялся частным репетиторством — готовил студентов для университета. Мне в то время было лет двенадцать. Конечно, для него это было нечто вроде понижения в чине, однако ни он сам, ни Том, ни я не восприняли бы это как трагедию, если бы не мама. Она все принимала слишком близко к сердцу. Ей не хватало городской жизни, она не любила деревню, все то, «к чему мы пришли», было ей ненавистно. Будущее моего брата к тому времени было уже обеспечено: он изучал право в Торбее. Все мы знали, что его ждет солидная карьера, хотя и не такая блистательная, как хотелось бы маме.
— И тогда твоя мать, — догадался Себастьян, предвосхищая дальнейший рассказ, — решила, что хоть у кого-то из ее детей должно быть блистательное будущее.
— Да.
— А кроме тебя, никого не осталось. И ты была красавицей.
Он уже понял, куда ведет ее история.
— И вовсе я не была красавицей! — смущенно улыбаясь, возразила Рэйчел, и Себастьян понял, что она искренне в этом убеждена. — Но я была… так, ничего себе. В общем, не уродина. Правда, слишком высокого роста для своих лет. У меня были красивые… — Она дотронулась до своих волос, потом нетерпеливо пожала плечами и переменила тему. — Ну, словом, как ты уже понял, у моей матери были виды на меня. Она намеревалась удачно выдать меня замуж. Сама я догадалась обо всем гораздо позже. Когда мне исполнилось пятнадцать, родители послали меня в закрытую частную школу в Эксетере. Я знала, что для них это довольно дорого, но искренне полагала, что они хотят дать мне хорошее образование. И не для того, чтобы я стала гувернанткой в каком-нибудь богатом доме, а чтобы могла сделать ученую карьеру, как мой отец. Я действительно в это верила.
Она покачала головой, как будто насмехаясь над собственной наивностью, но Себастьян успел заметить в ее глазах и в голосе глубоко спрятанную обиду.
— Я недооценила честолюбивые замыслы моей матери, но в конце концов мне все стало ясно. О выпускном бале в Лондоне нечего было даже мечтать, но она работала, не покладая рук, чтобы восполнить этот досадный пробел: заводила и поддерживала знакомства с нужными людьми, с другими мамашами, у которых были дочери на выданье. Предполагалось, что у этих новых подруг или у их дочек есть поклонники, братья, кузены, друзья детства, и одного из них я… я…
— Сумеешь подцепить.
Рэйчел кивнула.
— Когда до меня наконец дошел смысл затеянной игры, я не стала противиться и включилась в нее довольно охотно. Видишь ли, я все-таки была пустой, поверхностной девчонкой. Мне хотелось доставить удовольствие родителям… чтобы они могли мной гордиться.