— Очевидно, не гувернантка.
В ее голосе звучал вызов.
Грей не клюнул на эту наживку, предпочтя замолчать. Молчание было единственным, на что он был способен, когда злость буквально раздирала его. Причиняла боль. Он не отводил взгляда от растрескавшейся доски на потолке, стараясь сохранять непроницаемое выражение лица.
Каким же он был дураком, когда поверил ей! Когда поверил, что это изменило его, что теперь он может найти в отношениях с женщиной нечто большее, чем мимолетное удовольствие, даже с такой, как это совершенное, изящное создание, которому он раскрыл не просто свое тело, но и душу.
Ха! Она ведь даже не открыла ему свое имя.
— Ты вообще собираешься когда-либо поговорить со мной? — спросила она. — Ведь ты хотел о чем-то меня спросить.
— Только об одном. У тебя были месячные?
— Пока не было.
— Тогда нам нечего обсуждать.
— Пока нечего, — ответила она многозначительно.
По правде говоря, Грей и сам не знал, как много ответов на свои вопросы он хочет получить, независимо от того, зачала она ребенка или нет. Он знал, что предпочитает молчание лжи. Для него не имело ни малейшего значения, кто она такая и что совершила. Для него и прежде было не важно, были ли у нее возлюбленные и сколько у нее денег — шесть шиллингов или шесть сотен фунтов. Имело значение лишь одно — она лгала ему и что-то скрывала от него.
Во время этих мрачных одиноких бдений в течение трех последних ночей он потихоньку сходил с ума, страдая оттого, что она не была с ним откровенна. Он открылся ей полностью, а она лгала ему с момента их первой встречи. Была ли в течение всех этих дней на «Афродите» хоть одна ее улыбка предназначена именно ему? Какую частицу своего сердца она открыла ему во время всех их разговоров? Когда он держал ее в своих объятиях, ласкал ее, смог ли он добраться до того уголка ее души, где кончалась ложь и начиналась настоящая женщина? Он не знал.
— Займись рисованием. — В горле першило, и он почти прокаркал эти слова. Прочистив горло, он продолжил: — Иди в свою каюту и рисуй. Раньше ты посвящала этому много времени.
— Я пыталась. Не получается.
— Закончилась бумага?
— Закончилось вдохновение. Думаю, я потеряла к этому интерес. — Пожав плечами, она отвернулась к плите и начала помешивать варево в горшке. — Грей, ты можешь сердиться на меня, если это тебе необходимо. И ты имеешь все основания чувствовать себя оскорбленным. Можешь называть меня уничижительными именами, вынашивать планы мести. Но ты должен позволить мне сделать это. Я хочу помочь.
— Мне не нужна твоя помощь.
— Нет, нужна. — Она прекратила помешивать и, словно меч, нацелила на него черпак. — У тебя восемь матросов на этом корабле, а работают они за дюжину. Я все слышу из своей каюты. Думаешь, я не знаю, как много тебе приходится работать? Что ты отдыхаешь только во время каждой третьей вахты, а иногда и того меньше?
Из ее голоса исчезли язвительные нотки, и она отложила черпак в сторону и вытерла лоб тыльной стороной ладони.
— Если я буду работать в камбузе, это высвободит Дейви для вахт. А если Дейви будет нести вахту, ты сможешь больше отдыхать.
Грей пристально посмотрел на нее. Он медленно покачал головой:
— Милая…
— Не надо. — Ее голос дрогнул. — Не называй меня так, когда на самом деле так не думаешь.
— Как же мне тогда называть тебя? Мисс Тернер? Джейн?
— Называй меня коком. — Она задиристо сдунула со лба завиток. — Если бы я умела ставить паруса или сращивать тросы, тебе бы пришлось сейчас гоняться за мной, заставляя спуститься с мачты. Я не могу выполнять обязанности матроса, но работу кока я делать в состоянии. Каждое утро с момента отплытия из Англии я проводила с Габриэлем, и я знаю, как отбить кусок солонины.
— Я не могу позволить тебе заниматься таким низким трудом.
— Неужели ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки в своей каюте, читать или рисовать, пока ты трудишься до изнеможения? — Она схватила ложку поменьше с крючка на стене и сунула ему в руку. — Я приготовила еду, и ты будешь ее есть.
Он взял ложку, похоже, в противном случае он бы получил этой ложкой по лбу.
Она подтолкнула ему табурет.
— А теперь сядь.
И Грей сдался. Он нуждался в отдыхе, и если Дейви будет работать на палубе, это будет благо. А его желудок напомнил ему, что в течение нескольких дней он перебивался галетами. Он избегал встречаться с ней с того момента, как они поднялись на борт этого корабля, но каким-то образом она все почувствовала: его усталость, его голод. И она почувствовала кое-что еще. Три дня кряду он отдавал приказы и теперь явно нуждался в том, чтобы им самим немного покомандовали. Если стоять перед выбором — есть или работать, то его долг капитана требовал отдать приоритет работе. Но она не оставила ему выбора, поэтому он сел и начал есть.
И все же он не мог позволить, чтобы победа досталась ей так легко.
— Если ты кок, — проговорил он между глотками, — я твой капитан. И ты должна вести себя со мной соответствующим образом.
— Ты одет не как капитан.
Грей посмотрел на свою домотканую блузу и свободные штаны, подтянутые шнуром. Одежда простого моряка, позаимствованная у одного из матросов. На «Кестреле» ему пришлось отказаться от хорошего платья, рук на корабле не хватало, и ему приходилось заниматься всем — лазать по мачтам, править снасти, забираться в трюм.
— Не извиняйся за свой внешний вид. Этот наряд тебе идет. — Ее взгляд опустился к полу. — Но я вижу, ты оставил эти ненавистные тебе сапоги.
Он пожал плечами и зачерпнул еще одну ложку похлебки.
— Я их уже разносил.
— А я-то думала, что ты оставил их из сентиментальных соображений. — Она поставила перед ним кружку грога прежде, чем он успел ощутить жажду. Грей потянулся за кружкой и покачал головой. Большой глоток разбавленного водой рома добавил горючего к его пылающему негодованию. Он позволил себе полностью открыться перед ней, тогда как она оставалась для него загадкой. Ее способности не укладывались в логическую схему — рисование, обман, соблазн, воровство… а теперь еще и способность варить вкусную похлебку из галет и солонины. Всего этого было достаточно, чтобы оставить надежду когда-либо понять ее.
— Просто держите ее ровно, вот так. Не приближайтесь слишком близко, она может лягнуть. Теперь крепко хватайте ее за… за…
София приняла невозмутимый деловой вид.
— За соски?
— Ну да.
К счастью, коричнево-белая коза загораживала лицо Дейви, но София по его напряженному голосу почувствовала, как он покраснел.
— Берите ее за вымя, — сказал он запинаясь. — Вот так.