понимаю. Ведь если он понял все тогда, почему…
– И не только, – отвечает на мой невысказанный вопрос. – Часть памяти из-за удара головой об асфальт тоже канула в небытие, так что единственное, что я помнил, так это запах и локоны. Рыжие. Как же я сразу не догадался, что это ты…
Отстраняется и ведет носом по моей макушке, наслаждаясь и вбирая мой аромат в легкие сильнее.
– Ритуал вернул мне то, что мое по праву, – хрипло шепчет, глядя мне в глаза.
И его загораются желтым звериным светом, гипнотизируя и маня в свою глубину. Я не противлюсь и проваливаюсь в темноту. Блаженную и умиротворяющую.
С утра пораньше меня будит ощущение, что на меня смотрят. Приоткрываю один глаз, другой.
– И ты согласилась? – тут же видит, что я проснулась, брат, и вздергивает бровь.
Со стоном накрываю голову подушкой. Затем вздыхаю, убираю ее и привстаю. Знаю, что он не отстанет, раз пришел.
– На что? – ставлю ступни на прохладный пол, это моментально бодрит.
– На брак, – наклоняет голову набок. – Я думал, путешествие пошло тебе на пользу, а ты до сих пор, как приехала, ведешь себя точно так же, как и раньше.
Сверлит меня взглядом, казалось, препарируя и изучая изнутри.
– И как же? – фыркаю, встаю с постели и потягиваюсь, разминая мышцы.
– Как комнатный цветочек, а не волчица, Дана, – серьезным тоном говорит Валир, складывает руки на груди. – Твой побег за все эти годы – самая крутая вещь, что ты совершила.
Хмурюсь, не совсем понимая, о чем он говорит.
– Не знаю, к чему все это, но сегодня забег стаи, я тоже приду, – огорошив брата этой новостью, я ухожу в ванную.
Умываюсь там, смотрю на себя в зеркало и изучаю со всех сторон. И чего ему от меня надо было? А когда выхожу, Валира в комнате уже не застаю, слышу голоса внизу в гостиной. Спускаюсь и слышу переговоры родителей.
– … Изменилась, – холодный голос отца.
– Не нравится мне все это, ты уверен, сынок, что она хочет пойти? – обеспокоенный голос мамы. – Ты же знаешь, какая она у нас ранимая девочка. И не смотри на меня так, Альтаир, я ведь говорила…
– Мама, папа, – быстро преодолеваю оставшееся расстояние и возвещаю их о собственном приходе. – Сегодня я присоединюсь к забегу полной луны.
– Ты уверена, милая? – бросая опасливый взгляд на мужа, спрашивает мама.
Я же начинаю раздражаться, внутри свербит это неприятное чувство, даже грудину тру, чтобы избавиться от него.
– Да, – поджимаю губы.
– Раз уж мы все собрались, давайте обсудим предстоящую свадьбу Даны со Сверром. Необходимо подготовить список приглашенных с нашей стаи… – начинает было говорить отец, и родные поддерживают этот разговор, совершенно не обращая на меня внимания, будто это и не обо мне говорится вовсе.
Застываю на месте и смотрю на собственных родственников, находясь в шоке, даже еду до рта не доношу, до того неприятным становится то открытие, о котором я сейчас узнала.
– Хватит! – выкрикиваю, когда чаша моего терпения лопается. И это привлекает их внимание, они синхронно поднимают брови и смотрят на меня в ожидании. – Хватит лезть в мою жизнь! Я не маленький ребенок и сама способна решить, за кого выходить замуж, когда и что вообще со всем этим делать. В конце концов, я волчица!
Не уверена, что раньше смогла бы так повысить голос, но зверь во мне бушует, подогревая уверенность в собственных силах.
– Ты слабая и нуждаешься в опеке, милая, – мягкий голос мамы, которая первой заговаривает.
Отец сверлит меня хмурым взглядом, а вот брат наоборот, весело ухмыляется, чему-то радуется.
– За годы в стае я это уже поняла, мама, могла бы и не напоминать, – с горечью отвечаю и со всей силы втыкаю вилку в стейк, не находя другого выхода отрицательных эмоций.
За столом воцаряется тишина, только наше дыхание рассекает воздух.
– Молчи, Наира, – голос отца, когда он о чем-то предостерегает мать, а после продолжает: – Ты должна была научиться защищать себя сама, Дана. Мы оберегали тебя, как могли, но есть вещи, над которыми даже мы не властны. Ты никогда не была под замками дома и под круглосуточным вниманием, но научилась себя защищать пусть и не физически, но словесно. Волк не может себе позволить быть слабым и надеяться, что за него всё сделают другие – поохотятся, защитят логово от врагов.
Снова тишина. Отец замолкает, я же удивленно поднимаю голову. Между строк папиной речи я отчетливо читаю, что он все знал. И про то, что в стае многие меня не любят, как и что говорят мне… Все знал… Мама виновато отводит взгляд, прикусывая губы, хотя я не удивлена. Она ведь послушна воле своего мужа, нашего с Валиром отца.
– Я наелась, – грубо отвечаю и резко встаю со стола, чуть ли не опрокидывая стул.
Выбегаю из дома, несусь на всех парах в лес, совершенно не зная, что происходило в моей жизни. Мне сложно понять отца, как родителя, но отчего-то легко, как альфу. Волчица внутри порыкивает, скалится, желая причинить своим обидчикам боль, но я унимаю ее. Ни к чему такие встряски ни ей, ни мне.
– Знал, что ты тут, – сзади звучит голос подкравшегося ко мне сзади Валира.
Вздрагиваю, но не поворачиваюсь к нему, продолжаю сидеть на валуне и смотреть на водную гладь.
– Ненавижу все это, – бурчу, никак более не комментируя свое настроение.
– Не все так плохо, – улыбается он, чувствую по голосу. – Зато твои обидчики всегда ходили с фингалами или увечьями. Нас с отцом сложно упрекнуть в том, что мы тебя не защищали. Но он прав, Дана, ты должна научиться ставить себя так, чтобы ни у кого и мысли не возникало, что тебя можно обидеть.
Его слова вызывают у меня много вопросов, ответов на которых нет. Анализирую прошлое и понимаю, да, действительно, те парни постоянно были то в фингалах, то в ссадинах, у кого-то были сломаны конечности. Это утихомиривало их на несколько дней, пока шла регенерация, а затем все по новой. Я