– харкать себе в посмертие! – почти беззвучно прошипела Пеларра. – Оставь его в покое, пошли искать гада.
Вдвоём они бы могли справиться с докторишкой, который, по слухам, расхлябанная пьянь, пусть и здоровенная, даже одна из них могла бы его скрутить. Но это был душевник, он, говорят, втыкал в людей иглы и перекраивал самую суть, как ему вздумается, и поэтому лучше всего было лишить его сознания чем быстрее, тем лучше.
Он увлечённо стрекотал на своей печатной машинке, как и всякий учёный, не замечал ничего кругом. Миелла прижимала ему к лицу пуф с хладоном, пока Пеларра держала вырывающегося мужчину за плечи. Когда всё было кончено, Миелла с отвращением заглянула в его корзину для бумаг, полную использованной окровавленной ваты. – Нюхач, нос проело, – объяснила Пеларра. – Запущенный случай. А мужик-то, кажись, когда-то был роскошный.
– Башку бы отрубить за такое, – Миелла взяла его за ноги, пока Пеларра тащила его под руки. – Я думала, будет похож на Принципа, они же вроде одной породы. А он похож на развалину. В одном повезло – шеф не заставит лезть под стол к его… как там её зовут?
– Да плевать, скоро новая будет, – ответила товарка, и женщины хмыкнули.
Шефу нужна не смазливая рожа, а вся аптечная империя, которую оставила после себя Лирна Сироса. К Сиросе только дурак полезет, но она, по счастью, растворилась тем, чем растворяются все жуткие бабы. Упрямую подружку Сиросы устранили, Кувалду, по-рабски верного ей как всякая псина, тоже. Остались только нездешний и явно туповатый сынок и шлюха, которая с ним развелась. С ними-то шеф и побеседует.
* * *
Многоэтажные доходные дома на Звенящем радиусе молчали закрытыми ставнями – все жители были снаружи, поняла Равила. Пустынный, на первый взгляд, радиус словно закидали чем-то громоздким и тяжёлым. Равила шёпотом велела падчерице не наступать на лежащих людей, девочка понятливо кивнула.
Те лежали словно покойники перед кремацией – на спине и с открытыми пустыми глазами, но не были они покойниками. Что-то незримое давило их к земле, высасывая сущность.
– Держись поближе, иначе мы друг друга потеряем, – сказала падчерице Равила и тут услышала эхо.
– Держись, – ответил радиус.
– Потеряем, – вторили стены зданий.
И её уши заполонили шепоты. Она не могла разобрать ни единого слова, но знала, что нечто мягкое, как вечный сон, тянет вниз на холодный булыжник. Ноги слабели, а тело превратилось в гирю в тысячу ударов. Колени подкосились, и Равила резко села, оцарапав руки об камень. Шепоты роились в неё голове, а в нездешности роились серые сонные черви, их ворох покоился у Равилы на плечах, если бы были у неё плечи. Сквозь ноздри, которых у неё не было, они проникали в голову, они стали её дыханием, вытеснив все запахи и воздух.
– Равила, – девочка затрясла женщину за плечо. – Нельзя спать в пустыне.
Равила очнулась, молча и рывком поднялась на ноги.
Они шли осторожным бойцовским шагом – так с детства учат ирмитских девочек ходить на уроках дамского боя. Пустынная женщина должна передвигаться грациозно и бесшумно, чтобы не наступить на опасную тварь и не попасть в ловушку. Равила ступала ловко, а вот Вирцеле было тяжелее переступать через юбки, ноги и трости.
Она случайно отдавила кому-то палец, и тут её схватили за башмачок. Девочка отчаянно засопротивлялась, пытаясь высвободить ногу, а Равила уже вскинула револьвер, как вдруг всё кончилось – демон испугался и отпустил жертву.
– Ты большая молодец, ты как мама, – прошептала она.
– Расскажешь ей, когда они вернутся из пустыни? Какая я молодец?
– Из пустыни? – нахмурилась Равила. – В пустыне злой генерал Эрль, они не могли…
– Я слышала, как дядя Берлар рассказывал папе, что Эрль не злой, просто он цельно-устремленный. Однажды он придёт с плёткой и отхлещет всех ржавых. Один он не сможет – он же один. А если с ним будут мама с папой, то сможет – это я сама решила, так и поняла, что они у него в пустыне, ведь они тоже не любят ржавых…
Равила повела бровью – девчонка была слишком умна даже по её меркам. Гражданская война, пусть и начатая иностранным генералом-изгоем, может разгореться уже в этом году – главное, чтобы это случилось не в тумане. Туман должен уйти.
Около здания оптического цеха господина Гиэ тел было меньше, но ужас был в том, что люди, раскинувшие руки на булыжнике у чистого крыльца с вывеской в виде лупы, смотрели в туманное небо навеки потухшими глазами мертвецов. У одного лицо было залито кровью, другой валялся с простреленным в нескольких местах сюртуком, третий лежал лицом вниз, и он умер, подползая к крыльцу, пальцы его когда-то судорожно сжались, изломав все ногти об булыжник. Двое были в фартуках мастеровых-стеклодувов, третий, ползущий, был в чёрной тальме – Гиэ иногда привлекал всемирщиков для консультаций.
– Ох, проблудь, – пробормотала Равила. – Господин Гиэ! – крикнула она, сложив руки у рта. – Ларт! Это мы! Ларт, откройте!
Что-то наверху заскрипело, и из крохотного, декоративного на первый взгляд окошка на третьем этаже высунулось дуло винтовки, которая непонятно как оказалась у мастера оптики.
– Не сметь! – закричали в ответ. – Не пущу, не позволю! Убийцы, душевнобольные, да чтоб вы…
– Господин Гиэ, – Равила отошла на несколько шагов, чтобы он мог её видеть. – Это я, доктор Лорца. По поводу душескопа. Со мной моя падчерица.
– Не вижу ваших лиц, не различаю в тумане, – ответил Гиэ.
– Глупость всемирная, Гиэ! – раздражённо воскликнула она. – Те, от кого вы отбивались, разве могли говорить что-то членораздельное? С нами всё в абсолютном и всемирном порядке. Пустите, пожалуйста. Не заставляйте давить на вас совокупностью воль.
– Я вас проверю, – прошипело сверху, и окошко с грохотом закрылось.
Через несколько секунд открылась дверь, которую удерживала цепь изнутри, и что-то сверкнуло. Равила поняла, что на них наставили огромное стекло в железной рамке. Гиэ что-то удовлетворённо буркнул, и дверная цепь выпала из засова.
Стекло в руке Гиэ было странным – хоть оно было чистым и прозрачным, лица мастера оптики сквозь него не было видно, лишь какая-то вибрирующая телесность рябила в глазах тех, кого изучали через всемирно усиленный блеск.
– А вы додумались и без нас, – уважительно промолвила Равила.
– В какой-то мере, – ответил Гиэ, важно подбоченившись. – Только вчера отлил, когда понял, что через линзы ничего не видно.
– Металл обычный, – заметила она, изучая раму. – Не проникающий.
– Само собой, – фыркнул Гиэ. – У меня тут только стёкла, иглы вам делают отдельно. А не пора бы уже создать душескопный цех, чтобы держать все вместе?
– Как только расправимся с туманом, так сразу, Ларт, – кивнула Равила, пройдясь по приёмному помещеньицу цеха. – Да я погляжу, тут у вас была бойня!
Гиэ делано охнул, махнув короткой рукой, а щипцы в кармане его фартука утвердительно звякнули.