Лакс кинулась за ним, бросив через плечо прощальный взгляд, полный сожаления.
И боли. Уголки губ мучительно кривились. Ох уж эта ее извечная жертвенность.
Глава 26
Лакс
Я собрала остатки своих сил, поскребла по стенкам своей опустевшей чернильницы. Моя магия сердито зашипела, грудь пронзило острой, как молния, болью… И ничего не произошло.
– Дьюи! – Я помчалась за ним, так и не осмелившись оглянуться еще раз и увидеть искаженное болью лицо Джеймисона. Какая же я эгоистка – рассказала ему о своих чувствах и не подумала о последствиях.
А от последствий не убежишь.
– Погоди! – Я споткнулась о край тротуара, задыхаясь в едком дыму. Мы потеряли все. Наш дом. Наш театр. Все, что у нас было.
Потерять еще и Дьюи? Нет, нельзя. Мы не можем себе этого позволить.
Упершись руками в колени, я мысленно нырнула внутрь себя, погружаясь все глубже и глубже в поисках магии. Голову и спину раздирала боль, жгучая как пламя, проникала в грудь…
В чернильнице оставалось всего несколько капель. Надо извлечь из них как можно больше пользы.
Казалось, грудная клетка вот-вот лопнет от напряжения. Вокруг меня сгустилась ночь, грозя затянуть в свою бездну, но в этот миг во тьме вспыхнули светонити. У Дьюи в ней бушевал ураган, но мне было некогда разбираться во всех его чувствах, и я решила сосредоточить силы на ревности.
«Джеймисон для меня ничего не значит».
– Прошу тебя! – У меня дрожал голос – от изнеможения, от боли, от почти случившегося поцелуя.
Дьюи развернулся на каблуках с каменным лицом.
– Понимаю, как это выглядело в твоих глазах…
– Да неужели? – Он шагнул ко мне. – Последнее, что я помню, это как меня одурманили Эффиженовым коктейлем. Очнувшись, я увидел, что Большой шатер вот-вот обрушится на меня. А когда наконец набрался сил и встал на ноги, сразу пошел искать тебя, чтобы спасти от беды. И где я тебя нашел? В его объятиях. И на нем даже не было рубашки!
– Он вытащил тебя из шатра…
– Я дал тебе спиртного на тысячи долларов. Подарил лучший театр на Шармане. Отдал тебе свое сердце. – На этих словах его голос дрогнул. – А что дал тебе он?
– Ничего. Я просто…
– Вот именно – ничего. – В его светонить просочилась ядовитая тьма. – Он сказал тебе, кто его родители?
– А кто они?
– Джеймс и Элизабет Джонс. Это тебе о чем-нибудь говорит?
Я зажмурилась. Даже спустя семь лет эти ненавистные имена отзывались болью.
– Вижу, он забыл упомянуть. – Он снова зашелся в сильном нескончаемом кашле.
Родители Джеймисона – Джонсы? Те самые, кто утопил мою маму и тетушек?
Не может быть. Наверняка это одна из уловок Дьюи.
– В кармане, – прохрипел Дьюи и похлопал себя по пиджаку. Я сунула туда руку и достала пачку газетных вырезок.
Супружеская пара с Шармана обвиняется в тройном убийстве
Эдвардианцы подтверждают: супруги с Шармана утопили трех девушек из семьи Ревелль
Джеймс и Элизабет Джонс, 30 и 28 лет, первыми в истории Шармана казнены на электрическом стуле
Я сунула вырезки ему в руку:
– Я не хочу это читать.
Он пихнул их мне обратно:
– Присмотрись-ка.
Я раскрыла самую маленькую заметку – и замерла. В горле застыл тошнотворный комок.
В центре был снимок пары, стоявшей на пляже. Точно такой же, как у Джеймисона: от резной пристани до брошки на платье у женщины. Брошки Джеймисона.
Это и вправду его родители.
«Джонсы со своей маленькой дочерью в 1905 году, – гласила подпись. – Через пару недель они заявили об ее исчезновении. На фотографии нет их сына Джеймисона, которого соседи не видели уже несколько лет».
– Он лгал тебе, Лакс. Теперь ты это понимаешь, да?
Газетная вырезка затряслась в моих испачканных сажей руках. Значит, настоящая фамилия Джеймисона – Джонс? Он из семьи ненавистников магии, тех, кто убил мою маму и тетушек?
Фотографии были совершенно идентичны. Других объяснений быть не может.
– От него одни беды. Я не позволю ему встать между нами. – Дьюи подошел ближе. – Поняла?
За моей спиной все еще горел наш дом, а он рассказывал мне о родителях Джеймисона. Даже если это правда, преподносить ее вот так – неимоверная жестокость.
«В тяжелых обстоятельствах человек раскрывает свою истинную сущность», – любила повторять мне Нана. Дьюи, как и все Хроносы, настоящий злодей до мозга костей, пытающийся манипулировать мной в минуты слабости. Если бы дело касалось только меня, я бы плюнула на его щегольской костюм и прокляла тот день, когда решила связаться с ним.
Но Большой шатер сгорел. И Дом веселья тоже. Не будет больше спектаклей. Не придут клиенты. Нет у нас больше дома.
И Дьюи – последняя надежда моей семьи, особенно сейчас, когда Хроносы пытаются разделаться с нами.
Я еще глубже нырнула в свою чернильницу. Казалось, это неимоверное давление в груди сломает мой позвоночник, будто соломинку. Мне как никогда нужен был драгоценный камень. И если для этого нужно обручиться с Дьюи, значит, так тому и быть.
«Ты мне доверяешь. Ты не хочешь потерять меня. Ты чувствуешь мою любовь и любишь меня».
Я взяла Дьюи за руку и постаралась изобразить отчаяние.
– Он мне совсем не нравится. У него ни денег, ни семьи, ни перспектив в жизни. Я была к нему добра, а он вцепился в меня как клещ. Когда обрушился Большой шатер, он пытался меня утешить, но это ничего не значит. Честное слово.
В светонити Дьюи мелькнула слабая искра облегчения, и я ухватилась за нее.
– Значит, между вами никогда ничего…
– Нет конечно. – «Ты мне доверяешь. Я всем сердцем люблю тебя». – Могу поклясться перед Тревором, если тебе от этого станет легче. Я его просто пожалела, вот и все.
Ненавистные слова стекали у меня с языка, как прокисшее молоко, и Дьюи жадно лакал их. Он расправил лацканы:
– Знаешь, у меня есть друзья. Одно мое слово – и они сделают так, что он исчезнет.
Исчезнет. Как другие бутлегеры.
– Он дружит с Тристой и Роджером. Позволь, я сама найду способ помягче отделаться от него.
Светонить Дьюи потемнела – очень уж соблазнительным казалось ему насилие. Я попыталась успокоить его последними каплями своей магии. На языке застыл привкус железа.
– Он должен уйти, – наконец сказал Дьюи. – А если откажется, я с ним разберусь по-своему.
Я этого не допущу, не могу допустить.
– Спасибо, Дьюи. – «Ты чувствуешь мою любовь. Со мной ты счастлив».
Он поднес мою руку к губам, поцеловал пальцы.
– Поедем со мной.
– Что?!
– Тебе теперь негде жить. Забудь о приличиях. Если хочешь, я позову священника, он нас обвенчает прямо сейчас. Но ты мне нужна целой и невредимой.
Я лихорадочно пыталась придумать выход из положения. Любой, лишь бы мне не пришлось проводить у него ночь. Не только сегодня, а вообще никогда. Пути назад не будет.
Что мне оставалось?
«Ты хочешь, чтобы сегодня я провела время со своими родными». Но его светонить почти не откликалась на мои призывы.
Я поискала внутри себя хоть какие-то остатки магических сил. Должна же где-то там сохраниться хоть капелька. В грудь словно вонзались ножи, голову распирало все сильнее, но я упрямо ныряла все глубже. Пустая чернильница грозила вот-вот взорваться.
– У тебя кровь. – Он склонился надо мной, прижал платок к моему носу. – Давай покажу тебя докторам Страттори.
Я чуть-чуть разжала пальцы, удерживающие его светонить. Магии нужно время, чтобы восстановиться. Мне и самой нужно время.
А больше всего нужен большой увесистый драгоценный камень.
– Ничего страшного. – Я взяла у него платок и вытерла нос. – Надышалась дымом.
– Пойдем домой. Там я покажу тебя Страттори.
– А как же мои родные? – У нас не было денег на отель. Даже если бы и были, все номера заполнены туристами, прибывшими на завтрашний праздник. Моей семье некуда идти.
– Я прикажу доставить в зимний театр одеяла. На первое время могут разместиться там. Однако моя королева достойна собственного замка. – Он коснулся моей щеки своей мягкой ладонью.
Я огляделась. Над бесформенной грудой, которая когда-то была Большим шатром, до сих пор бушевало пламя.