беспокоиться. Стражники очень сильные. Они знаю про все эти вещи. Даже здесь, — она указала бокалом на людей вокруг, — мы окружены ими.
Я попыталась найти среди людей стражников Саалима, но напрасно. На них было надето слишком много одежды, а под длинными туниками нельзя было разглядеть оружие.
Я откинулась назад и подогнула ноги. Дайма показалась мне надежным компаньоном.
Моя голова гудела, конечности стали лёгкими. Дым бурака медленно поднимал меня всё выше и выше.
— Всегда будут находиться те, кто захочет отобрать у Саалима трон, — сказала Дайма.
Она скопировала мою позу, откинулась на стуле, а её туфли остались стоять перед ней на полу. Они были мягкими, расшиты каменьями, и выглядели так, словно их ещё ни разу не надевали.
— Думаю, это ожидаемо, — ответила я.
Её губы, которые обычно были такими нежными, сжались в тонкую линию.
— Многие вообще не хотели, чтобы он стал королём. Если бы не желание его отца, он бы никогда не оказался на троне.
Это было странно.
— Но почему нет?
Как правило, перворожденный сын наследовал корону.
Дайма наклонила голову.
— Ты разве не знаешь? — сказала она, понизив голос.
Если бы кто-то из присутствующих захотел бы подслушать наш разговор, он бы с лёгкостью мог это сделать.
— Не знаю?
— О происхождении Саалима?
Я раскрыла рот, но затем снова его закрыла. Неужели она знала, что он когда-то был джинном?
Дайма наклонилась вперёд.
— Его кровь не чиста.
Уголки её губ приподнялись, словно она находила это комичным.
— Не чиста?
Она вздохнула.
— Он сын короля, но он появился не из чрева королевы.
— Я не понимаю. Откуда ты знаешь, кто его мать?..
— О, все в Мадинате Алмулихи это знают. Об этом сейчас почти не говорят. И это не имеет значения. Но ребёнок не может родиться от женщины, у которой нет живота.
Она указала на свой живот.
— Королева не была беременна, когда родился Саалим. Вообще-то они даже не были женаты.
Она взмахнула рукой и пробормотала:
— Но это неважно.
Моя жажда узнать больше начала прожигать меня изнутри. Саалим никогда мне об этом не рассказывал. Неужели я была с ним настолько близка и при этом не знала о нём всего? Что ещё он скрыл от меня?
— И кто его мать?
Дайма облокотилась о подоконник, не заботясь о том, что её кожу и волосы могло забрызгать водой.
— Здесь-то и начинаются проблемы. Она была солеискательницей.
Глава 18
Саалим
Нассар назвал мне имя принца, но оно уже вылетело у меня из головы. Он рассказывал мне про верблюжью шерсть, но я ничего из этого не слышал. Я отвлёкся, когда увидел Эмель и Омара вместе. Солнце начало садиться. Я оставил Эмель на гораздо более долгое время, чем рассчитывал. Я хотел уже пойти к ней, но осмотрев толпу, не нашёл её. Куда она подевалась?
Принц задал мне вопрос. Когда я повернулся к нему и уже собирался попросить его повторить, Нассар ответил ему. Хвала Вахиру за этого человека.
Гости продолжали разговаривать о том о сём, обмениваясь комплиментами и благодаря меня за приглашение. Я снова и снова поднимал свой бокал. Я делал небольшие глотки, лишь только пробуя вино и давая каплям раствориться на языке, даже не проглатывая их. Несмотря на то, что я всё отпивал и отпивал вино, это был лишь мой второй бокал. Я всё ещё твердо стоял на ногах, и моя голова была ясной.
— Твои гости, кажется, рады, — сказала Елена, подойдя ко мне.
— Завтра они станут и твоими гостями.
Она кивнула, и откинула волосы назад. Она пахла не так, как здешние женщины. Она пахла теплицами — цветочным и тёплым запахом. Я взглянул на её щёки и лоб, на то, как слегка приподнимались её губы. Я представил её в короне своей матери. С её приходом моя жизнь должна была очень измениться.
— Когда мы можем занять наши места?
Она указала на корму, где располагалась частная зона, откуда мы должны были смотреть на огненные рисунки.
— Когда ты этого захочешь. Здесь нет правил.
— Я бы сделала это прямо сейчас, — сказала она с облегчением.
И я её понял. Это празднество утомляло, особенно когда все вокруг анализировали каждое твоё слово.
— Я присоединюсь к тебе после того, как поговорю ещё с парой гостей.
Почувствовав лишь лёгкое чувство вины, я покинул Елену и отправился искать Эмель. Я осматривал лица, одежды и платки в поисках блестящей бронзовой кожи, но не находил её. Я представил, как она падает с корабля, представил её испуг, ведь она не умела плавать. Ко мне подошли две женщины, но я попросил их меня извинить и направился к лестнице, которая вела под палубу.
От лестницы поднимался густой дым. Сколько бурака собирались выкурить сегодня все эти люди?
— Ты не просто покупаешь для них развлечения и еду, — сказал Нассар, когда я пожаловался на стоимость празднества. — Ты покупаешь их преданность. Их исполнительность.
Под палубой лишь нескольким людям хватило ясности ума, чтобы поклониться мне, но большинство из них посмотрели в мою сторону, а затем уставились на море сквозь иллюминаторы.
Моя мать ненавидела их, и всё время жаловалась, что внутрь попадало слишком много брызг. Но Экрам только качал головой. Если корабль использовался для собраний или небольших поездок, иллюминаторы были необходимы, так как они спасали гостей от морской болезни, которую те часто испытывали. Я вспомнил, как оказывался в детстве в закрытых помещениях на корабле. Я всё время возвращался из них обратно на палубу, где оставлял свой обед.
Дайма облокотилась о подоконник. Она выглядела как королева в мерцающем платье. Черты её лица были мягкими, но взгляд был острым. Мне было знакомо это лицо. Я бы назвал его заговорщическим. Эдале бы понравилась Дайма, если бы она с ней познакомилась. Её бы впечатлило упорство Даймы. А вот Надия, которая по сравнению с ней была более миролюбивой, не оценила бы её.
Глаза Даймы встретились с моими, её губы расплылись в улыбке, а брови приподнялись так, словно её что-то забавляло.
А затем я увидел, с кем она разговаривала. Её хиджаб сверкал так, словно приглашал меня
— Дайма. Эмель, — сказал я.
Эмель посмотрела на меня с каким-то новым выражением лица. Я бы не назвал это ни досадой, ни воодушевлением.
Я сказал:
— Прости, что долго не возвращался к тебе.
— Не стоит извиняться, — сказала она, переменив позу так, что теперь она уже не облокачивалась на подушки столь расслабленно. Её спина распрямилась: — Дайма очень меня развлекла.
Боги, что