Арестантская кибитка приблизилась, на облучке, рядом с кучером, сидела зареванная Верка. Подъехали и верховые. Савелий Петрович, наш урядник, несмотря на свою тучность, верхом смотрелся очень по героически. Наклонившись в мою сторону, он громко спросил:
-Что тут у вас, Катерина Сергеевна? Бунт никак? Однако солдат на подмогу вызывать надо!
Я качнула головой отрицательно.
-Сами справимся, Савелий Петрович! Вот зачинщиков арестуйте, а с дурнями я сама разберусь! Потравы-то они никакой не устроили. Да и напоили их и подговорили специально.
-И кто же у вас такой храбрый? Чтой-то не вижу? Это вы, кстати, стреляли? Хороший выстрел!
Лукьян с перепугу даже выть перестал, только тихонько поскуливал. Я подошла к нему, наклонилась. Праздничные портки, чуть повыше таких же праздничных лаптей, были, как будто распороты ножом на небольшом расстоянии, и были окровавлены. В разрезе штанины хорошо была видна небольшая линейная ранка, в которой углом торчал небольшой осколок камешка! Я подавила истерический смешок. Вот уж воистину Зоркий Сокол, Косой Глаз! Это я о себе, если что. Я выстрелила в землю, попала в небольшой камень, от него откололся кусочек и попал Лукьяну в мышцу голени. А кровит так сильно потому, что он пьян и давление высокое в сосудах.
Ничего страшного нет, я пальцем подковырнула краешек камня, и он легко выскользнул из ранки. Кровотечение не возобновилось, видимо, сосуд уже затромбировался. Остальную помощь могу оказать только в поместье. И тут послышался вой. Недалеко. Вначале я испугалась, что это воет Хася, срывая маскировку, но нет. Вслед за воем послышалось и веселое тявканье щенка. Что-то там происходит?
Забыв об опасности, о том, что пистолет у меня разряжен, я, подхватив юбки с боков, рванула с места в лесопосадки на приличной скорости. За мной нестройной толпою бежали наши, продирался сквозь кустарник верхом на лошади урядник. Далеко уйти у Гаврилы не получилось. На небольшом свободном пятачке пространства между кустов, на зелёной травке, лежал Гаврила, в позе то ли бабочки, то ли морской звёзды, то есть, растопырив руки и ноги. Цветастая праздничная рубаха на фоне зелёной травки смотрелась особо живописно. Периодически Гаврила издавал тот самый жуткий вой, который так напугал меня.
Может, выл он потому, что по нему, как по асфальту, весело пробегался Хаська, добегая до поясницы, нежно покусывая задержанного за ээ… ягодицы, сквозь портки. Добавьте к этому то обстоятельство, что Хаська только выглядит щеночком, на самом деле Гаврила в полной мере ощущал, как по нему носятся все шестьдесят кило откормленной волчьей тушки. Поэтому он и выл.
Я укоризненно, для свидетелей, вслух сказала:
-Хася, фу! Выплюнь каку! Место!
И мысленно добавила: «Он, может, обдристался со страху, а ты в пасть все тащишь»!
Хаська соскочил со своей жертвы, весело виляя хвостом, подбежал ко мне и дисциплинированно сел у моих ног. При этом мысленно добавил, хихикая:
-Не, не обдристался, только обоссался, но по-королевски! Я ему свою любимую собаку показал!
Вот хулиган! Присутствующие восхищённо смотрели на пёсика, умиляясь его понятливости и дисциплинированности. Так, надо переключать внимание. И я произнесла специально для урядника.
-Вот, Савелий Петрович, это и есть главный зачинщик и подстрекатель, Гаврила! И это он напоил моих мужиков и подговорил их на бунт. Вот его в руки правосудия отдаю с чистой совестью и даже рада. Мне смутьяны в поместье не нужны. Но я подозреваю его ещё в двух преступлениях! Я считаю, что он, когда моя бабушка болела, а всем заправляла его сестра Игнатьевна, украл в моем доме винокуренный аппарат моего деда, производил низкокачественный алкоголь и торговал им.
Дегтярев аж крякнул. Тут одно обвинение в бунте - верная каторга, а ещё два тяжёлых обвинения - пожизненная. Не давая уряднику усомниться, я сразу же добавила:
-Надо сейчас же провести обыск у него на подворье! Пока никто ничего не знает, и его сыновья не перепрятали все! Я уверена, что они тоже все знают и помогают отцу!
Мы потихоньку двинулись в обратный путь. Гаврилу, Ермолая и Лукьяна погрузили в арестантскую кибитку, остальную толпу стражники с ружьями погнали вперёд своим ходом. Теперь, протрезвевшие, без дреколья, и осознавшие весь ужас своего положения, мужики выглядели жалко. Мы вновь все утрамбовались в телеги и тоже двинулись. Правда, ралли больше не устраивали. И так, когда схлынул адреналин боя, заболело разом все - отбитые бока, попа, руки от напряжения, голова от нервняка... поэтому я сидела молча - угрюмо.
Лишь один Хаська нарезал круги вокруг всего нашего табора, абсолютно довольный собой. Подъехавший ближе ко мне Савелий Петрович заметил, задумчиво глядя на него.
-До чего же у вас умный пёсик! И команды все понимает! Я ещё прошлый раз заметил это! А как вы, говорите, узнали о готовящемся бесчинстве?
Легенду я уже наспех придумала, не забыть бы, потом подтвердить. Поэтому ответила равнодушно, пожав плечами.
-Ну не почтовым голубем же! Трофим написал записку, подсунул под ошейник Хасе и отправил его искать меня на дороге. Трофим ведь знал, что мы должны вскоре приехать. А пёсик понимает слова "искать", " хозяйка". Когда Хаська подбежал, стал ластиться ко мне, я его погладила и увидела краешек бумажки под ошейником. Вот так и узнала.
Для окружающих крестьян версия сойдёт, Дегтярев ничего не видел, а управляющему я потом расскажу. Он поверит в правду, а остальные - нет, даже если я все честно расскажу.
Доехав до того места, где мы оставили часть людей своих, опять произвели перераспределение сил и транспортных средств. Я пересела в свою карету, Верка, уже успокоенная, села на облучок к Семке, урядник составил мне компанию в карете. Арестантскую кибитку отправили под охраной двоих стражников в поместье, туда же и телеги с грузом. А остальные двинулись в деревню, в том числе и я.
Уже в карете Савелий Петрович поинтересовался, что я намерена делать с мужиками, бунтовщиками, и семьёй Гаврилы. Да, сложный вопрос.
-Вот, думаю, Савелий Петрович, просто дурней своих я дома оставлю, ну, всыпят им на конюшне по десятку плетей, но не каторга же! А совсем без наказания оставить - они же первые меня потом не уважать не будут, не бояться. Зачинщиков, особенно Гаврилу, забирайте, как суд решит, так и будет. Вот с семьёй Гаврилы - не знаю пока, посмотрим. А что вы посоветуете, Савелий Петрович? У вас опыта поболе моего, вам больше известно.
-Хм… ну, насчёт мужиков вы правы, Катерина Сергеевна! Всех на каторгу - кто работать будет? Но выпороть надо, надо! Это верно, мужик бояться должон! Сыновья у Гаврилы - я полагаю, в деле воровства и противозаконного винокурения ему помощники были. Ежли и не докажем это - все равно злобу затаят, мстить могут. Продайте вы их по рекрутским билетам, лбы здоровые, видал я их как-то, рекрутчики только рады будут. А там, двадцать пять лет, глядишь, ещё и не вернутся…
Резон в словах урядника был, конечно. Хоть душа моя и противилась такому решению, и телесные наказания для мужиков тоже мне не хотелось применять, но из двух зол надо выбирать меньшее. Может, кто скажет, что я поступаю жестоко, но русский бунт ещё более жесток и бессмысленен. Зато так я им сохраню жизнь и свободу. Драная задница - совсем небольшая плата за это. Это я о просто пьяных мужиках.