души советую: везите и рамы из Владивостока, и мастеров!
– Поищу там, стало быть. Заодно и сторожей надежных приискать надо. Тут, я погляжу, проблема сбережения всяческого добра на первом месте.
– Э-э, батенька, да тут, на Сахалине, все стоящие перед людьми проблемы первоочередные, – снова вздохнул фон Бунге, скомкал и бросил на стол накрахмаленную салфетку. – Исполняющему должность губернатора, господину Валуеву не желаете визит нанести, Карл Христофорыч?
– К чему без толку занятого человека беспокоить? – пожал плечами Ландсберг. – Я ведь даже не уверен пока, что вернусь сюда из Владивостока…
* * *
…Тем не менее на Сахалин Ландсберг вернулся. Через три недели зафрахтованный им пароход привез в Дуэ целую гору коммерческого груза для будущего магазина, мебель и всевозможную «столярку» для дома. Для почтово-телеграфной конторы в посту Александровском был выписан из Германии и отправлен на Сахалин пассажирской скоростью новейший телеграфный аппарат.
Глава девятая. Воскрешение
Сознание возвращалось к Карлу медленно. Сначала он почувствовал острую боль в предплечье и догадался, что боль вызвана уколом. Потом вернулся слух, и он осознал, что в ушах звучит ритмический стук вагонных колес. Еще не открывая глаз, Карл нахмурился: откуда стук? Почему стук? Ведь он уже вернулся в Петербург, встретился со своей Олюшкой и сыном.
Пока он вяло размышлял об этом, невидимые мягкие и сильные пальцы разлепили ему слипшиеся веки, и по глазам ударил яркий узкий луч электрического фонаря. Чей-то далекий и смутно знакомый голос произнес:
– Марк, через пару минут он окончательно придет в себя. Сходи, позови мадам Дитятеву! Только не веди ее сразу сюда – оживший супруг будет слишком неожиданным для нее ударом.
– Сходил бы ты за ней сам, Илья! Ты же доктор, как-никак… Ну что я ей скажу? Пардон, Ольга Владимировна, ошибочка с вашим мужем вышла… А похороны, мол, вам причудились… И потом: ты же сам говоришь, что для Карла твоя вторая трансфузия – всего один шанс из трех. Может – Боже, упаси, конечно! – не будем спешить с оповещением несчастной Ольги с радостным событием?
– Замолчи, Марк! К твоему сведению, пациент в настоящую минуту все слышит и все осознает!
Карл Ландсберг застонал: вместе с сознанием к нему возвращалась боль во всем теле. Он с трудом разлепил глаза и увидел два смутных силуэта.
– Где… Где я? – прохрипел он.
– Ага, очнулся! – один из силуэтов склонился над ним.
Чья-то рука ощупала пылающий лоб Карла, степлившийся компресс на лбу сменился новым, освежающе-холодным.
– Вы меня слышите, герр Ландсберг?
– Да… Кто вы?
– Вот новости! Он еще спрашивает! Позвольте, в таком случае, представиться: ваш спаситель, доктор Климов! Давайте-ка я вам еще инъекцию сделаю – будет полегче, обещаю! Марк, иди! Кому сказано? Утром мы будем уже в Берлине – ты можешь представить реакцию супруги твоего друга на вокзале? Пусть уж лучше сейчас – до утра успокоим ее, ежели что…
Граф Ивелич, покачав в сомнении головой, направился к переходному тамбуру.
В руку Карла вонзилась еще одна игла шприца, и он поморщился.
– Ага! – почему-то обрадовался доктор Климов. – Ага! Вы чувствуете боль – это же замечательно, голубчик! Раз есть боль – значит, и нервные окончания живы!
– Где я? – повторил Карл.
– В вагоне поезда, зафрахтованного из Петербурга в Берлин, барон.
– А… А зачем? – слова давались Карлу трудно, язык был словно чужим.
– В Петербурге я сделал вам операцию трансфузии, голубчик. То есть заменил часть вашей отравленной кровь здоровой. В Берлине мы повторим эту операцию: болезнь зашла слишком далеко.
– А почему в Берлине?..
– Потому что подобные операции в России пока незаконны и не рекомендованы российскими медицинскими корифеями. Если бы мы с вашим другом Ивеличем не вывезли вас из больницы и не спрятали бы, то вашего покорного слугу могли бы арестовать, а вы бы умерли… Извольте-ка вдохнуть нашатыря – это прочистит вам мозги, барон. Сейчас сюда придет ваша супруга, которая до сих пор полагала, что вы уже отдали Богу душу и лежите себе на Волковом кладбище!
– Олюшка, бедная моя… Столько ждать, столько мучиться… А Георгий?
– Ваш сын до поры до времени отправлен к вашей матушке в Шавли, барон.
– Доктор, скажите… У меня есть шанс поправиться?
– Честно? Гм… Знаете, если бы у меня была возможность сделать вам трансфузию вчера или сегодня, шансов было бы больше. Но положение не безнадежное, верно вам говорю! Организм у вас крепкий, Бог даст – все обойдется!
– И все-таки?
– Вот неуемный пациент! Ну, хорошо: один к трем. Это вас устраивает?
Громко хлопнула стальная межвагонная дверь, по салону прокатилась волна холодного воздуха. Карл приподнял голову, но из-за ширмы были слышны только голоса.
– Вот и ваша супруга. Учтите, свидание будет коротким! – предупредил Климов. – Вы еще слишком слабы, да и супруге надо привыкнуть к мысли, что вы живы…
Плача и смеясь одновременно, в санитарный отсек ворвалась Ольга Владимировна, упала на колени перед постелью с мужем.
– Карл, я не верю своим глазам! Ты жив! Жив! – она на мгновение обернулась на Ивелича и Климова. – Господа, какое невероятное и… жестокое чудо вы сотворили!
Вены на лбу Карла вздулись, лицо стало багровым. Он явно хотел что-то сказать, открывал и закрывал рот.
– Позвольте! – не слишком деликатно отстранив Дитятеву, доктор Климов измерил пульс Карла и бросил через плечо. – Сударыня, я вынужден просить вас немедленно покинуть санитарный вагон! Простите, конечно, но это в интересах вашего супруга! Каюсь, не ожидал: слишком сильное душевное потрясение вызвало у него резкий подъем артериального давления. Марк, Ольга Владимировна, прошу вас! Вы слышите меня? Пошли вон, я сказал!
* * *
Через полчаса упорной борьбы за жизнь пациента Климов устало разогнулся, помял обеими руками занемевшую спину. Приоткрыв окно, закурил свою излюбленную египетскую папиросу. Выкурив одну, зажег другую и обернулся на стук двери. Ивелич, озабоченно почесывая щеку, с тревогой поглядел на затихшего Карла, перевел вопросительный взгляд на доктора.
– С Карлом пока все в порядке – насколько это возможно, – отрывисто ответил на немой вопрос Климов. – Но у него сильный жар, и горячая кровь быстрее поникает в органы его тела. А поскольку она отравлена…
– Я, конечно, не медик, Илья, – кашлянул Ивелич. – Но в вагонном холодильнике до черта льда. Может?..
– Может. Или не может – не знаю… Я и сам сейчас сомневаюсь в своих медицинских способностях, – признался Климов. – Я просто не решаюсь принять одно из двух возможных решений. Я могу сбить Карлу жар, но тогда он неминуемо уснет. Или впадет в забытье, из которого может уже не выйти!