Петр решил начать оттуда.
Он легко выбрался из дворца, никем не замеченный - да и некому было его замечать: все слуги, похоже, готовили пир на весь мир в южном здании, - малость пофланировал по пустынной западной галерее и спустился в сад. Сад был прекрасен: тенистые пальмы, алые цветы на ветвях гранатовых деревьев, традиционные смоковницы и масличные деревья, кусты разноцветных роз, явно привезенные сюда, тут и там - небольшие пруды, а в них - весьма экзотичные аквариумные рыбки... Впрочем, Петру было не до красот. Он прошел вдоль северной - внутренней - стены, обнаружил невысокую дверь в ней, толкнул ее и оказался в тесном и пыльном, без признаков растительности дворе, где и вправду стояло мрачноватое, с грязно-серыми потеками на стенах, здание.
Навстречу попались два стражника. Петра они не заметили: пьяны были отчаянно, как двигались - загадка. В день рождения Ирода Антипы от царских щедрот перепало всем. И это еще, как говорится, не вечер. Что будет вечером Петр не представлял, не довелось ему пока гулять на праздниках тезоименитства. Но надеялся, что дальше - больше. И очень это было на руку Петру, как же замечательно сработала его прославленная интуиция!
Он вошел в здание, по-прежнему никого не встретив, и сразу же увидел каменную щербатую лестницу, ведущую вниз, под землю. Согнувшись в три погибели - потолок нависал едва ли не в метре всего над ступенями, он спустился по трем пролетам и очутился в низком коридоре. Света в коридоре было - только от чадящего светильника в углублении, сделанном в стене, около лестницы. Подземелье традиционно образовалось посредством выемки камня для строительства дворца. Или - того же дома стражи, выросшего над подземельем. Практика извечна; снизу выбираем - сверху наваливаем, то есть строим. Все дома в Иерусалиме так выращены.
Тихо было в подземелье, как в могиле. А по сути, могилой оно и служило.
– Йоханан, - негромко позвал Петр. Темнота некоторое время молчала, даже эхо не откликнулось, но вдруг откуда-то возник голос:
– Кто здесь?
Если уж начало везти, так должно везти до конца, считал Петр, отдавая везению большую роль в своем деле.. Мастерство мастерством, его, конечно, не пропьешь, но коли не везет, фишка не выпадает - так хоть упейся своим мастерством, ничего у тебя не получится.
Но фишка выпала: голос принадлежал Иоанну, никому иному, слишком давно и хорошо знал этот голос Петр.
– Ты где? - Петр вынул из углубления масляный глиняный светильник, похожий на заварной чайник с коротким носиком. - Ты здесь один?
– Похоже, что один.
В голосе Иоанна не было ни тревоги, ни страха. Обычный голос. Спокойный. Ну, может, удивления немного. И явно - радость.
Вытянув перед собой руку со светильником, Петр пошел вдоль холодной щербатой стены, то и дело спотыкаясь о неровности пола. Как выбирали известняк, так выемки и оставляли - пещера и пещера, не шлифовать же здесь пол и стены. Почти дошел до конца - фитилек вырвал из тьмы густую черноту каменного тупика, - как услышал короткое:
– Стой!
Голос шел откуда-то снизу. Петр опустил светильник и увидел глубоко внизу, в узком каменном мешке, лицо Иоанна, задранное к свету.
– Свалился бы - сейчас бы вместе в яме сидели, - философски заметил Иоанн. - У тебя же свет, Кифа, а ты ничего не видишь. А ведь паранорм... - с явным удовольствием произнес греческое слово, незнанием которого его когда-то упрекал Петр.
Петр присел на корточки, поставил светильник на краю мешка.
– С какой стати? - поинтересовался. - Я бы давно вылез и ушел. Не понимаю, чего ты здесь торчишь.
– Жду, - сказал Иоанн.
– Чего ждешь?
– Мало ли... Тебя, например. Очень давно жду.
– Не ворчи, не время. Я пришел. Давай руку, и пошли... Сказал так и похолодел: что же он предлагает? Бежать? А усекновение главы, а евангельские тексты, а христианский праздник, отмечаемый сотни лет?..
– Я хочу дождаться Антипу, - сказал Иоанн.
– Зачем?
– Я хочу поговорить с ним.
– О чем? - Петр невольно повысил голос и тут же оглянулся.
– Никого нет, - успокоил его Иоанн. - Ты же чувствуешь... И вправду никого кругом не было. А те, что наверху, - тех сейчас за людей держать бессмысленно. Пьяные скоты одинаковы во все времена в любых странах. Праздник. Опять к месту исторический термин "халява".
– Я хочу с ним просто поговорить, - сказал Иоанн. - Как с человеком. Ведь человек же он?.. Я должен сказать ему, что он не имел морального права отнимать жену у брата. Это не по Закону, а он должен блюсти Закон, потому что он сначала - правоверный еврей, и только потом - царь...
– Тетрарх, - машинально поправил Петр, медленно одуревая от слышимого.
Это, по его мнению, говорил не Иоанн. Это, по его мнению, говорил кто-то другой, незнакомый, никогда Петром не знаемый.
Но - голосом Иоанна.
– Все равно - царь, - не согласился голос Иоанна. - Что там Рим считает дело Рима, а сын Ирода Великого должен думать о том, что он властвует над Галилеей и Переей, да и в Иудее - не последний...
– Третий, - опять машинально поправил Петр, в то же время соображая: не сошел ли ученик с ума, с огромного, заметим, ума, с которого сойти - мало не покажется.
Петру уже мало не казалось.
– Имеешь в виду прокуратора и первосвященника? Да, тогда третий. А может, и второй. И его, и Кайафу, первосвященника, назначал Рим. Кто из них первый, а кто второй?.. Я хочу просто понять, что он за человек и имеет ли право царить в землях Ханаанских.
– А если не имеет?
Фигурально выражаясь, Петр дошел до конца, уперся в стену и вдруг обнаружил, что сзади - тоже стена. Идти некуда. Более того,. он слышал только слова ученика, но не мысли. То ли их, мыслей, вообще не было, то ли Иоанн поставил мертвый блок и забыл о нем. А тот - стоит себе...
– А если не имеет, пусть откажется от власти.
– Ты ему это предложишь?
– Конечно.
– И он тебя послушается?
– Боюсь, что нет.
– А ты не бойся, - заорал Петр, пользуясь отсутствием всякого присутствия. - Он тебя не послушается, факт! Он тебя прикажет распять на первом попавшемся кресте, может быть, даже - вверх ногами, чтоб недолго мучиться. А сначала он отдаст тебя стражникам, которые как раз проспятся, протрезвеют и с великого бодуна так тебя уделают, что родная мама Элишева не узнает...
– Она умерла, - кротко напомнил Иоанн.
Что Петра еще более разозлило и понесло вразнос.
– Ты кретин, Йоханан! - орал он так, что огонек светильника качался, как под ветром. Орал на греческом, потому что и арамейский, и древнееврейский оказались бедноваты. - Ты блаженный и одновременно одержимый невесть каким бесом. Должно быть, бесом идиотизма. Если ты действительно сошел с ума, тогда я пошел, тогда я ничем тебе помочь не могу. Тогда тебя, наверно, даже не распнут, а выкинут на помойку. А если ты придуриваешься, тогда сними, к дьяволу, свой блок и пошли отсюда немедленно. У нас - Иешуа неизвестно куда понесло. У нас дел впереди - невпроворот. А ты здесь сидишь и несешь чушь...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});