— Милочка, я же к вам обращаюсь, — фыркнула Элеонора Рудольфовна, — извольте отвечать, когда спрашивают!
— Только после того, как вы ответите на мой вопрос, — ответила я, продолжая вычищать грязь.
— И какой же у вас ко мне вопрос? — изумилась Элеонора Рудольфовна.
— Жильцы говорят, что вы очень просвещенный человек.
— Это правда, — удовлетворённо констатировала Элеонора Рудольфовна и величественно добавила, — можете задавать свой вопрос.
— Ага. Хорошо. Тогда объясните-ка мне, бедной необразованной дворничихе: почему супралапсарианский партикуляризм не соответствует библейской сотериологической доктрине, а?
Элеонора Рудольфовна подавилась невысказанной фразой, фыркнула и, подхватив собачонку на руки, поспешно ретировалась с поля боя.
А я неспешно продолжила чистить грязь. И работала спокойно и равномерно до самого обеда.
Вопрос с Виталиком Н. оставался открытым. Судя по всему, жить ему на лесоповале остаются считанные месяцы. И вскоре любящие сердца, согласно его планам, должны воссоединиться.
Мои же планы несколько отличались. И места в них Виталику Н. совершенно не было.
Поэтому я, пользуясь тем, что у меня обеденный перерыв и сам обед ограничивается традиционной косичкой с кефиром, отправилась к Семёну в дворницкую, чтобы написать Любашиному возлюбленному достойный ответ.
Я долго думала, и так, и сяк, перебирая варианты ответа.
Если напишу, мол, прости-прощай-разлюбила — он всё равно приедет, будет заваливать усохшими букетиками, сорванными на соседней клумбе, и умолять подумать и возродить отношения, ведь он прекрасно понимает, что Люба — стабильный источник денег.
Так что этот вариант отпадает.
Ещё можно было написать, мол, муж всё узнал, ругался, прости-прощай, не могу, не буду и бла-бла-бла. Но, я уверена, Виталик на зоне давно приобрёл опыт решать вопросы силовыми методами, поэтому он всё равно припрётся и тут уже заодно может пострадать и любашин муж. Который хоть ещё и тот придурок, но стравливать его с зэком — негуманно.
Ну и что же мне делать?
Я вскочила и прошлась по комнате. Мысли мелькали в голове калейдоскопом, что я не успевала их вылавливать.
Наконец, торжествующая улыбка озарила моё лицо — пришло понимание, как правильно поступить.
Единственно верный ответ.
Я торопливо села за стол и написала:
' Дорогой мой и любимый Виталик! Моё солнышко и лучик света! Жду тебя очень сильно. Не могу дождаться. Как подумаю, как нам будет хорошо вместе, когда ты приедешь ко мне, — так вся аж томлюсь в ожидании.
Но у меня дела не очень хорошие. Слегла я, любимый мой. Парализовало меня после падения. Позвоночник сломан. Врачи сказали, что лет через пять, может быть, даже встану. Но ты не думай, одной рукой я уже хорошо шевелю и разговаривать могу, как и раньше. Просто ноги полностью не ходят. Сейчас приехал мой супруг (век бы его не видать!), но он скоро уедет. Я вообще думаю подавать на развод, когда ты приедешь ко мне.
И денег на операцию нету. Нужен специальный титановый клапан, а их делают только в Германии. Мы уже в такие долги влезли — ужас. Единственное боюсь, муж скоро опять улетит на работу, а я ведь сама даже встать и до туалета добраться не могу. Только лежу. Поэтому вся надежда лишь на тебя. Приезжай, дорогой мой Виталик. Тебя мне сам бог послал. Будем жить вместе, как и хотели. Очень за тобой скучаю.
Вроде же ничего так получилось? Я перечитала строчки и осталась довольна. А в конце вспомнила историю Семёна и приписала:
«Вчера упала первая слезинка из-за тебя. Ну за что мне всё это?»
И подпись — «твоя бесконечно любящая Любушка».
Ну вот. После такого письма я сильно удивлюсь, если он приедет.
После обеденного перерыва я, вполне довольная результатом (имею в виду ответ Виталику), сбегала за угол и бросила письмо в почтовый ящик. И я очень удивлюсь, если он таки приедет. Но, думаю, у него таких «Любушек» десяток наберется, так что альтернативу внезапно парализованной бабе он найдёт в тот же вечер.
После этого я решила зайти в отдел кадров ЖЭКа оформить документы.
Только вошла, как поямо в коридоре, чуть нос-к-носу не столкнулась с Алексеем Петровичем.
— Любовь Васильевна! — обрадовался он, — как вы устроились? Удобно вам там? По поводу другой комнаты не передумали?
— Спасибо, Алексей Петрович, — улыбнулась я (и на этот раз вполне искренне), — отлично я устроилась. Чуть позже потом ремонт в комнате сделаю и совсем хорошо мне будет.
— Ремонт? А что вы хотите делать? — чуть напрягся начальник.
— Обои переклеить надо, — начала перечислять я, — побелку обновить, окно покрасить. Ну и по мелочи там.
— Тогда, Любовь Васильевна, напишите всё, что вы сейчас перечислили в служебной записке. Я посмотрю, что здесь можно придумать. Жильё наше, ведомственное, поэтому ремонт мы можем сделать и своими силами. Не весь, конечно, но какую-то часть почему бы и нет. Рабочих я выделить смогу. Ту же побелку организовать можно. А вот обои покупать вам самим придётся, сами же знаете, какое у нас нынче финансирование. Мои ребята только помогут поклеить.
Он выжидательно уставился на меня, отслеживая мою реакцию. Но я всё равно была крайне довольна — если действительно даст людей и они помогут привести комнату в божеский вид, это будет очень прекрасная помощь.
— Любовь Васильевна, — между тем продолжил Алексей Петрович, — раз уж вы здесь, пойдёмте-ка, я вас познакомлю с вашим будущим начальником.
— Конечно, — кивнула я (самой уже было любопытно).
Мы прошли с ним по коридору, завернули за угол и вошли в неприметную дверь, которая отделяла сразу пол-этажа.
— Вот, Степан, как я тебе говорил, — с этими словами Алексей Петрович представил меня невысокому, коренастому, похожему на боровичок, мужчине. — Это Любовь Васильевна. Она и будет теперь тебе помогать.
— А это Степан Фёдорович. Ваш непосредственный начальник. Прошу любить и жаловать.
— Очень приятно, — сказали мы со Степаном Фёдоровичем практически