одновременно.
— Ладно, вы тут знакомьтесь, а мне бежать надо.
— Лёша, акты не забудь, — крикнул ему вслед Степан Фёдорович и повернулся ко мне:
— Ну что, Любовь Васильевна, будем, значится, работать вместе.
— Будем, Степан Фёдорович, — улыбнулась и я.
— Я вот что скажу, — начал мой будущий начальник, — я человек прямой и говорю сразу. С бумагами я не люблю. Не понимаю я их. Так вот, мы разделим полномочия: ты, Люба, давай будешь отчеты писать, а я уж сам порядок в городе держать буду. Потому что ты баба и ничего ты не сделаешь, когда коллектор порвет.
Я нашла его слова вполне справедливыми и согласилась.
— Вот и ладненько, — расцвёл Степан Фёдорович. — Мне Лёша сказал, что ты через две недели приступишь. Ну так вот что я скажу. Работа дворником — дело хорошее, но ты находи время и потихоньку вникай в дела. Можешь по вечерам походить поизучать материалы отдела, чтобы потом прийти на работу замначальника и спокойно работать.
Я кивнула:
— Согласна, Степан Фёдорович.
— И я даже дам тебе первый отчёт. Он маленький, — вильнул взглядом Степан Фёдорович. — Ты его потихоньку делай. Там срок через четыре дня. Так ты делай. А я потом гляну, как оно там получается.
Таким образом я и стала вникать в дела ЖЭКа.
Но прежде, я сбегала обратно на свой участок (дело в том, что мусорная машина приезжает ровно в одно и то же время, и нужно было весь мусор успеть выбросить. А мусора в этом дворе накопилось ой как много). А потом мне нужнро было провести такую же манипуляцию с мусором во дворе, где ранее работал Семён.
Со своим мусором я справилась на удивление быстро, а затем заторопилась на участок Семёна.
И надо же такому случиться, что я увидела, как возле мусорника крутится Михалыч.
Я решила понаблюдать, спряталась за деревом и принялась смотреть, что там происходит. Михалыч воровато оглянулся, вытащил из кармана синего спецовочного халата, который он носил прямо поверх тёплой куртки, небольшой пакетик из плотной бумаги. Он разорвал сверху этот пакетик и принялся ходить вокруг муосрки, посыпая из пакетика всё вокруг.
— Дезинфекция? — удивилась я. Тогда почему так тайно?
Но как бы то ни было, я продолжила наблюдать.
Высыпав вещество из пакетика, Михалыч аккуратно сложил пустой пакетик и сунул его в карман.
При этом он не забывал воровато оглядываться по сторонам. Но меня не видел.
Наконец, я не выдержала:
— А что это вы тут делаете, Михалыч? — крикнула я, — на чужом участке.
— А сама? — моментально сориентировался тот.
— Да вот пришла посмотреть, кто Семёну палки в колёса вставляет, — сказала я.
Михалыч побагровел.
— А ты кто такая⁈ — рыкнул он.
— А я вместо Семёна теперь, — ответила я, — и мне совершенно не понятно, что за яд вы рассыпали только что.
— Какой яд? — вскинулся Михалыч.
— Белый порошок! Я видела!
— Это не яд! — лицо Михалыча пошло пятнами.
— Я не думаю, что вы ванильный сахар тут разбрасывали.
— Почему ванильный сахар?
— Белый и не яд, — пожала плечами я.
— Не выдумывай! Не яд это! — с этими словами он фыркнул, круто развернулся и ушел. А я осталась стоять возле мусорки.
Буквально через минуты две, дверь подъезда распахнулась и оттуда вылетела Анжелика с мусорным ведром.
Увидев меня, она остолбенела.
— Тетя Люба! — воскликнула она и бросилась ко мне.
— Здравствуй, Анжелика, — сказала я, — как твои дела?
— Плохо! — всхлипнула Анжелика, и тут же, с непосредственностью ребенка, добавила, — ну почему ты ушла? Почему ты нас бросила⁈
— Анжелика, — вздохнула я, — давай, высыпай ведро, и отойдём вон туда, на лавочку. И там поговорим. Зачем нам возле мусорника беседу вести.
Анжелика спохватилась, кивнула, и уже через пару минут мы сидели на лавочке, и Анжелика взахлёб рассказывала.
А новостей действительно было много.
Во-первых, Пётр Скороход после моего ухода ушел в запой.
Во-вторых, к нему приходила какая-то женщина. Алла. Анжелике она очень не понравилась, вела себя по-хозяйски, Анжелику поучала и вообще.
Кроме того, отец запретил Анжелике носить ту куртку с черепами, и она с ним поругалась. Но это было до запоя.
— А женщина эта… ну, Алла, — спросила я, — она знает, что Пётр в запое?
— Конечно знает! — удивилась Анжелика, — они же вместе пьют.
— И сейчас?
— Ага, — вздохнула девочка, — задолбали уже песни орать. Даже соседка приходила ругаться.
— Какая соседка?
— Племянница той бабушки, Ивановны, что мочу любит пить.
Я удовлетворённо вздохнула. Вот люблю я закон бумеранга. Гадская бабёнка пыталась меня выжить шумом от песен. А оно вон как для неё получилось.
— Тёть Люба! А давай ты вернешься? — попросила Анжелика.
— Не могу, — покачала головой я, — я ушла от твоего отца. Он меня обижал. Да и тебя тоже, с курткой этой. Но меня сильнее. Потому я и ушла. Да и к тому же он не сильно страдает. Раз уже у него новая Алла эта появилась.
— А ещё она подралась с тетей Тамарой.
— В смысле? — вытаращилась я.
— Тётя Тамара с мужем приходили к отцу за дом в деревне разговаривать, — сказала Анжелика, — но они меня выставили из кухни. Я старалась подслушать. Но было плохо слышно. Только когда они ругались.
— И о чём же они ругались?
— Тетя Тамара хотела дом продать. Ну, где дедушка живёт. Она уговорила отца.
—