Читать интересную книгу "Один на один - Грейс Райли"

что сказала, что начинаешь доверять Куперу. Если доверишь ему свое прошлое, это может сблизить вас еще больше.

— Или оттолкнуть его.

— Возможно, — говорит доктор Фабер. Она тянется вперед и накрывает мою руку своей. — Но любовь почти всегда стоит риска.

51

Пенни

С психотерапией все хорошо

Уже закончила

КУП

Хорошая девочка. Я у входа

Я засовываю телефон в сумку и поднимаю воротник, прежде чем выйти из здания. Машина Купера стоит прямо у края тротуара. Я прячу улыбку — эхо похвалы еще отдается в моих мыслях, — когда открываю дверь. Хорошо, что он не заставил меня идти всю дорогу до парковки, а то ветер пробирает до костей.

В первый год жизни в Нью-Йорке я думала, что перемена погоды мне поможет. Когда я жила в Темпе, в феврале погода стояла хорошая и умеренная. В конце концов, к той вечеринке привел именно хороший вечер. Я хотела, чтобы зябкий воздух и каша под ногами напоминали мне, что я очень далеко от Престона.

Все оказалось не совсем так, но, возможно, в этом году — учитывая день рождения Купера — я наконец-то двинусь дальше. Я закончила встречу с доктором Фабер на обнадеживающей ноте, особенно потому, что мои лекарства до сих пор хорошо работают, а я успешно использую механизмы преодоления. И еще, с тех пор как я встретила Купера, у меня не было ни одной полно­ценной панической атаки, а это что-то да значит.

Когда я пристегиваюсь, Купер наклоняется, чтобы меня поцеловать. В салоне тепло, как в печке, а его борода приятно царапает мне кожу. Я углубляю поцелуй, прежде чем Купер отстраняется, и почему-то он попадает локтем на гудок. Резкий звук заставляет нас вздрогнуть и рассмеяться.

Любовь. Доктор Фабер говорила о любви. Я не была уверена, что когда-нибудь еще кому-то скажу эти слова. И до сих пор не уверена, но возможность мерцает впереди, как далекий огонек.

— Упс, — произносит Купер, быстро целуя меня еще раз, прежде чем нажать на газ. — Все точно в порядке?

— Я в норме, — твердо говорю я. И достаю телефон, чтобы написать то же самое папе. — В основном мы просто назначали мне следующий рецепт.

— Хорошо. — Прежде чем выехать с парковочного места, он вытягивает шею и проверяет, нет ли кого. — Хорошая девочка. Я горжусь тобой.

Я краснею.

— Это просто был сеанс психотерапии.

— И это пипец какая сложная работа. В бардачке лежат мармеладные мишки.

Я достаю их, и мое сердце отстукивает стаккато. Ко­гда папа возил меня на психотерапию, в те времена, ко­гда мне это было нужно чаще, он всегда потом поднимал мне настроение мороженым, поездкой в книж­ный или даже мармеладными мишками. То, что Купер подумал о таком же жесте, милее, чем он представляет.

— Ты все еще не против сходить на этот матч? — спрашивает он.

— Конечно нет. Я хочу познакомиться с твоим дядей.

— Круто.

Купер кладет ладонь мне на бедро, держа вторую на руле. У меня в животе становится жарко. Этого естественного собственнического жеста вкупе с тем, что Купер не привлек к нему внимания, мне хватает: очень хочется попросить Купера свернуть на обочину. Я не отсасывала ему в машине с того дня, как мы сошлись, так что пора бы уже. Может, после матча. Вчера он пошутил, что я могу устроить ему фингеринг, и с тех пор я не могу перестать думать о том, каково будет отплатить ему его же монетой — особенно если его член в это же время будет у меня в глотке. Я всегда тащилась по такому, но даже не добавила в Список: не думала, что найду парня, настолько настроенного на мои фантазии.

Купер бросает на меня взгляд.

— О чем задумалась?

— О грязных штучках.

Он качает головой.

— Да ты развратнее меня.

— Только иногда.

Я играю с его пальцами и закусываю губу, смотря на него. Купер снова бросает на меня взгляд, сглатывает, и я чуть не прошу его прогулять матч, чтобы мы потрахались, — но я знаю, как все это для него важно. Эти отношения, которые он выстраивает с Райаном (за что ему благодарна его мать, поскольку она ничего не знает о хоккее), и те, что он восстанавливает со своим дядей, который трезв уже два года и вернулся в его жизнь.

Так что я умудряюсь прикусить язык и подавить желание, курсирующее во мне на пути к катку в Пайн-Ридж, где играет команда Райана. Они называются «Мурбриджские утки», и форма у них такая крохотная и очаровательная, что при виде их я чуть не плачу. Это просто слишком мило.

Купер целует меня, как только паркует машину.

— Черт возьми, Пенни. Такой взгляд не просто так называется бесстыжим.

Я невинно моргаю.

— А можно засунуть пальцы тебе в задницу после игры?

Он рычит и практически сдергивает меня с сиденья — и хорошо, что он заглушил мотор, а то я задеваю коленом рычаг передач. В итоге я оказываюсь у Купера на коленях, мы сплетаемся, он целует мое лицо, где только может достать, и ладонями сжимает мой зад, массируя его через джинсы. Я дрожу, пусть мне уже и не холодно. Он такой охренительно большой, что я рядом с ним просто кроха.

— Грязная девчонка, — бормочет Купер.

Он тычется носом в ворот моего пиджака, целует меня в шею и ставит засос. Я дрожу и зарываюсь ладонями в его волосы. Чувствую его член сквозь джинсы. Если мы не расцепимся, у него будет стояк — да и я ненамного отстану: я уже чувствую, как мокнут мои трусики. Я трусь о Купера, не в силах остановиться, и он стонет, запрокинув голову.

Я пользуюсь тем, что у него открыта шея, и ставлю ему похожий засос, прямо рядом со шрамом под ухом. Когда я спросила, откуда он, Купер сказал, что это от старой автокатастрофы, которую он едва помнит. Он шипит и тянет меня за волосы, когда я кусаю его в плечо. Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на дело рук своих, но Купер снова притягивает меня и приближается губами к уху.

— Конечно можешь, чтоб тебя, — шепчет он низким, грубым и вкусным голосом. — Но я кончу тебе на лицо и так и оставлю, потому что только паршивки мучают своих парней прямо перед выходом на люди.

Мы стукаемся зубами, когда целуемся, и я улыбаюсь всю дорогу.

— Только если потом ты плюнешь мне на лицо, чтобы меня почистить.

* * *

— А потом он сорвал перчатки и вызвал пацана на дуэль. В шесть лет. — Блейк широко улыбается Куперу и хлопает его по плечу. — Сам крохотулька, а уже был намерен защищать товарищей.

Купер втягивает голову в плечи, но я замечаю его улыбку. Весь матч мы болеем за Райана — который стал кататься очень уверенно и даже недавно забил гол, — а Блейк Каллахан с удовольствием рассказывает мне все истории из детства Купера, которые может вспомнить.

— Райан такой же драчливый, — говорит Купер. — Когда он только начинал ходить на наши с Пенни занятия, то был робким, но сейчас совсем другой.

Мы смотрим, как Райан бьет по шайбе, и ликуем, но вратарь ее перехватывает. Я делаю глоток газировки.

— Ты же вернешься, да?

— Как только мы выиграем «Ледяную четверку», — обещает Купер.

— Хорошо. А то мне тебя не хватает.

Я искоса бросаю взгляд на Блейка, но, похоже, сентиментальность его не беспокоит. Очевидно, он помнит Купера таким игроком, как раньше: в школе он был еще более диким, чем в колледже, хотя не могу сказать, что я в это верю, — и сам не мог поверить, когда Купер сказал, что познакомит его со своей девушкой. Блейк оказался остроумным, уморительным без особых усилий и отлично умеющим флиртовать; он бессовестно заболтал женщину у киоска с едой и подмигнул, когда за ней пришел муж. Неудивительно, что Купер скучал по нему, особенно при таком чопорном