провокации Харада. Видимо, теперь, когда ему снова стало лучше, он решил во что бы то ни стало сблизиться с ней. Если она начнет отвечать на ухаживания, телохранитель не перестанет надеяться на дальнейшее развитие отношений.
Наконец свет остался позади. Когда она, чуть пригнувшись, вошла в узкий туннель в конце пещеры, вокруг сгустилась чернота.
Эовин вздохнула. Поверхность под ногами оказалась слишком неровной, то и дело осыпалась, так что идти вслепую было небезопасно. Однако она не собиралась ни оставлять спутников без источника света, ни отказываться от ванны. Кроме того, не могло быть и речи о возвращении. В конце концов, она никогда не причисляла себя к слабым женщинам, которые постоянно нуждались в поддержке сильного мужчины.
Охотница подняла руку и постаралась сосредоточиться.
– Лумар! – пробормотала она, представив перед собой маленький светящийся шарик. Крошечная искорка, напоминающая светлячка, заплясала во тьме. Всеми фибрами души Эовин ощущала каждое мерцание этой искры и наблюдала за ее блеском, как завороженная. Теперь их связывала тоненькая ниточка концентрации и энергии. Просто удивительно, сколько требовалось сил, чтобы поддерживать лишь этот маленький огонек.
Она снова подумала о Ниме. Насколько же могущественной была эта старуха, если создала довольно крупную светящуюся сферу, которой им хватило бы на два дня и на несколько километров вперед. Неудивительно, что старуху ничуть не пугал преследовавший их незнакомый воин. Наверняка она могла уничтожить его одним щелчком пальцев.
Вместо светящейся сферы стоило взять с собой саму травницу.
Эовин продолжала двигаться. Понятия не имея, как долго сумеет поддерживать искорку, она решила не тратить зря время. Поспешно пересекла низкий свод и направилась дальше, на звук, туда, где слабо журчала вода. Действительно, в углублении размером примерно два на два метра образовалось небольшое озеро. Эовин присела на корточки и понюхала воду. Сама она имела молочный оттенок – по всей видимости, такой эффект дали насыщавшие ее минералы, – но все же казалась достаточно чистой. Никакого подозрительного запаха не улавливалось, но едва заметная рябь нет-нет да пробегала по поверхности. Похоже, где-то здесь же, просто немного глубже, били ключи и имелись отверстия для слива, поэтому вода не застаивалась. Эовин осторожно погрузила руку и тут же, вздрогнув, отдернула. Вода была ледяная. Несмотря на это, охотница сняла сапоги и опустила в озерцо ноги.
Прохлада окутала потную и частично израненную кожу, и Эовин блаженно выдохнула, пошевелив пальцами ног. Расстегнула застежки жилета, и теперь лишь тонкая эластичная тканевая повязка закрывала и одновременно поддерживала грудь. Кинжал звякнул о камень, когда охотница наклонилась. Сняв его с пояса, она вдруг остановилась. Медленно вытащила клинок из ножен и поднесла к глазам блестящее лезвие. Оно оказалось отполировано так, что в него можно было смотреться как в зеркало. Эовин дотронулась до плеча. Лучшей возможности в ближайшее время не представится. Несмотря на страстное желание знать, увериться окончательно, она медлила. Сердце бешено колотилось. Эовин прикрыла глаза и сделала глубокий вдох.
«Не будь трусихой! – строго приказала себе. – Истина не исчезнет только потому, что ты на нее не посмотришь!»
Она убрала волосы с лица и, используя лезвие как зеркало, посмотрела на отметину у себя на лопатке, чуть ниже плеча.
До сих пор охотница почти не обращала на нее внимания. Отметина располагалась в незаметном месте, и всю свою жизнь Эовин считала, будто это просто причудливое родимое пятно.
Теперь она внимательнее рассмотрела образованный точками узор, и ее горло сжалось. Значит, не ошиблась. Точки располагались точно так же, как и на руническом камне, который Нима дала Эллин. Разница была лишь в том, что Эовин носила руну на коже. Носила ее с собой всегда, куда бы ни шла.
Поколебавшись, она опустила лезвие. Где-то в глубине души охотница не теряла надежды, что это просто совпадение, случайная пигментация кожи. К сожалению, она прекрасно понимала, насколько это маловероятно.
Но если это действительно была руна, если Эовин появилась на свет без этой отметины, значит, кто-то поставил ей эту руну вскоре после рождения.
Эовин подумала об отце. Он получил отличное для простого ловца змей образование, и круг его интересов был достаточно широк. Однако его жажда знаний носила скорее прагматический характер. Отец изучал боевые стратегии и судостроение, чтобы сделать жизнь в Хельмсвире более комфортной для всех. Ни рунами, ни магией он всерьез не интересовался. Все это он считал псевдонаучным бредом, с которым не должны мириться честные люди. Хотя и испытывал определенное почтение к гильдии магов, он при этом не горел желанием когда-либо встречаться с кем-либо из ее представителей. Да ему это и не требовалось. Следовательно, отец к появлению руны точно не имел отношения.
Оставалась только неизвестная мать, которую Эовин совсем не помнила. Когда она впервые спросила об этом отца, он сказал, что ее мать умерла при родах. А однажды в деревне Эовин услышала, что это вовсе не так. Никто никогда не видел ее родительницу. Поговаривали, будто Эовин младенцем нашли в лодке, которую прибило к берегу, и Вулфрик решил взять малышку себе, просто потому что пожалел ее.
Ух и разозлился же отец, когда она рассказала ему об этом!
– Ты моя дочь! Моя плоть и кровь! – взволнованно кричал он. – Никогда не сомневайся в этом. Ты слышишь? Никогда!
Она редко видела его в таком гневе. А отец прижал ее к своей груди и обнял так крепко, что ей не хватало воздуха.
– Я любил твою маму больше всего на свете! И тебя я люблю так же сильно!
И Эовин ему поверила. Продолжала цепляться за него и повторяла себе, что лишь это имеет значение. Тот факт, что он являлся ее отцом. Она это чувствовала.
К сожалению, папа категорически отказывался поведать чуть больше о ее матери. Только старая сказка на ночь о богине, которая спасла терпящего кораблекрушение моряка и подарила ему дочь, оказалась единственной зацепкой за все эти годы.
Но вдруг эта история была правдой?
Только вместо богини была ульфаратка, которая каким-то непостижимым образом смогла вырваться из заточения? Стала ли она первой из многих? Любила ли ульфаратка ее отца искренне или спланировала все с самого начала? Была ли это просто неудачная игра? Первый шаг к захвату Алриона? Может, поэтому она и не хотела Эовин? И поэтому в утлой лодочке отправила ее через океан? Вероятно, ребенок в планы ульфаратки не входил. А еще для этой расчетливой женщины не имело никакого значения, выдержит ли дочка долгое и непростое путешествие.
Ведь именно поэтому она нанесла руну на кожу новорожденной девочки, чтобы план по захвату