Читать интересную книгу "Один на один с жизнью: Книга, которая поможет найти смысл - Илья В. Латыпов"

в его основе собственные враждебность, страх, тотальное разочарование в мире и в людях (на котором и взращивается цинизм и нигилизм), а также реабилитировать в своих глазах такие качества, как слабость, уязвимость, близость, чуткость, – все то, что в циничном мире воспринимается как нечто унизительное. Жить в упрощенном черно-белом мире, в котором пепел от собственного внутреннего пожарища воспринимается как норма, проще, чем в мире многоцветном, пульсирующем, изменчивом и бесконечно сложном. Проще, но не приятнее. Возможно ли это в себе изменить? Да, возможно. Об этом поговорим дальше.

Глава 7

Пульс жизни

Как бы мы ни старались вытоптать все живое и «неправильное» в нашей душе, эмоциональная жизнь все равно пытается пробиться сквозь все преграды, как трава прорастает сквозь асфальт. Но даже стремясь жить полной жизнью, мы все равно можем, сами того не желая, вытаптывать эти едва пробившиеся сквозь идеализацию и цинизм ростки.

«Делай все правильно!»

Пятилетний Ярик посмотрел видеоролик, в котором лепили глиняные сосуды, и загорелся желанием сделать что-то похожее. Я неосторожно пообещал предоставить ему такую возможность, и целую неделю он настырно приставал с просьбами и напоминаниями. Наконец я купил глину, и мы уселись делать чашку. Я тоже не гончар – ну, что выйдет, то выйдет. Ярик раскатывал колбаски из голубой глины, я их скручивал в чашку, потом мы вдвоем ее лощили. Наступил самый увлекательный момент – нанесение орнамента. Сын решил, что это будут «волны и зигзаги», и приступил к делу.

Вот тут-то я и поймал себя на том, что мне было вбито в голову в детстве. Мне почему-то непременно хотелось, чтобы Ярик рисовал ровно, правильно, красиво. А линии, понятное дело, выходили кривыми, косыми, вместо зигзагов получались просто какие-то ломаные линии, точки расставлялись неравномерно… То есть я поймал себя на желании убить творческий импульс ребенка, когда он, забыв обо всем, старательно вычерчивает свои неровные линии на далеко не идеальной глиняной чашке. Потому что мне вдруг захотелось, чтобы «было красиво».

Из дальних уголков психики вылезла вбитая еще в раннем детстве установка, что «все надо делать правильно», что важен результат, а удовольствие от процесса – штука эфемерная и его никому не предъявишь. А ведь оно и есть основа способности наслаждаться жизнью, да еще и источник самого завораживающего в человеческой природе – творческого порыва в чистом виде, без какой-либо привязки к требованиям красоты, эффективности или уникальности. Ребенок творит, ему нравится, он в восторге от себя и от того, что делает, и, что немаловажно, само действие не несет в себе никакого иного смысла, кроме «давай сделаем и маме подарим». Вдохновение делает любого человека неповторимо красивым.

Распространенное в нашей культуре отношение к ошибкам зачастую психологически истощает людей (знаю по себе), так как оно отнимает очень много душевных сил. Миллионы людей с детского сада находятся под прессом установки «это ужасно, этого быть не должно». Иногда это прямое неодобрение воспитательницы, но может быть просто тяжелый вздох матери и ее устремленные к потолку глаза. Нетерпение и злость отца («Ты не понимаешь элементарных вещей»), когда ты после сотого объяснения не можешь сделать как надо (нужно ли пояснять, что уже первое объяснение означало «ты должен сразу сделать все правильно, если ты не дурак»).

Самое парадоксальное с точки зрения здравого смысла – это нетерпимость к ошибкам во время процесса обучения чему-либо, когда, как говорится, сам бог велел пробовать, ошибаться и снова пробовать. Но чтобы сделать новую попытку, надо признать ошибку и, не утопая в стыде, разобрать ее с преподавателем, чувствуя его поддержку и заинтересованность в твоем успехе (а не желание самоутвердиться за счет ученика).

Ученик часто испытывает стыд и страх перед учителем и нередко переносит их на других людей, участвующих в обучении. Чтобы подобного не происходило, важно осознавать, что в процессе обучения стыд ученика вполне естественное явление (ведь, обучаясь, мы сталкиваемся с собственным несовершенством), но когда нас стыдит учитель, то чувство стыда достигает такой силы, что полностью заглушает радость познания.

А теперь представьте, что вы ошиблись в человеке. Доверились тому, кому доверять нельзя. Повелись на уловки мошенника. Или не разглядели в ком-то, что он способен на эмоциональное или даже физическое насилие. А ведь были же звоночки. И обязательно кто-то скажет: «А я предупреждал», «Где были твои глаза?», «С самого начала все было ясно…». Исполнит торжествующий танец на костях вашего погибшего самоуважения. И как тут сделать выводы из этих отношений, как услышать себя, когда вам говорят, что «только полные идиоты допускают такие ошибки»?

А может, вы неудачно ответили на чужую агрессию. Сорвались и повели себя не так, как надо. Или сами все неправильно поняли, наговорили бог знает что, а потом все разъяснилось, и вам стало стыдно. Всякое бывает. Но вдруг перед вами встает фигура беспощадного судии с речью о том, что ошибка равна преступлению. И что вы – преступник, которому не место среди нормальных здравомыслящих людей.

«Совершенству», «идеалу», «безупречности» и «безошибочности» я противопоставляю не несовершенство, хотя это напрашивается, а витальность. Идеал, безупречность, безошибочность – это застывшие формы, достигшие предела развития, а значит, в них жизнь остановилась. Она невозможна без движения, изменений, колебаний, вибраций, пульсации. Мой любимый образ – искривленное испытаниями, но очень красивое дерево, похожее на бонсай. А еще кинцуги – японское искусство реставрации разбитых керамических изделий. Помните красивые склеенные чашки, на которых трещины и склейки не маскируются, а выделяются золотистой краской или лаком, образуя уникальный рисунок? Я всегда вспоминаю эти чашки, когда думаю о собственном несовершенстве.

Мы все – ученики в школе жизни. Но научиться жить невозможно, учиться можно бесконечно. А значит, и бесконечно ошибаться. Мы движемся по кругу, как в фильме «День сурка». Ошибаемся, говорим не те слова, делаем неправильные выводы. Плачем. Какие-то ошибки исправить невозможно, какие-то можно. Но я точно знаю, что, чтобы извлечь пользу из ошибок, мы должны их признать, пережить и разобрать вместе с кем-то внимательным и доброжелательным. Человеком, которого нам могло не хватать в детстве. Чудесно, если такой у нас был, – можно представлять, что бы он сказал, чтобы поддержать нас в трудный момент. Хорошо, если мы сами для себя можем стать таким помощником. И еще лучше, если можем быть таким для других.

В погоне за идеалом упускается один важный момент. Представьте себе идеального родителя, который в общении с ребенком никогда не ошибается. Всегда все понимает, не срывается, угадывает желания, приходит на помощь по первому зову или даже загодя. Что произойдет с ребенком в таких отношениях? Он перестанет развиваться. Для развития нам необходим конфликт между тем, что мы хотим, и тем, что можем получить. Если мы всегда получаем немедленное удовлетворение, то в психике не образуется напряжение, необходимое для того, чтобы мотивировать нас совершить усилие, и тогда нет никакой потребности учиться преодолевать конфликт.

Такие идеальные родители (если бы они существовали на самом деле) блокировали бы постепенное взросление ребенка уже тем, что рядом с ними становиться самостоятельным не нужно. Когда ребенка оберегают от столкновения с экзистенциальным вызовом несовершенства (с осознанием своей неидеальности, ограниченности сил, несправедливости мира), то все, чему ему нужно учиться, – удерживать рядом маму и папу, чтобы не вздумали бросить. Потому что они сами защитят его от «большой жизни» за пределами детской комнаты. И когда родителей не станет, такой человек, уже выросший, не будет способен выстраивать более-менее равные, а не зависимые, отношения.

Поэтому в психологии вместо словосочетания «хорошая мать» утвердилось выражение «достаточно хорошая мать». Это та мать (или в принципе любой человек, выполняющий родительские функции), которая устает, не всегда понимает ребенка, иногда раздражается, хочет отдохнуть от детей и побыть без них, не всегда находит нужные слова (а то и вовсе никогда их не находит). Невозможно защитить детей от их собственной неидеальности, они так или иначе будут сталкиваться с нею, испытывать боль и учиться справляться с возникающими переживаниями. Без этого нет взросления.

Впрочем, если мы одержимы идеалами, то можем придумать себе идеальный образ неидеального