Гжатске. Двинулись к Гжатску. Там оказались немцы, крупная часть. Рокоссовский так и не установил, кем был этот летчик.
С немцами в бой ввязываться не стали, уже знали, что ими перекрыты только крупные транспортные магистрали, город обошли. Единственные бои были при таком прорыве из окружения только с мелкими группами немцев, которые сразу аннигилировались. Еще бы — целая дивизия прёт! Да еще и ополченческая!
Благополучно вышли к Можайску, остановились в 40 километрах от него. Всё. Прорвались. Получили известие, что штаб Западного фронта находится в городе. Рокоссовский стал собираться навестить Конева и уточнить приказ. За ним прилетел У-2. Начштаба Малинин принес сам приказ Конева:
— Возьми, Константин Константинович, на всякий случай. Мало ли…
В домике, где располагался штаб фронта, в предбаннике сидел Г. К. Жуков. Рокоссовский прошел внутрь. В штабе, кроме командования фронтом, были члены ГКО Ворошилов и Молотов.
Климент Ефремович удивленно смотрел на командующего 16-ой армией:
«— Как это вы со штабом, но без войск шестнадцатой армии оказались под Вязьмой?
— Командующий фронтом сообщил, что части, которые я должен принять, находятся здесь.
— Странно…
Я показал маршалу злополучный приказ за подписью командования.»
Тень генерала Дмитрия Павлова из загробного мира пронеслась мимо головы будущего прославленного маршала. Пронесло.
Теперь настала очередь Конева…
Но оцените, каковы мастера окружений и ликвидаций котлов из немцев! «Русская Голгофа» — так у вас, господин Исаев, значится окружение под Вязьмой? Думаю, что Константин Константинович Рокоссовский вас дебилом назвал бы. В лучшем случае…
* * *
…К сожалению, мы теперь уже никогда не узнаем, почему оказалось так, что Константин Константинович Рокоссовский почти три года находился под арестом. Следственного дела в отношение его, по всей видимости, не сохранилось. В принципе, оно и не подлежало длительному хранению, в связи с тем, что было прекращено производством. Судебного решения по Рокоссовскому не было, т. е. следствие какой-либо вины его в каком-либо преступлении не установило. Но велось очень долго даже по нынешним меркам. Наверно, дело было сложным. Но я гадать не буду, я не историк. Профессиональный, имею ввиду. Пусть гадают профессионалы разводить турусы на пустом месте, не имея никакой фактуры, на сплетнях, которые у этих профессионалов называются воспоминаниями.
Сам Константин Константинович абсолютно ничего не говорил о своем аресте так, чтобы это было задокументировано, и не писал. И никаких обид не высказывал. Наверно, человек что-то понимал. Он же нормальным человеком был. Нормальный человек понимает, что может попасть в ситуацию, когда его по чьему-то навету, например, могут подозревать в совершении преступления. Часто для обеспечения объективности расследования необходим арест. Ситуация неприятная, но в нашей жизни не всё одни пирожные и сладкий морс. Тем более, ситуация в стране была сложная — ликвидировался троцкистский заговор, захлестнувший и армию. Есть версия, что Рокоссовского троцкисты оклеветали. Если это так — вот они, последствия для армии троцкистского заговора, а не пресловутое уничтожение Сталиным командного состава.
Да, насчет выбитых у Рокоссовского зубов следователями, поэтому у него были металлические коронки. Интересно, какие следователи выбили зубы нашим эстрадным звездам, из-за чего им приходится носить коронки унитазно-голубого цвета?!
Но на три года Константин Константинович из армейской жизни выпал, поэтому некоторые подчиненные даже обогнали его в званиях и должностях. В 38-м году был арестован в должности командира корпуса, в 40-м на эту же должность вернулся и начал с нее войну.
А так — быть бы Ивану Степановичу Коневу в подчинении у Рокоссовского в октябре 41-го. Вполне такая возможность имела место быть. Нет, самого Конева он не обскакал бы по служебной лестнице, тот уже в 1938 году армией командовал. А вот Жукова! Да Жуков и был его подчиненным в 38-м.
Чем отличался Рокоссовский от таких, как Жуков и Конев? Про хамство Жукова известно. Да, и про такое же хамство Конева. Ивана Степановича при Брежневе историки стали называть «солдатским маршалом», якобы, из-за его какой-то невероятной заботы о солдате. Правда, с примерами было туговато. Нет, командующий фронтом, заботящийся о солдатах… А что, другие были? Были такие, которым было плевать, во что войска одеты и как накормлены? Серьезно? Как же они тогда воевали?
Но о Коневе ходили слухи, что он лупил своих подчиненных палкой, о чем написал с явным одобрением автор книги о маршале С. Е. Михеенков «Конев. Солдатский маршал»:
«Генерал Громов: „…мы дрались на Калининском фронте. В конце 1941-го, в начале 1942-го, трагическая, кошмарная обстановка была. Длина фронта — 580 километров. В одном месте „мешок“ подозрительный. И танки лезут со всех сторон. Каждый день меня „расстреливал“ Конев за то, что я танки не отражаю. Я Конева в душе уважаю. Он грубоватый, как топор, может врезать палкой, но довольно быстро отходил, когда понимал, что не прав…“
Но вернёмся к палке. Потому как она всё же была. Главный маршал авиации А. Е. Голованов рассказывал писателю Феликсу Чуеву, что Конев был удивительно храбрым человеком…
— Я тебе скажу следующее дело, — продолжал Голованов. — Конев иной раз бил палкой провинившихся. Когда я ему сказал об этом, он ответил: „Да я лучше морду ему набью, чем под трибунал отдавать, а там расстреляют!“»
Благодетель какой! Вместо трибунала — палкой. Сам за трибунал работал палкой. От расстрела палкой спасал. Как такого маршала не любить, правда?! Совершил преступление — получил палкой по жопе и всё наказание. Ляпота!
Чем Константин Константинович отличался от таких, как Конев и Жуков, так это тем, что в нем не было ни капли хамства. Совершенно не было. Знаете, почему уже командующий фронтом Рокоссовский особенно выделял двух своих командармов — Батова и Черняховского? Потому что их подчиненные не боялись, а любили. И самого Рокоссовского в войсках любили.
И Сталин не случайно Константина Константиновича особенно выделял среди своих маршалов. Сам Сталин был до чрезвычайности деликатным человеком, для него — грубость, оскорбление человека — вещи совершенно недопустимые.
Но мы отложим пока то, что вспоминал любимый маршал Сталина о положении под Вязьмой и откроем воспоминания «единственного заместителя Сталина». Г. К. Жукова, конечно.
Мне у Жукова особенно это нравится:
«Проехав до центра Малоярославца, я не встретил ни одной живой души. Город казался покинутым. Около здания райисполкома увидел две легковые машины.
— Чьи это машины? — спросил я, разбудив шофера.
— Маршала Буденного, товарищ генерал армии.»
5 октября Жуков еще был в Ленинграде, ему позвонил Сталин и сказал, чтобы Жора прекратил спасть Ленинград, нужно было срочно теперь ехать Москву спасать.