Читать интересную книгу Чужую ниву жала (Буймир - 1) - Константин Гордиенко

Стражники, мрачные, потрепанные, сбились в сторонке. Некоторые ловили коней, разбежавшихся по кустам. Смех и срам!

Защитник порядка Калитка захотел подслужиться к земскому, постоять за царскую службу, теперь он стоит понурый, у него ободран бок. Чуб неуклюже сидит на коне с пропоротым мундиром, на штанах запеклась кровь, и чувствует он себя весьма неловко. Какой бы вояка ни был, каждого прошибет гнетущее чувство, если он светит своим грешным телом, потому что девчата порезали штаны вместе со шкурой, - куда сразу и выправка делась. Добросельский с нескрываемым презрением поглядывал на неудачливых вояк. Понадеялся, положился, - нечего сказать, испугали, проучили бунтовщиков!

Крестьяне прикладывали листья к ранам, останавливая кровь. Порезанные, посеченные, побитые тела жгли, горели, распаляя гнев.

Земский обратился к крестьянам с кратким словом, сердито выступил и Чернуха. Может быть, люди и стали бы слушать, да вмешался молодой голос: а пан не ограбил село?.. Земский еще на сходе заприметил Павла: бросает опасные мысли.

Земский все же должен рассеять опасные настроения, он советует людям уже не впервой: обманули вас - ищите защиты в законе! Еще есть, мол, суд и правда на земле. Что же, безвластие, что ли, настало?

Чернуха попрекает:

- На чужое имущество посягнули! Этак нельзя и на свете жить, если не будет уважения к чужому добру!

Не выпуская из рук кольев, люди нетерпеливо слушали, прерывали. Снова вспоминали все притеснения. Угрожали учинить расправу над ненасытным паном, потому что закон все равно защищает панов.

Ничего нового ни те, ни другие не сказали. Правда, в крестьянских словах звучало меньше жалоб, сетований, больше слышалось угроз. И кто его знает, до чего могут дойти возмущенные люди. Что поражало - среди брылей нередко попадались платочки. Даже женщин захватила эта смута. Ходят слухи, что повсюду женщины даже яростнее, чем мужики, дерутся со стражниками, нападают на экономии. Вот и здесь молодая бунтарка, та, что выступала на сходе, у которой теперь черные полосы, как ужи, перевивали руки - след от нагайки, - красивая и мстительная, снова призывает людей к непокорности, потому что гневом опалена душа... Панская скотина сыта - почему же голодна крестьянская? Пан зимой не мерзнет - почему люди должны жить в холоде и голоде?

И люди, должно быть возмущенные этими словами, решительно предупреждали земского, что оценивать убытки они не позволят. Угрожали избить комиссию палками, пусть и не заглядывает. Настырный человечишка, то есть Захар, напоминает, что люди слов на ветер не бросают. Если бы пан не захватил сельские земли, может быть, ничего этого и не произошло бы. А может... Шут его знает, теперь такие времена, что никто не скажет, что случится завтра.

Эти лукавые слова чуть не привели земского в отчаяние. Мало того, что не подчиняются, - насмешничают, издеваются. Одуреть можно. Что мог сказать земский? У него самого потравили луг. Такой дерзости он не ожидал. А в Бобрике крестьяне нескольких сел, словно сговорились, в присутствии земского одновременно выгнали скотину на помещичьи земли. Хоть криком кричи. А теперь он должен охранять не свои луга - Харитоненко каждый день допекает губернатора телеграммами.

Судили, рядили и наконец порешили стародавний спор села с паном развязать полюбовно - отрядить представителей для переговоров в экономию и, если придут к соглашению, подписать договор. А нет - видно будет.

Спины горели, изодранные нагайками, однако люди были окрылены надеждами: пан уступит, сдастся. Победителями возвращались домой - пан приглашает общество для переговоров. Долго не ложились спать. Чрезвычайные события всех взбудоражили. Кому полотном перевязывали раны, женщины причитали, лечили, но избитые не очень стонали, со смехом вспоминали, как помяли урядника, старшину и стражников, и эти воспоминания, казалось, унимали боль.

Долго разговаривали, советовались, кого послать на переговоры, и когда учитель Смоляк напомнил, что надо на бумаге изложить все требования, Захар махнул рукой. На шкуре, мол, все написано... Тогда полезли кто в скирду, кто в ригу на ночлег.

2

Белые мраморные колонны обступили панский дворец, широкие каменные плиты спускались к цветникам, высокие тополя, развесистые каштаны бросали вокруг густую тень - буйный сад раскинулся до самого Псла. Станет Захар топтаться среди хлевов! Он идет прямиком на чистый двор, - может быть, не всякий отважится на это, может быть, у кого-нибудь душа в пятки ушла? Мороз боязливо спрашивает - не подождать ли? Панская челядь удивленно, испуганно следит за смелой кучкой людей в белых сорочках, в новых брылях, между которыми затесался один цветастый платочек. Незваные гости идут по чистому двору и хмуро поглядывают на каменный дворец - раньше не осмелились бы и глаз поднять. Захар не останавливается, никого ни о чем не спрашивает, без колебания и прямиком направляется в панские покои по широким каменным плитам, важно, не спеша. Сапоги его смазаны чистым дегтем, и он словно сызмальства привык топать по каменным ступеням. Виноград обвил каменные перила, людей охватила прохлада, от ароматов даже тошнило - не для них ли поставлены эти цветы? Расселись в креслах, обмахивали брылями взмокшие лбы - не то от жары, не то от усталости, не то от переживаний. Оглядываются. Взгляды скользят по пушистым панским коврам, на коврах - львы, цветы, виноград. Везде вылеплены диковинные украшения, резьба, стены расписаны, раскрашены, полы расцвеченные, хоть не смотри, хоть не ходи ногами по такой красоте. У всех одна думка: за наши деньги!..

Опрятная горничная, молодая, тоненькая, в белом легком платье, чуть не сомлела, остолбенела на пороге, со страхом осматривая пришедших. Грицко Хрин спросил ее:

- Скоро нам дадут чаю?

Горничную бросило в краску, она проворно вышла, а удачная острота понравилась всем, весьма потешила товарищей. О, они уж очень свободно чувствуют себя, находят множество развлечений, острят, шутят, пускаются на всякие выдумки. Комиссия. Село выделило для переговоров с паном. Чернуха, вероятно, осведомил Харитоненку, договорился обо всем.

Прибывшие не очень почтительно встретили эконома, не встали, не поклонились, как бывало. Один Мороз беспокойно завозился, снял брыль, а вожак, то есть Захар, и не подумал - развалился в кресле, заложил нога за ногу, смолит люльку, чадит самосадом, смотрит веселым глазом на эконома и решительно приступает к делу:

- Отрядило нас село, чтоб, значит, прежде всего выкосить панские луга. И не как-нибудь - об отработках теперь пусть забудут! - а просто исполу.

Чернуха не в силах слушать эти бесстыдные слова. Сроду такого не было, всегда косили из четвертой, из пятой копны, да еще и за отработку, а теперь даром, что ли, отдавать сено? Чернуха сердито фыркал.

- Какое право вы имеете устанавливать в экономии свои порядки?

Захар тут встает с кресла, бьет об землю брылем:

- Ох, матерь божья! Ваше сиятельство!

Поклонился, согнулся в три погибели. Развеселил народ - издевается над экономом, меткий на выдумки шутник.

Чернуха сразу обмяк. Не мог прийти в себя и понять, что случилось. Наглое поведение мужика ошеломило человека. Не одно общество трепетало перед экономом, села слушались его с одного слова, спокон века гнули шею, отрабатывали штрафы, землю, солому, дрова, дорогу, выпас, водопой и вдруг мир перевернулся - неуважение, поношение на голову эконома. Издевательство, да и только. А тут еще рыжеусый человечина, известный бунтарь Грицко Хрин, ставит на выбор перед экономом:

- Не хотите исполу - заберем весь укос, - важно молвит он и смотрит ясными глазами на белый свет.

Комиссия единодушно подтверждает это и, что хуже всего, считает свои намерения непогрешимыми. Люди хотят, чтобы все было по правде: не подчинится эконом, откажется кончить дело миром, добровольно отдать сено исполу, чтобы общество могло держаться закона, - упрашивать не станут. И никакие хитрости, увертки не помогут - трава, мол, не поспела и так далее... Ждать, чтобы пересохла, перестояла? Тогда не возьмешь косой. Право, общество больше заботится о добре экономии, чем сама экономия. И сенокосилок тоже не позволят пускать на траву, люди косами все уберут. Свою траву скотина истоптала, потому что где же пасти? Все выгорело. А сенокосилками не надо, потому что... что же будут делать люди? А о вывозе укоса - это уж нет, надо договариваться особо!

Что мог отвечать Чернуха? Он ведь не лишен здравого смысла. Не согласиться - заберут все сено, целая ватага выйдет на луга с косами. Разве не отбились они кольями от стражников? Смутился, поблек человек, не в силах снести неуважение - всегда-то он помыкал обществом, вытягивал его силы штрафами, отработками, приращивая собственные доходы. От Харитоненки шли наградные, росла и слава, а теперь приходится подчиняться мужикам, принимать их требования.

Комиссия довольна. Вот и чудесно. Эконом согласился и этим вызвал общую приветливость. Комиссия может засвидетельствовать - разумно распоряжается Чернуха, не вступает в пререкания, не горячится, потому что знает: все равно ни к чему не приведет. Такого хозяина надо уважать.