Гордиенко Константин Алексеевич
Чужую ниву жала (Буймир - 1)
Константин Алексеевич ГОРДИЕНКО
Трилогия "БУЙМИР" - 1
Чужую ниву жала
Роман
Перевод П. Слётова
Известный украинский прозаик Константин Алексеевич Гордиенко представитель старшего поколения писателей, один из основоположников украинской советской литературы. Основная тема его произведений - жизнь украинского села. Его романы и повести пользуются у советских читателей широкой популярностью. Они неоднократно издавались на родном языке, переводились на русский и другие языки народов СССР.
За роман трилогию "Буймир" К. Гордиенко в 1973 году был удостоен Государственной премии УССР им. Т. Шевченко.
В этом романе автор рассказывает о росте революционного сознания крестьян села Буймир, о колхозном строительстве в Буймире и о героической борьбе украинских колхозников за свою Родину, за свободу и независимость против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Густая мгла заволокла село, застлала свет. Воет, метет, перевивает дороги, наваливает сугробы. Снежный вихрь со свистом мчится по улице, трещат деревянные закутья, рев стоит на дворе.
Долго не хотела зима стелить свои снеговые постели, но вот все закрутилось, завихрилось - света не видать. Катит, кружит, насыпает переметы, заносит улицы, хаты.
Есть где разгуляться метелице. Среди лесов, на взгорье полей, вдоль дороги стоят могучие тополя. Сюда-то сбежались все полевые ветры, что вырвались из яров, балок, словно озлились на весь людской род, сшибаются на самой дороге, шипят, бушуют, совсем ошалели...
Ватага людей, упрямо выдерживая лютый натиск ветров, откидывала снег с дороги. Сухой, пухлый, он еще не слежался. Кожухи, платки, бороды запорошило снегом. Ветер бил в лицо, поземка не давала дышать, но люди неутомимо расчищали заносы. Вихри кружились меж тополями, порывисто мчались навстречу, засыпали глаза, неслись вдоль дороги, заметали уже расчищенный путь, навевали новые сугробы.
Заснеженные люди посматривали на дорогу. Заметили - еще одна гурьба бредет на помощь с лопатами. В такую непогодь задать бы скотине корму да отсидеться в теплой хате. Но старосты, десятники мотались по заснеженному селу - выгоняли людей на дорогу. Ослушаться не смел никто: приказ по волости, могли оштрафовать, посадить в холодную.
Закутанный башлыком, в добротном, кожухе с блестящей бляхой - знаком власти на груди, приземистый, как пень, Лука Евсеевич Мороз, задумчиво поглаживал прокуренные пышные усы, попыхивал трубкой и, укрываясь от ветра за тополя, плелся вслед за людьми. Кто знает, какие мысли засели в голову человеку? Не без смысла же, не без забот топчется он тут - делами общества ведает. Староста!
Рослый парнище в потертой короткой сермяге, едва налезавшей на широкие плечи, осмелился как бы с упреком обратиться к старосте:
- И на черта нам эта дорога! Ни в лес, ни на мельницу, ни на базар здесь не ездить!
У людей не выходили из головы такие же мысли. Дорога эта большими лесами идет мимо имения Харитоненки на Сумы. Остановились, скучились, готовые послушать, что же ответит староста.
Но речь перехватил рыжий сермяжник.
- Как так не ездить? А когда будешь расчищать лес Харитоненки общество-то еще задолжало за выпас на лугах, - где проедешь? - с деланным простодушием возразил Павлу всегдашний острослов Грицко Хрин. - Задаром хочешь на своих землях скотину пасти? Десятину-то пану ведь батько откосил, отработал, а еще лес надо чистить. Забыл?
На больных струнах играл Грицко Хрин, всех задел за живое...
Давние споры шли еще со старым помещиком. Он так позахватывал сельские земли, что общество не могло дыхнуть, скотине некуда было ступить. Поп Онуфрий передал ему земельные планы. Теперь с милостивого разрешения Харитоненки село арендует у него эти земли под выпас и должно за них отрабатывать: зимой чистить панский лес, летом убирать хлеб. Вот и выходит, что люди кругом в долгу у пана.
Староста был недоволен - больше всего парнем, который завел эти разговоры. Как где-нибудь соберутся, так он всегда и вотрется. Гулял бы себе - так нет, надо ему ввязываться в общественные дела! Сам Мороз в таком возрасте ничего не знал, кроме вечерниц. Грицку Хрину староста ничего не сказал. Человек он общественный, в летах, может позволить себе острое слово. Известный горлан на сходах, он самому старшине правду в глаза режет. А вот парня надо проучить, чтобы не зазнавался, не давал волю языку, - а то на что же и староста? Хоть Мороз хорошо знал Павла, сына Захара Скибы, но все-таки, чтобы припугнуть, спросил его, чей он есть. Отчитал, что берется судить о делах не по разуму. Развелись пролазы среди молодых мужиков. Каждый норовит быть умнее батьки.
Трезвое слово старосты должно бы дойти до сознания каждого. Лука Евсеевич все знает, только не с каждым станет разговоры разговаривать. На этот раз он осведомил людей, что еще вчера вечером старшина созвал старост, десятников и приказал, чтобы спозаранку дорога была расчищена. Вся волость на ноги поставлена.
- Дурацкий приказ, - безо всякого уважения к власти снова отозвался упрямый парень. - Дорогу тут же заметает.
По всему было видно, что парубок так легко не сдастся. Слова старосты не вразумили его.
Лука Евсеевич оторопел. Парубок отважился всенародно срамить старшину!
- Кого же ты обзываешь дурнем? Ты знаешь, что старшину сто голов выбирало?
- И все они три копейки стоят в базарный день в Лебедине! - нисколько не задумываясь, отрезал находчивый парень.
Староста сначала никак не мог постигнуть то, что каждому было ясно. Старшину выбирали видные, известные хозяева со всех хуторов и сел. А за три копейки по базарным дням в Лебедине продавали бараньи головы. Лука Евсеевич наконец сообразил... Вот куда гнет парубок! Даже дыхание перехватило. Дерзкий парубок осмелился открыто, на людях глумиться над старшиной. Так ославить честный род Калиток! Лука Евсеевич растерянно оглядывался. Он надеялся на возмущение людей, которое, казалось, должны бы вызвать слова Павла Скибы. Но на старосту глядели веселые лица. К несчастью, здесь не было ни одного выборщика. Люди не скрывали своих чувств. Больше всего хохотал и потешался с бессмысленным удовольствием зеваки Грицко Хрин.
Ненадежные люди, убедился староста, работают на дороге. Не будет он с ними тут лясы точить. Скрутить парубка нетрудно. Но ведь и у старосты хата крыта соломой. Теперь не такое время, - опасное время. Переводятся смиренные люди. Давно ли вот у самого старшины сожгли стог сена. Тревожная пора наступила, надо остерегаться, чтоб не обозлить людей. Еще до Буймира не дошло. Но слышно - люди везде смутьянствуют.
Статная светло-русая девушка, проворно отгребавшая снег рядом с Павлом, встревоженная резкими словами парня, стала удерживать его, уговаривать, чтобы не нарывался, не задирал людей - мало ему и без того лиха? Вот разгневал старосту, осмеял всенародно богатого хозяина. Ведь староста ему этого не забудет, не простит. Она ласково предостерегала парня, а в душе гордилась его смелыми, правдивыми словами. Девушка печально посматривала на сильные плечи и руки парубка. Она уговаривала его, чтобы помолчал, не наживал врагов - только накличет беду на свою голову. Под силу ли ему тягаться с богатеями? И без того невесело. Удивительная девушка! Она даже и тут так нежна и ласкова к Павлу.
А Павло, словно озлившись и не зная куда девать силу, яростно разметывал сугробы... Порывистый ветер разносил негодующие слова парубка:
- У всех в печенках сидит эта казенщина! Разве когда-нибудь староста погонит Мамая на отработки? Дети старшины когда-нибудь отбывают наряд? Посылает ли когда старшина Мамаевну на поле? Или богатеев - исправлять дороги, косить общественные земли? "Я хозяин! Что ты, мою жену, гладкую Секлетею, пошлешь белить волостное управление?.." Казенщину всегда на бедняке отбывают!
- Правда! - отозвался Грицко Хрин, раскидывая лопатой сугробы.
Орина уже не рада была, что завела разговор, еще больше рассердила парня. К счастью, метет, резкие слова не долетают до уха старосты, что стоит понуро за тополем. А Павлу все равно, он нарочно говорит во весь голос. Пусть люди услышат. Пусть почуют в этих словах свои заветные думы.
Прибывала помощь с лопатами - от каждого общества, во главе с десятниками. Десятники-то без лопат. Чтобы люди со знаками власти взялись за лопаты?..
Следом за ними прибыл и сам старшина. На нем была подбитая мехом синяя поддевка - чинарка, а поверх нее просторный, расшитый цветными нитками кожух. Люди поснимали шапки, приветствовали дородную личность. Сытое лицо старшины набухло, залепило снегом холеную бороду, посинел мясистый нос. От старшины попахивало водкой. Словно бочка, стоял он посреди дороги. К нему подбежали старосты, десятники, и Роман Маркович напустился на них. Почему до сих пор дорога не расчищена, коли он дал приказ? Чтоб была в один миг свободна дорога! Не видят они, что ли, зима выпала снежная, по брюхо коням намело, Харитоненко должен ехать на именины к грахву, а дороги занесены!
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)