вскоре она научилась убегать и прятаться каждый раз, стоило ей увидеть мать со щеткой, расческой и розовыми резинками. Джинни водила ее на уроки балета, но Эмили предпочитала читать. Джинни купила ей домик для Барби, но Эмили играла с разбитой железной дорогой своих братьев. Джинни шила Эмили красивые платья с оборками и вышивкой, но Эмили любила джинсы. Уже тогда.
В молодости Эмили воспринимала молчание Дага как товарищество. Время от времени он называл ее «голубушкой» (еще один признак шотландского происхождения) и делал ей маленьких человечков из бутылок от очистителя для труб. Но когда Эмили стала старше, ей захотелось кого-то, с кем можно поговорить, а от Дага в этом было так же мало толку, как и от матери. «Наша Эмили могла бы болтать за всю Англию», – говорил он, но Эмили знала, что, несмотря на его любовь, это был не комплимент. Именно тогда, предположительно, она начала запоминать кусочки информации, чтобы сообщать ему, думая, что он предпочитает факты вымыслам. Но информация, облеченная в слова, каким-то образом теряла свою способность доставлять удовольствие, и Даг казался не слишком заинтересованным в том, сколько стран в Африке или спутников у Сатурна. Постепенно Эмили тоже стала погружаться в молчание, почти полностью променяв реальный мир на книжный. Когда она пыталась время от времени поделиться впечатлениями от книг с родителями, то никак не могла им что-то объяснить. Она помнит, как однажды попробовала рассказать Джинни сюжет книги «Убить пересмешника». «И потом Бу Рэдли, он был тоже вроде пересмешника, понимаешь, и если бы его показали людям, это было бы то же самое, что убить его…» «Бу Рэдли? – спросила Джинни, останавливаясь с метелкой из перьев на лестнице. – Это что за имя такое?»
Даг и Джинни молчат, пока Эмили преодолевает дороги вокруг аэропорта и наконец выезжает на автостраду. Ее отец напряженно сидит впереди, скрестив руки на коленях, а в зеркале видно маму, закрывшую глаза.
– Все в порядке, мам?
– Эти дороги! Как ты это выносишь?
– Выношу что?
– Все эти машины, которые едут по неправильной стороне.
– Так для них же это правильная сторона. К этому привыкаешь, – объясняет Эмили, ускоряясь, чтобы обогнать грузовик. – Итальянцы на самом деле отлично водят. Здесь меньше аварий, чем в любой другой европейской стране.
Наступает скептическое молчание. Потом Даг говорит:
– Возможно, они просто не сообщают никуда об авариях…
– Да, – подтверждает Эмили, охотно пользуясь случаем, чтобы поделиться фактом. – О шестидесяти процентах мелких происшествий ни в какие службы не сообщается.
– Ну вот, – говорит Даг с удовлетворением. Джинни сзади морщится, когда их обгоняет «феррари».
Они добираются до виллы «Серена» в сумерках. Родители Эмили уже приезжали в гости два года назад, как только закончился ремонт. Было лето, и Джинни без конца стонала из-за жары и комаров. А Даг уснул на солнце и проснулся с таким обгоревшим лицом, что пришлось ехать к врачу. Эмили ждет не дождется, когда они увидят дом в приветливой прохладе.
Они подскакивают на насыпной дороге («Что за дорога, Эмили! Ты что, не можешь сказать совету?»), минуют завалы Рафаэля и наконец подъезжают к дому, очень красивому в мягком коричневом закате. Эмили достает чемоданы, а потом идет будить Чарли. Он заснул в своем кресле.
– Хочешь понести его, мам?
– Он слишком тяжелый для меня с моей спиной.
«А мне казалось, он такой маленький по сравнению с Эшли», – сердито думает Эмили, прижимая к себе Чарли одной рукой и поднимая чемодан матери второй.
– Осторожнее с этим чемоданом, Эмили. Там мои лекарства. – Джинни диабетик, поэтому постоянно твердит про свои лекарства. С тех пор как дети разъехались, она устроилась на неполный рабочий день помощницей к врачу и считает себя почти квалифицированной медработницей. Она никогда не болеет простудой – только «ангиной» и любую тошноту без исключения называет «ротавирусом».
Сиена и Пэрис выходят из дома, чтобы встретить их, и Джинни заметно расцветает. Сиена – ее любимая внучка. Она блондинка, красивая, а ее волосы определенно можно заплести во французскую косичку.
– Сиена! Ты отрастила волосы. Выглядит очень хорошо.
– Привет, ба.
– Привет, Пэрис. Боже, какая ты худая.
– Спасибо, бабуля, – говорит Пэрис, изящно затыкая Джинни, которая совсем не собиралась делать комплимент. А еще Джинни ненавидит, когда ее называют бабулей.
Они входят в дом, и их встречает чудесный запах хвои и лазаньи. К сожалению, к этому добавляется еще и Тотти, чье присутствие в доме родителям Эмили пока не объяснили. Он радостно прыгает на Джинни, высунув язык и забросив гигантские лапы ей на плечи.
– Уберите это с меня! – визжит Джинни.
– Лежать, Тотти, – командует Эмили, хватая его за ошейник и дергая.
– О моя спина, мои нервы… – Джинни падает на деревянную скамью в коридоре.
– Что это за существо? – слабым голосом спрашивает Даг.
– Наше, – отвечает Пэрис. – Его зовут Тотти.
– Ты никогда не говорила, что у тебя есть собака, – укоризненно произносит Джинни. – Ты же знаешь, что у меня аллергия.
– Я не знала, что у тебя действительно аллергия, – отвечает Эмили, выталкивая Тотти в кухню. – Я думала, ты просто не любишь собак.
– Нет, у меня аллергия, – настаивает Джинни. Она жутко гордится своими аллергиями, которые множатся с каждым днем. – А еще у меня астма, ты же знаешь.
– Что ж, воздух здесь для астматиков чудесный, – говорит Эмили, помогая маме подняться. – Чарли ни разу не хрипел с тех пор, как мы приехали в Италию, а ты помнишь, каково ему было в Лондоне.
Ужин проходит со средним успехом. Сиена и Пэрис поставили лазанью в духовку, хотя не сделали салат и не разогрели хлеб. Джинни ест очень мало, оправдывая это разнообразными аллергиями, нервным истощением и травматичным опытом в объятиях Тотти. Даг, напротив, веселеет после пары бокалов кьянти и говорит, что дом выглядит мило, что Эмили – талантливая женщина, а Пол, должно быть, сошел с ума.
– Он в порядке, – делится Эмили, накладывая себе еще лазаньи. – У него теперь новая девушка.
Джинни слабо стонет. Ей нравился Пол; он был воплощением ее мыслей об идеальном зяте: симпатичный, обаятельный и богатый. Ей кажется, что Эмили должна была совершить что-то ужасное, чтобы он вот так ушел. Пэрис с интересом поднимает голову. Она впервые слышит о другой девушке.
– Как насчет тебя, Сиена? – спрашивает Даг. – Все еще разбиваешь сердца итальянских мальчиков?
– Нет. У меня был парень, но мы расстались.
– Их будет еще пруд пруди, – благодушно успокаивает Даг. – А ты, Пэрис?
– Вообще-то, – отвечает Пэрис, – я лесбиянка.
Дневник Пэрис