движения. Можно сказать, скандально известный. Проповедник полнейшего бессребреничества и особых моральных строгостей. У него несколько сотен персональных последователей. Видимо, молодой Энтони – один из них.
Сэр Эндрю сделал хороший глоток джина.
– Да, мистер Холмс, это так.
– Насколько я понимаю, полагающаяся ему часть наследства не была истрачена.
– Какие-то две сотни фунтов. На учебу.
Холмс взял за талию свой бокал и задумчиво поднес ко рту. Перед тем как выпить, заметил:
– Ранее, я полагаю, Тони не проявлял большого интереса к деньгам.
– Они были ему безразличны.
– Теперь, перед вступлением в братство, они ему срочно понадобились. Думаю, Тони написал отцу с требованием своей доли. Тот, будучи человеком крутого нрава и ненавидя все церкви этого мира, не только не дал ему большого, но и отказал в малом.
На лице сэра Эндрю изобразились ошарашенность и восхищение.
Холмс поставил стакан на стол с видом сожаления, что ему приходится быть столь проницательным.
– А теперь вот что, сэр Эндрю: скажите нам, почему вы прибегаете к таким мерам предосторожности? Кого и чего вы боитесь?
Мистер Блэкклинер, словно вспомнив об ужасе своего положения, опасливо оглянулся.
– Поверьте, я человек не робкой дюжины. Неплохо стреляю. Я ушел из полка не по своей воле. Карточная история. Вина моя не была доказана, но… в общем, я не тот, кто трепещет при первой опасности, но опасности, так сказать, понятной, привычной.
Голос говорящего понизился:
– В этой истории, джентльмены, мы имеем дело с опасностью особенной. Когда вы узнаете, как именно погиб мой отец, вы поймете меня лучше. Инспектор Лестрейд…
– Он уже побывал там?
– Да, мистер Холмс. Я человек законопослушный, я сразу же обратился к властям. Ни местный констебль, ни полицейские из Винчестера, ни инспектора из Скотланд-Ярда ничего не смогли прояснить в этом деле. Лестрейд просто-таки бежал из Веберли-хауса, он признал свое поражение, посоветовал мне уехать в Лондон и сменить облик. А также он мне посоветовал обратиться к вам. Он сказал, что такие загадки по зубам только одному человеку. И вот я перед вами в измененном облике. Сам не знаю, чего я боюсь, но боюсь очень.
Медленно вытащив салфетку из жилетного выреза, Холмс сказал:
– Лестрейд болван, но не трус.
Сэр Эндрю почему-то обиделся.
– Ну, знаете, он мне даже болваном не показался. Такой дотошный, въедливый. Во все вник, ничего не упустил. Громадный опыт. У него было не менее шести версий. Только отказавшись от последней версии, он сказал, что ему страшно.
– Расскажите мне, как был убит ваш отец.
– Инспектор посоветовал мне не делать этого, он сказал, что рассказ не даст всей картины или, что хуже, исказит ее. Вам лучше поскорее выехать на место преступления.
Ватсон посмотрел на своего друга. Холмс думал. Тогда доктор обратился к сэру Эндрю:
– Скажите, а вас ни на какие мысли не наводит название компании «Кимберли и Китченер»?
Мистер Блэкклинер равнодушно пожал плечами. Значительно интереснее было в этот момент смотреть на лицо великого сыщика, по нему пробежали две-три весьма выразительные гримасы. Сказал же он всего лишь следующее:
– Мы выезжаем завтра, первым поездом. Встречаемся у меня дома, где-нибудь в половине восьмого.
Сэр Эндрю смущенно улыбнулся.
– Мне не хотелось бы показаться странным, но я бы мечтал провести эту ночь не в одиночестве.
– Чего проще, – усмехнулся сыщик, – в Лондоне три сотни публичных домов.
– Вы меня неправильно поняли. Я бы хотел бы провести ее поблизости от кого-нибудь из вас, джентльмены. Этот Лестрейд нагнал на меня такого страху.
Холм посмотрел на Ватсона. Тот отрицательно дернул усиками.
– Сегодня мы с миссис Ватсон идем в театр. Как всегда по пятницам.
– Нет-нет, театр – это не то место, где я мог бы чувствовать себя спокойно!
– Ладно, диван в моем кабинете вас устроит?
– О да.
Доктор Ватсон явился в дом своего друга на два часа раньше условленного времени.
– Что с вами?
Холмс сидел в гостиной, курил и, видимо, думал. Рядом с его креслом на полу, на коленях халата и на столе лежали газеты. Опять, машинально отметил доктор, но ему сейчас было не до газет.
– Я был вчера в театре, Холмс, – зловещим тоном произнес Ватсон.
– Что же давали?
– Это не важно, тем более что мы с миссис Ватсон не были в зале.
– Почему?
– Нам пришлось задержаться в буфете.
– Иногда это случается, – усмехнулся Холмс, – хотя странно. В вас я раньше не замечал буфетных наклонностей. К тому же вы были в обществе супруги.
Ватсон обошел стол, держа котелок по-офицерски, на сгибе руки.
– Вы тотчас перестанете иронизировать, когда я вам сообщу, что я в этом буфете увидел.
– Уже перестал, рассказывайте.
– Я заказал миссис Ватсон стакан лимонада. – Доктор выразительно посмотрел на своего друга. – Пока мы ждали заказ, я невольно начал рассматривать посетителей. И за одним из столиков, в компании шумно веселящихся джентльменов… – последовала выразительная пауза.
Холмс выпустил вопросительный клуб дыма.
– Я увидел Ройлотта.
– То есть?
– Разумеется, вы не хуже меня помните то дело о девушках-близнецах, отчиме-чудовище и ядовитой змее.
– Еще лучше я помню ваш замечательный рассказ «Пестрая лента», мой друг.
– Сейчас речь не о рассказе, а о его герое. Я глазам своим не поверил. Это был он! Я великолепно его запомнил. Его бешеный нрав, его отвратительную физиономию, сиплый голос. Это был он!
Лицо Холмса застыло. Веки опустились. Задумчивость поглотила великого сыщика.
– Вы же видели его мертвым. Он умер от ядовитого укуса. В театре вы встретили человека, который сильно похож на того Ройлотта. Такое случается. Не исключено, что у каждого из нас где-нибудь на планете имеется двойник.
Ватсон убежденно покачал головой.
– Это был он, погибший Ройлотт!
– На чем строится ваше убеждение? Вы заговорили с ним? Спросили, как его здоровье после пребывания на том свете?
– Я не решился. На меня напало непонятное, а впрочем, вполне понятное оцепенение. Я только смотрел на него и старался, чтобы миссис Ватсон не заметила моего состояния. Но, уверяю вас, мои чувства не могли меня обмануть.
– Смею заметить, они нас обманывают чаще, чем что-либо другое. Методы холодного рассудка надежнее.
– Вы говорили мне об этом много раз и много раз доказывали мне справедливость ваших слов. Но сейчас я дальше, чем когда-либо, от того, чтобы верить в эту теорию.
Лицо доктора сделалось растерянно-задумчивым.
Холмс выдохнул еще одно витиеватое облако.
– Оставим на время теорию. Какие практические шаги вы предприняли в этой ситуации?
– Какие там шаги! Я был не в состоянии подняться с места. Компания, в которой пьянствовал Ройлотт, встала из-за стола и, вульгарно балагуря,