— В компьютере всё, батенька. Всё в компьютере, как на ладошечке. Ешь его с кашей, да и всё тут.
— Ну так уж и с кашей…
— Я говорю о формальной стороне вопроса…
— Как говорили некогда в славном городе Одессе, я с вас удивляюсь. Да нешто мы здесь формалисты какие?
* * *
— Ника, я не могу…
— Я много раз демонстрировала тебе, что я умнее тебя. Ты научился мне доверять. Доверься мне и на этот раз. Я требую.
— Ты умнее меня, Ника. Но не умнее наших врачей. Ты понимаешь, что изменение состава лекарств может тебя убить?
— Да, я понимаю. И хочу, чтобы состав был изменён.
— Ника. Мы все тут больны. Неизлечимо. Ты же не надеешься?
— На что? Стать здоровой? Нет, разумеется. Но кое-что поправить можно. Владик, я изучила всю основную литературу, касающуюся моих болезней. Я также изучила те средства, которыми меня пичкают местные лекаришки. И кое-что нашла. Это мелочь, но она для меня важна. Та смесь лекарств, которая мне назначена, имеет ряд побочных эффектов. В частности, выпадение волос. В детстве, когда я была здоровой, у меня были золотистые волосы, очень красивые. Мама делала мне косичку, а я любила хвостики. Я хочу назад свои волосы.
— Любое изменение лекарственной смеси ведёт к непредсказуемым эффектам.
— Отговорка глупцов. Для тебя, может быть, эти эффекты непредсказуемы. Для меня нет.
— Ты обращалась с этим в медблок?
— Разумеется, нет, кретин. Тогда я должна была бы признаться, что залезла на их сервер. К тому же они меня не послушают.
— Почему?
— Они считают нас детьми. Талантливыми, да, но детьми.
— Ника, если у тебя получится, то что?
— Ты хочешь сказать, что они это увидят? Да, конечно. У меня начнут расти волосы, это будет заметно. Но победителей не судят. Я обнаружила их профессиональную ошибку. Насколько я знаю, это может вызывать скандал. Они не захотят скандала, и оставят мне мои волосы. И не исключат.
— Почему ты хочешь, чтобы это сделал я?
— Потому что, скорее всего, тебя засекут. Изменение содержимого медицинской базы — это почти преступление. Того, кто это сделал, исключат из школы. Я не хочу быть исключённой. У меня есть будущее. Например, в психологии. Я не хочу потерять своё будущее, Владим.
— Ты жертвуешь мной?
— Да. Правда, есть маленький шанс, что всё пройдёт гладко, но я бы на твоём месте на это не рассчитывала.
— Твои волосы тебе дороже, чем я?
— Конечно. Мои волосы — это часть меня. Ты — нет.
— Почему ты думаешь, что я сделаю это?
— Потому что ты этого хочешь. Пожертвовать собой ради меня. Я знаю, что это так. Я сама воспитала в тебе это желание.
— Если меня выгонят, я не закончу образование. И надежды на работу у меня не будет.
— Да. Тебе придётся существовать на социальное пособие. Если за три года, которые мне остались до окончания школы, ты не потеряешь формы, я, возможно, возьму тебя на работу к себе. Ты осведомлён о моих планах. Не обольщайся: маловероятно, что ты не опустишься за это время. Ты не самый лучший.
— Возможно.
— Я хочу, чтобы ты всё знал. Я не люблю тебя. Да, я никогда не говорила тебе этого вот так, открыто и честно. Но ты ведь всегда это чувствовал, не правда ли? И ты был согласен на меньшее. Тебя устраивало, что я позволяю тебе себя любить. Какое-то время ты был даже счастлив. Пришло время расплачиваться за своё счастье, мальчишка.
— Мне нравится, когда ты называешь меня мальчишкой.
— Конечно. Тебе нравится быть мягким, податливым, доминируемым. Тонко чувствующим. Слабым, короче говоря. Всё, у меня больше нет времени. Да или нет?
— Давай коды базы.
— Ты меня разочаровал. Я надеялась, что ты всё-таки откажешь мне. Найдёшь в себе силы послать меня подальше. Но это значило бы отказаться от меня самому, а не быть отвергнутым, не так ли?
— Нет. Я делаю это, потому что я люблю Тебя.
— Вздор. Ты ничего не понимаешь в психологии, Владик. Такой человек, как ты, ни за что не откажется от любимого им типа страдания. Тебе нравится любить, быть отвергнутым, и хранить верность. И думать, что отвергнувший всё-таки любит тебя. Или хотя бы начнёт уважать за его муки. Обычный набор глупостей, знаю его наизусть. Открой окно доступа к общей базе интерната.
— Сделал.
— Теперь нажми на кнопку «административный доступ».
— Да.
— Что ты видишь?
— Она требует код доступа.
— Ничего не пиши туда! Сейчас я перехвачу управление.
— Ты долго.
— Жди.
— Я жду.
— Жди.
— Ну?
— Не нукай. Вот. Теперь просто нажми ввод.
— Опять хочет код доступа.
— Снова ввод.
— Что теперь?
— Что ты видишь?
— Ничего пока.
— Идёт проверка целостности базы. Жди…
* * *
— Что он там?
— Ай-ай-ай, Викуся, как нехорошо ты делаешь! Что это ты подсунула бедному влюблённому мальчику?
— То самое и подсунула. Прав ты был, Аркадьевич.
— Ну дык! Я в таких случаях говорю…
— Она всегда может сослаться на то, что просто ошиблась.
— Ну да. А мы её за ушко да на солнышко.
— Она знает. Но на самом деле её это не интересует. На самом деле она хочет…
— Понимаю, понимаю… Натан Аркадьевич! Может, брать их?
— Ну, давай. Высылай своих архаровцев. Пусть привезут сюда голубчика тёпленьким. И побыстрее. Мало ли что.
— Да всё нормально будет.
— А её просто вызови.
— Придёт?
— Куда денется? Придёт, голуба. Ещё и рыдать тут будет.
— Уверен?
— Ну, не то чтобы уверен. Но чует моё сердце — без сырости тут не обойдётся.
* * *
Единственное, чего Владиму никак не удавалось — это изобразить удивление. Когда открылась дверь, руки санитаров взялись за спинку коляски, и повезли его в директорское крыло, он уже успел закрыть канал связи с медицинской базой. Разумеется, кое-что можно восстановить, но это потребует времени и усилий.
Или они следили за нами с самого начала? Скорее всего, да. Ухищрения Виктории в лучшем случае помогли выгадать час-другой. И совершенно напрасно. Он успел внести изменения в базу. Но у Ники так и не будет своих волос — во всяком случае, до окончания школы. Потому что они сейчас всё восстановят прежнюю номенклатуру назначенных лекарств, и соответствующие тому дозировки.
Может быть, это и к лучшему.
Интересно, сможет ли он из пособия оплачивать доступ в сеть? В таком случае, он смог бы связаться с Юриком, а тот мог бы помочь с текстами курсов. Особенно с математикой. Не стоит терять времени даром…
Он думал о ГМ-анализе, когда его кресло вкатили в кабинет Натана Аркадьевича.
В директорской были все: сам Натан Аркадьевич, Петров, и даже Вень-Борисыч сидел на том же самом месте, что и всегда, перелистывая какие-то бумажки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});