Влад лежал под капельницей, закусив губу, и мужественно старался не заорать.
— Что, ножки болят? Ещё бы… Десять лет ничего не чувствовали, а тут экстренная распаковка. Каждый нерв гудит… Кстати, первая эрекция тоже будет болезненной, ты не пугайся… а вот и она, — простыня, покрывающая тело Владима, встала колом. — Ничего-ничего, вдох-выдох, вдох-выдох. Всё нормально? — обратился он к сидящему у приборной доски высокому врачу в белом халате. Тот молча кивнул, и снова уткнулся взглядом в свои экранчики.
— Зачем? — наконец, выдавил из себя Влад.
На одном из экранов что-то вспыхнуло.
— Ого, это у нас такой импульс умственной активности? — пошутил директор.
— Нет, это яички размораживаются, — серьёзно ответил врач. — Фигово ему, это как сапогом по тому самому месту… Ничего, ничего. Девкам тоже первый раз больно бывает.
Влад замычал, прикусив губу.
— Начнём с начала, — Натан Аркадьевич положил, наконец, смятых халат на стул, и зашагал туда-сюда, заложив руки за спину. — Наш интернат, в некотором роде, экспериментальный. Существует он на частные пожертвования, ты это знаешь. На самом деле пожертвования не совсем частные… но тс-с, я этого не говорил. По официальной версии, сюда берут детишек трёх-четырёх лет с имеющимися или намечающимися физическими дефектами. При этом, как ты уже догадался, вы все здоровы. Инвалидами вас делаем мы. На время, конечно. Ты как сюда попал?
— Мама…
— Понятно, мать отдала. Потому что в федеральной клинике ей сказали, что у ребёнка что-то страшное-неизлечимое, и всю оставшуюся жизнь будет ездить в инвалидном кресле. Мама, конечно, сначала бросилась тебя врачевать… но ей вовремя промыли мозги насчёт вреда знахарства и самолечения. И вовремя предожили хорошую бесплатную клинику. Уж если там не помогут, то никто не поможет. Кто бы не согласился? Там-то тебя и запаковали в паралитика. А потом отправили сюда.
Натан Аркадьевич помолчал.
— Теперь, уж прости, я отвлекусь от конкретики. Если бы тут была твоя Вика, она бы сразу всё просекла. Тебе хотя бы известно понятие отрицательного опыта?
— Ну да, — разговор пошёл о понятных вещах, и Владим почувствовал себя несколько лучше. — Положительный опыт обогащает человеческие возможности. Например, если я научусь играть на скрипке, я буду уметь играть на скрипке. Отрицательный опыт — то, что возможности сужает. Антиобучающий опыт. Например, опыт наказания, травмы…
— Во-во. Весть вопрос в том, какой опыт считать положительным, а какой — отрицательным. Например, очень многие виды опыта, которые считаются естественными и необходимыми для человека, в каком-то смысле отрицательны… Например, опыт получения удовольствия. Ты знаешь физиологический механизм?
— Ну конечно. В некоторых ситуациях вырабатываются эндорфины, от концентрации которых зависит… ой…
— Что там у него?
— Отходят ступни и пальцы ног, — пояснил врач.
— Больно ему? Может, вколоть что-нибудь?
— Да не надо. Он же десять лет ног под собой не чуял. В буквальном смысле слова. Так что теперь уж пусть привыкает.
— Ну ладно, смотри… Итак, существует несколько типов эндорфиновых цепочек. Есть простейшие — например, утоление сильного голода или жажды всегда переживается как удовольствие. Или секс. Пусть от гениталий до мозга довольно-таки короткий. Но на самом деле существует куда больше типов таких зависимостей. К тому же они конкурируют друг с другом. Среди них, однако, есть одна связка, особенно для нас интересная. Это положительная обратная связь между повышенной активностью коры головного мозга и эндорфиновым фоном. Можно назвать это «удовольствием от мышления». В зачаточном виде оно есть у животных. Даже любопытная кошка испытывает что-то подобное. У людей, однако, эта связка имеет особое значение. Собственно говоря, именно она делает человека действительно разумным существом. Думать может и собака. Человек — это существо, которое любит думать. Вот в чём весь фокус.
Владим не выдержал и заорал в голос.
— О, это кости пошли оттаивать… — отозвался доктор. — Сейчас немножко подморозим…
Он переключил что-то на пульте. Через несколько секунд Влад нашёл в себе силы замолчать, а потом даже вымученно улыбнулся.
— Ну, ну, не строй из себя страдальца. Сейчас тебе уже совсем хорошо… Вот через полчасика опять начнёт болеть, ты уж тогда потерпи, — отреагировал директор. — Так ты меня слушаешь?
Влад кивнул.
— Например, проблема умственно неполноценных детей. Такое бывает даже без явных дефектов мозга. Я этим занимался ещё до интерната. Так вот, основная проблема с ними не в том, что они не могут думать. А в том, что они этого не хотят… Лежи, не дёргайся. Но ведь на этот вопрос можно посмотреть шире. В конце концов, не так уж много людей любят напрягать мозговые извилины. Почему, собственно?
Натан Аркадьевич выдержал эффектную паузу.
— Вот тут-то мы и возвращаемся к понятию отрицательного опыта. Все дети гениальны, это знает любой хороший педагог. Почему же из них получаются уроды и идиоты? Почему трёхлетний ребёнок интересуется всем на свете, а пятнадцатилетний — ничем, кроме пива, девок, и компьютерных игрушек, и компании таких же, как он, раздоблаев? Что мешает ему проводить ночи напролёт в обнимку с учебником по дифференциальным уравнениям? Исключим пока из рассмотрения всякие материальные причины, типа необходимости зарабатывать себе на жизнь. Итак, в чём дело? Отвечаю: в том, что связка «мышление — удовольствие» перебивается другими, конкурирующими. Например, удовольствием от агрессии. Ударить кого-нибудь — это приятно. Адреналин тоже конвертируется в эндорфины. Впрочем, подчинение тоже может быть приятным. Ещё приятнее стайные ощущения, свойственные человеку как коллективному виду. Быть в толпе, быть с толпой — это очень древнее… Про алкоголь, наркотики, и прочую хрень я даже и не говорю. Но не только это, конечно. Все сильные физиологические и околофизиологические эмоции легко перебивают тонкое удовольствие от удовлетворения собственной любознательности. Ну а половое созревание вообще всё накрывает медным тазом… Какой из этого следует вывод?
— Опыт нормального детства является отрицательным, — выдавил из себя Влад. Он уже всё понял, и подыскивал контраргументы.
— Бери уж шире — опыт так называемой нормальной жизни является отрицательным, — ответил директор. Но ты прав: детский опыт — самый важный. Основные вещи всё-таки закладываются до двадцати лет… Выходом из положения является изоляция ребёнка. Однако, тут есть своя закавыка. Во-первых, сами по себе желания никуда не деваются. Он всё равно хочет бегать, драться, его интересует, что там у девочек под юбкой… Во-вторых, умный ребёнок быстро понимает, что взрослые сознательно препятствуют удовлетворению его желаний, и начинает их ненавидеть. И эта ненависть весьма легко распространяется на весь процесс обучения, и всё что с ним связано. В-третьих, изолированный ребёнок лишается крайне ценного опыта существования в коллективе…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});