Санитары довезли его коляску до середины ковра, и отправились проветриваться в коридор.
— Ну что ж, молодой человек, — начал Аркадьевич. — Вы истерик тут закатывать не будете? Очень, знаете ли, не хотелось бы.
— Не буду, — ответил Влад, пытаясь улыбнуться. Улыбка получилась неубедительная.
— И партизана на допросе изображать тоже не нужно. Чистосердечное признание облегчает участь. Есть такая предками данная мудрость народная…
В этот момент в комнату вошла Она.
Он не увидел её лица: капюшон был надвинут на лоб.
— А вот с вами, барышня, у нас будет разговор серьёзный. Нехорошо-с, да. Экую вы гадкую штуку учинили над молодым человеком.
— Не паясничайте, Натан Аркадьевич, — презрительно бросила Ника. — Мы взрослые люди. Уголовное дело на меня уже заведено? Имейте в виду — я ничего не намерена признавать. С этого момента мы будем общаться только через моего адвоката.
— Какой адвокат, какое дело? — вскинулся было Влад, но Она посмотрела на него так, что он съёжился.
— Обыкновенное дельце-с. Попытка покушения на жизнь и здоровье, — Натан Аркадьевич решительно не желал менять тон. — Вот ты тут сидишь и думаешь, что твоя любимая Викуся тобой пожертвовала. Но ещё не знаешь, до какой степени ты прав. А может, нам Викуся сама всё расскажет?
— С этого момента мы будем общаться только через моего адвоката, — равнодушно повторила Виктория.
— Ух ты какая цаца. Ну и не надо, — легко согласился Натан Аркадьевич. — Ты хоть посмотрел, чьи файлы ты правил? — обратился он к Владу.
— Её, — пожал плечами Владим, всё пытаясь сосредоточиться на происходящем. Дознание шло как-то не так, как он ожидал. И куда-то не туда.
— Ну и осёл ты, братец! — Натан Аркадьевич хихикнул, потом подавил смешок и взглянул строго. — Она дала тебе базу другого человека. И изменения, которые она внесла в состав назначенных ему укольчиков, примочек и притираний, были как раз такие, чтобы он через пару недель тихо отдал бы богу душу… Это попытка убийства, Владим. Я не шучу.
Директор говорил ещё что-то, но Владим окончательно перестал понимать, что происходит. Всё как-то поплыло перед глазами, а потом он сообразил, что это — самый банальный обморок, успел подумать о том, как это пошло, и, наконец, потерял сознание.
* * *
— Ну как вы себя чувствуете, товарищ нарушитель? — Натан Аркадьевич стоял рядом и брызгал на него водой. — Экая у вас тонкость чувств. Больше не будете глазки этак закатывать? Повод-то найдётся.
Владим сидел в кресле, вцепившись в поручни, и изо всех сил пытался казаться адекватным.
— Ну что ж, продолжим. А знаете ли, кого именно ваша барышня наметила в жертвы? Одного несчастного парализованного мальчика, ей хорошего знакомого. Казалось бы, зачем? А между тем, причина очень смешная. Видишь ли, барышня увлекается психологией. Психология же, в отличие от математики, наука практическая. Вот она и начала ставить всякие опыты над ближними. В частности, влюбила в себя этого самого мальчика. Довольно банальным способом, кстати. У мальчика были лёгкие мазохистские наклонности, которые наша талантливая барышня в нём разглядела. И, под видом дружеского участия… ай-ай-ай, — директор интерната покачал головой. — Но это было бы полбеды. Знаешь, чем психология отличается от квантовой физики? В квантовой физике наблюдатель влияет на наблюдаемое. А в психологии имеет место и обратный эффект — влияние наблюдаемого на наблюдателя. Короче, эта самоуверенная дурочка влюбилась. Сама. По-настоящему. В объект своих экспериментов, разумеется.
— Любимых всегда убивают, так повелось в веках, — процитировал Петров. — Оскар Уальд. Там у него, правда, мужик бабу зарезал.
— Я никогда не любила его, — Ника, наконец, нарушила молчание. — Сегодня я ему это сказала, — голос её подозрительно дрогнул.
— Не надо только слёз, — тут же отреагировал Натан Аркадьевич. — Вениамин Борисович, дайте этой дуре чего-нибудь попить… А мы продолжим. В общем, она влюбилась. И, осознав, что избавиться от своих чувств не может, решила избавиться от объекта этих чувств. Причём — его же собственными руками. Типичная логика молодого интеллектуала. Ты правил свою собственную медицинскую карту, Владим, — закончил он.
— Ну, конечно, — загудел Вениамин Борисович, — в глубине души она рассчитывала на провал своей затеи. Ей, понимаешь, хотелось быть по-настоящему наказанной. Что есть, в свою очередь, форма символической самоотдачи любимому, и так далее по учебнику. Любовь-наказание-прощение… что там ещё? Короче, морковь всякая вперемешку с леди Макбет.
— Леди была по другой части.
— Неважно. Что будем делать с этой дурой?
— Как что? Накажем. Владика исключим из интерната, благо есть за что. А её оставим. Пусть учится дальше. На три балла снизим ей оценки в полугодии, и на балл — годовые.
— Ну да. Нечего тут. Всё, пошла отсюда, цаца.
* * *
— Ну что, очухался, парень?
Влад в очередной раз попытался сконцентрироваться на происходящем. У него перед глазами всё ещё стояла предыдущая сцена — когда Виктория с откинутым капюшоном ползала перед его креслом, и, рыдая, пыталась целовать его ноги. Это было так неожиданно и так противно, что он вздохнул с облегчением, когда санитары буквально выкинули её из кабинета.
— Не горюй, мы тебя так просто не оставим. Та статья про натуральный ряд была ничего. Не теряй контактов с ребятами. Если очень постараешься, то после окончания они тебя возьмут. Не увлекайся только особенно этим… жизнью на природе. Хотя ты парень уже сформировавшийся, так что вряд ли тебе это грозит. По девкам ты, после этой истории, вряд ли сразу побежишь…
Влад, наконец, нашёл в себе силы прервать эту самодовольную болтовню.
— В самом деле, прекратите паясничать, Натан Аркадьевич. Вы прекрасно знаете, что ни по каким девкам я бегать не способен. Физически. Я даже не знаю, каким образом я смогу покинуть здание интерната. Кресло ведь казённое?
— Ах, да, это… — махнул рукой Натан Аркадьевич. — Семён Игоревич, позвоните медикусам вашим. Пусть распакуют парня. Эх, ему бы ещё пару лет… Ну да как сложилось — так сложилось. А пока… — он нажал на столе кнопку вызова.
Санитары ввалились из коридора, шутливо переругиваясь.
— Отвезите этого орла в третий блок. И приготовьте всё для распаковки. Позовите Протасова, пусть сам сделает. Если спит — растолкайте.
* * *
— Ну-с, молодой человек, это у нас будет последняя лекция по педагогике, — Натан Аркадьевич расхаживал по медблоку, комкая в левой руке так и не надетый бумажный халат. Время от времени он тянулся к карману, где лежала пачка «Парламента», и каждый раз с виноватым видом отдёргивал руку. Курить в блоке запрещалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});