складно изложил, будь у нас учебники — в них бы все так и значилось.
- Но?
- Но, хочу я сказать, то, как всегда воюют гоблины — это не тот путь, что можно другим народам советовать в любой ситуации, без разбора. Вот возьми нашего Вово — он, поди, встречая глиняного голема, стукает его слегка в торец и идет дальше по своим делам, отпинывая глиняные комья и свистя песенки. А вот предлагать так поступать кому-либо иному будет контрпродуктивно.
- Ну, конечно, надо соразмерять идею с возможностями. Но какой прок трясти кулаками у себя на задворках и ждать, пока тебе свинью подложат?
Чумп поскреб мундштуком висок и обернулся вполоборота, чтобы держать в поле зрения и собеседника и блокпост.
- Я ж тебе рассказывал, чем занимался еще до тебя, в детстве?
- А то ж. Был в труппе, то ли театральной, то ли цирковой, которая по городам колесила и под шумок обчищала почтенных горожан. Ты как мелкий в форточки лазил.
- Именно. Вот когда ты загнул про то, что клинками звякать, как в китонской опере, не надо, а надо сразу грубо и резко по башке — вот тут мне очень ярко вспомнилось, как мы тогда работали. Тут на сцене представление, там и мечи, деревянные конечно же, и розы, и типа волшебные эффекты из иллюзий и пиротехники. А там, куда никто не смотрит, я лезу через форточку, чтоб отпереть дверь кому следует. Улавливаешь?
Хастред задумался над надкушенным пирогом.
- Хочешь сказать, что вся эта баталия — прикрытие для чего-то иного?
- Да, или нет, и скорее всего не прикрытие, а попросту одна из ветвей нового дерева. Ты ведь сам знаешь, за многие века эффективность решения вопросов именно путем битв резко упала. Сам упомянул, что рубить надо голову, сиречь правителя, а когда последний король на твоей памяти выпирался на поле боя, чтоб там полечь? Мне видится, что сотворяется много большее, война же разразилась, как инстинктивная реакция общества. Вот как ты, слыша в ночной тиши шорох, вскакиваешь и с топором идешь обследовать, кто шебуршит — а это, может быть, Зембус своих фей вызвал и они у тебя на кухне передел мира планируют. Совершенно не твоего ума затея, единственно что ты можешь в нее внести — это закуситься с ихними строевыми редкапами да гремлинами, пока головастые свои дела обстряпывают.
- Ха, - только и придумал сказать Хастред. При всей своей похвальной образованности он никогда не был искушенным политиком, более того, на дух подобного извращенства не переносил, а вот с теми, кто грудь в грудь сшибается с врагом во имя своих ценностей, был обычно накоротке и в наилучших отношениях. Мысль, что полевой героизм отнюдь не во главе угла, показалась ему кощунственной.
- Ага, - Чумп пыхнул трубкой. - А самое занимательное, прошу не путать с наиболее привлекательным — это понимание, что и у Уссуры есть оставшиеся от Империи заклинания Полного Истребления, и само собой они есть у эльфов, и по Гавропе кое-где завалялись. И если хоть одна сторона начнет чрезмерно убедительно брать верх на копьях и мечах...
- Да твою-то долбучую семиюродную тетушку в тесной келье тремями эттеркапами, - в расстройстве откликнулся книжник. - Это что ж получается, весь мир тиятр, а люди в нем актеры?
- А чему тут удивляться. Вы ж, драматурги, свои пиесы как раз с жизни и пишете. Вот вам и обратная связь, отражение отражения.
Чумп скорчил выразительную рожу.
- Вот поэтому я и избегаю выбирать в данном конфликте сторону. Знавал достойнейших уссурийцев, но видал и таких, что хоть сразу по башке и в подводную речку. Бывал и в одном прекрасном портовом городе на Боковине... в Боковине, вообще-то, они нынче обижаются на все, включая предлоги — вот как не уезжал из Уссуры. Есть конечно яркий местный флер, но люди в целом по тому же лекалу скроены — чем проще человек, тем замечательнее, а уж если к примеру выборный в местное собрание, то бери за ноги и тряси, пока плоды воровства и стяжания пополам с говном не посыплются. Так, наверное, уссурийцы чуточку приличнее — врут малость меньше и не так забористо, а то вон в одном трактире слыхал от боковинки, как уссурийцы в ейном сарае нашли и огуляли жирафлю. Жирафлю, прикинь?
Хастред прикинул. Жирафлю видел, когда путешествовали по Черному континенту. В боковинском сарае, само собой, увидеть ее было бы неожиданностью, да и вообразить в этой каланче объект вожделения не очень получалось.
- Ну а в целом, - заключил Чумп. - Получается так, что идет не резня по национальному признаку, он у них общий, не отжатие территорий, которые хоть и переходят, но от Боковины к Уссуре, а той своих земель девать некуда, не рейд за зипунами, поскольку взять с тех боковинцев нечего, они уже все, включая земли, заложили эльфам и Гавросоюзу... Уссура подает это как противостояние их консерватизма эльфийскому подвижничеству хрен знает куда, оно пока что только дуподрючество на пьедестал вытащило, но там у них еще много дивного в проекте. Тут было бы ясно, за кого выступать, кабы в самой Уссуре буквально все, кто выше землепашца и ниже Темнейшего Князя, изо всех сил не топили за эльфский вариант, открыто ли, подспудно или вопреки тому, что сами заявляют на публику. Говорят, что у Долгой Дороги просто иммунитет к этому тлетворному эффекту, потому он всему под-эльфийскому миру поперек глотки лично; и дай ему Занги здоровья, чтоб сам допер свою телегу докуда ему видно, ибо кто ему на смену придет и куда развернет оглобли — того не предугадать. Вот он тащит, телега со всяким сцепляется в меру своей тележной косности, а я... курс телеги — дело не мое, а в ножи лезть со всяким что под колеса попадается — ножей не напасешься.
Знаете вот это чувство, когда встаешь через силу и тащишься на кухню, надеясь принять пивка для рывка и дождаться, пока малость попустит, а там сразу потоп, пожар, грабители и записка, что через пять минут прибудет сборщик податей под ручку с твоей тещей? Вот примерно подобное вылилось на Хастреда ведерком зловонной противной истины. И так-то казался себе донельзя третьестепенным актером в дурацкой пафосной пиеске, эдаким доставщиком трости Вялобуева, а тут еще объяснили, что пиеса-то может и не дурацкая, может она мирового значения, только ты дурковат, чтоб разуметь замысел.