станет разве что ушат помоев, которым плесканут на иной день в особо загалдевшегося участника.
- Каково ж будет ваше мнение о развитии конфликта? С чем предстоит столкнуться нашим отважным воителям, сумеют ли превозмочь?
- Отважные воители завсегда все превозмогут, - постановил Хастред дипломатично, изящно обогнув тот факт, что в оторванной от реальности Копошилке никаких сведений об уссурийском воинстве не набрался. Война то кипела, то побурливала, то стихала уже около года, и каждую неделю пропагандисты торжественно возвещали, что у Уссуры осталось на пару дней то ядер, то магии, то солдатских пайков. Будучи немного знаком с мастерством воздействия на душу адресата, книжник неплохо себе представлял, как подобные тезисы высасываются из, в лучшем случае, пальца и перестал к ним прислушиваться уже давно. - В войне главное что?
- Чтоб в тылу дуподрюки не притаились, - предположил Чумп.
- В войне главное, чтоб совпали решимость воеводы и готовность воинства. Ибо вялое войско даже под буйным атаманом успеха не поимеет, но и самая лихая банда застоится и мхом порастет, ежели четких боевых приказов не дождется. Вот как только будет достигнуто оное совпадение, тут и победа не за горами.
Чумп неопределенно квакнул на такое суждение, а мэтр болезненной гримасой дал понять, что как раз на этом-то поприще он бы не искал больших достижений. Хастред же подбоченился и пустился развивать свою мысль — когда-то еще спросят и не попытаются сбить с темы.
- Я б сказал, что секретный секрет воинского успеха шибко прост: никто не станет с тобой воевать, ежели ему это будет невыгодно. Подтверждено тысячелетиями гоблинского существования, за которые от нас и эльфы, и гномы, и даже кобольды отступились. Когда мы вступаем в войну, то поднимаем свою драконью авиацию, перелетаем через подневольных бедолаг, против нас высланных, и наваливаем по тем, кто от войны получает преимущества. Вот вчера звался король Завоевателем или, скажем, Освободителем, был на хорошем счету в обществе — а завтра станет Погорельцем, другие короли на него будут с брезгливым смешком пальцем показывать. Вот купчина контракты заключил, наладил производство мануфактурное и транспортные обозы, а через неделю принужден одеться в обноски и под чужой личиной бежать от кредиторов, с которыми вовек уже не расплатится. Вот воевода вопиет о своей храбрости и непобедимости, собрал вокруг себя отряд отпетых, с магическим мечом красуется для портретов да хулу возносит на диких гоблинов — что ж, те же живописцы, чтоб головы сохранить, зарисуют его с натуры еще раз с тем же мечом, по самую рукоятку надлежаще задвинутым. А мужики, в войско забритые чужой прихоти ради, они хоть и зачастую неприятны, и настропалены против тебя, но не враги же. Побузят, поропщут, да и вернутся на место, пахать по прежнему, только и усвоив, что против гоблинов хаживали, да что-то не выгорело.
Мэтр покладисто шуршал пером, а спина Чумпа, хоть и была всего лишь спиной, начала кривиться, прогибаться и изображать самый что ни на есть сарказм. Хотя вроде бы сильно ошибиться при изложении гоблинской военной доктрины трудно.
- На полсотни лет порой хватает, потом сыскивается новый буйный, проспавший уроки истории, и приходится подновлять память мира, - продолжил Хастред упрямо. - Мораль сей басни в том, что мужик войсковой дешев, а то еще и прибыльно его в битве сложить, ведь с него останутся его земельный надел или мастерская, баба да дети, на которых всегда сыщутся желающие из тех, кто сподобился в тылу отсидеться. Покуда рати мужицкие за чужую славу да прибыль друг друга изничтожают, на этом кто-то да наживается. А пока он наживается, он же гнать все новых мужиков на убой не перестанет. Нет, когда бьешься насмерть, не мечами друг о друга бряцать следует, как в китонском оперном представлении, а клинок вражеский аккуратно обогнуть и прямо по башке залупошить, чтоб враз с плеч, да прижечь на всякий случай, чтоб новая не выросла.
- Замечательное суждение, - воодушевился мэтр Ксандрий и пометил плод судорожного записывания двойной галочкой. - Наши бояре со всей очевидностью так и думают, и уже заявили, что за каждое подлое и святотатственное деяние будет ударено по их, вражеским, центрам принятия решений.
Хастред растерянно моргнул, но сути не постиг.
- Прощения прошу, мэтр... в чем же смысл такое провозглашать? Ежели я вам пригрожу по центру принятия решений двинуть, вы ж чего доброго с телеги соскочите и вкупе с оным центром отбежите на безопасное расстояние. И зачем, позвольте уточнить, дожидаться деяния, когда можно шарахнуть на упреждение, а потом еще пару раз, и еще контрольный, и потом еще для души ногами попинать? Это ж война, не игра в «архонт», где ходят сугубо поочередно.
- Впрочем, даже в «архонте» цель точно та же — пресечь самую возможность противника совершать ходы, особенно подлые и святотатственные, - подметил Чумп. - Обещаниями да угрозами вреда не нанесешь. Хотя, конечно, можно громогласно пригрозить по центру принятия решений, а потом внезапно пнуть по зоне репродуктивного созидания... А можно пнуть и не грозя, вовсе из-за спины, на глаза не попадаясь — но так и войн никаких водить не придется, а как без них мир перекраивать?
- И бояре — не воеводы, им вольно языками чесать, с них-то не спросят за возложенные ожидания, - подытожил Хастред. - Что по ту, что по другую сторону надо ж как-то создавать видимость, что зачем-то ты своей державе нужен.
Быть рупором эпохи ему не то чтобы понравилось, но оказалось отнюдь не противно. Дома-то по любому поводу приходилось язык прикусывать. Правда, немного огорчало, что вещать приходится ни пойми от чьего имени, зато и все шишки, если таковые посыплются, будут на чужую голову.
- Блокпост, - сообщил Чумп. Хастред высунулся набок из брички и разглядел прямо по курсу небольшую баррикаду, ощетиненную острыми кольями. Возле толкались копейщики, без большого порядка и всякого энтузиазма. Оно и понятно, караулы нести — служба самая заунывная.
- С этим я разберусь, подорожную имею, - похвалился мэтр и извлек изпромежь тетрадных страниц аккуратно сложенный плотный лист.
- А может, напролом и стоптать парочку? - предложил ущельник кровожадно. - Вот прямо не дожидаясь хотя бы от своих деяний подлых и святотатственных. А то еще тупых и казенных, эти даже хуже, потому как от подлых-то хотя бы самим подлым бывает выгода.
- Вот не надо, - осадил его Хастред. Он всегда имел к служивым людям сочувствие и