Читать интересную книгу Цементная блондинка (Право на выстрел) - Майкл Коннелли

Посмотрев на стол истца, Босх увидел, что за ним сидит только Дебора Черч, сосредоточенно глядя прямо перед собой. Две ее дочери сидели в первом ряду зала прямо позади нее. Чэндлер не было, но на столе лежал ее желтый блокнот и несколько папок — ясно, что она болталась где-то неподалеку.

— Работай над своей речью, — сказал он Белку. — Оставляю тебя в покое.

— Не задерживайся. Не опаздывай опять, пожалуйста.

* * *

Как Босх и надеялся, Чэндлер курила на улице, возле статуи. Не сказав Босху ни слова, она одарила его ледяным взглядом и отошла подальше от пепельницы, чтобы не разговаривать с ним. На ней был синий костюм — видимо, она считала, что он приносит ей удачу. Прядь светлых волос снова была выпущена и свисала на шею.

— Репетируете? — спросил Босх.

— Я не нуждаюсь в репетициях. Это несложная роль.

— Полагаю.

— Что это значит?

— Не знаю. Полагаю, во время заключительного выступления вы будете более свободны — никаких ограничений, накладываемых законом. Почти никаких ограничений относительно того, что вам можно говорить, а что — нет. Думаю, вы почувствуете себя в родной стихии.

— Вы весьма проницательны, — только и сказала Чэндлер. Непонятно было, знала ли она, что ее сговор с Эдгаром раскрыт. А ведь обдумывая про себя, что он ей скажет, Босх именно на то и рассчитывал. Проснувшись после недолгого сна, он посмотрел на события предыдущего вечера трезвым взглядом, оценил их на свежую голову и обнаружил, что накануне он кое-что упустил. Теперь Босх сам играл с нею. Первая его подача была мягкой. Следующая должна быть жестче.

— Когда закончится процесс, — сказал он, — я хотел бы получить записку.

— Какую записку?

— Ту самую, что вам прислал последователь. На какое-то мгновение Чэндлер была ошеломлена, но затем на ее лице снова появилась равнодушная мина, с которой она обычно смотрела на Босха. Однако это произошло недостаточно быстро, и Босх успел заметить в ее глазах испуг. Она почувствовала опасность. Босх понял, что прищучил ее.

— Это вещественное доказательство.

— Не понимаю, о чем вы говорите, детектив Босх. Мне нужно возвращаться.

Она затушила наполовину выкуренную сигарету со следами губной помады на фильтре и сделала два шага по направлению к двери.

— Я знаю про Эдгара. Я видел вас вчера вечером.

Эти слова остановили ее. Обернувшись, она посмотрела на Босха.

— «Повешенный присяжный». «Кровавая Мэри» в баре.

Помедлив с ответом, она сказала:

— Что бы он вам ни наговорил, уверена, он пытался выставить себя в лучшем свете. Я буду особенно осторожна, если вы намерены предать это огласке.

— Я не намерен что-либо предавать огласке... если только вы согласитесь отдать мне записку. Скрытие связанных с преступлением улик — само по себе преступление. Впрочем, вам ли этого не знать.

— Что бы вам ни говорил Эдгар по поводу записки, все это ложь. Я ему ничего не расска...

— Он ничего мне не говорил о записке. В этом не было нужды. Я сам все вычислил. Вы позвонили ему в понедельник после того, как был обнаружен труп, поскольку уже знали об этом, как и о том, что находка связана с Кукольником. Сначала я ничего не мог понять, а потом все встало на свои места: Мы получили записку, но это оставалось тайной только до следующего дня. Единственным человеком, пронюхавшим о том, был Бреммер, однако в его статье говорилось, что он пытался получить от вас комментарии, но вы оказались вне досягаемости. Потому что в этот момент встречались с Эдгаром. По его словам, вы позвонили после полудня и стали задавать вопросы относительно трупа. Вы спросили, получили ли мы записку. Потому что такую же записку получили вы, адвокат. И я должен ее видеть. Если она отличается от той, что подбросили в управление, это нам очень помогло бы.

Она посмотрела на часы и торопливо закурила еще одну сигарету.

— Я ведь могу и ордер получить, — сказал он.

Она деланно засмеялась.

— Хотела бы я поглядеть, как вы получите ордер. Хотела бы увидеть хоть одного судью в этом городе, который выдал бы полицейскому управлению ордер на обыск в моем доме при том, что газеты каждый день пишут о процессе. Судьи — это политические животные, детектив Босх. Ни один из них не подпишет ордер, который впоследствии может обратным концом шарахнуть его по башке.

— Откровенно говоря, я имел в виду обыск вашей конторы. Спасибо, что подсказали, где вы храните записку.

Испуг снова мелькнул в глазах Чэндлер. Она поскользнулась, и последние слова Босха потрясли ее больше, чем все сказанное им прежде. Она потушила сигарету, успев затянуться не более двух раз. Томми Фарэуэй будет счастлив, когда в очередной раз окажется возле пепельницы.

— Через минуту начинаются слушания, детектив Босх. Ни о какой записке мне ничего не известно. Вам ясно? Ничего! Нет никакой записки. Если вы попытаетесь устроить мне по этому поводу какие-нибудь неприятности, я вам обеспечу еще большие.

— Белку я ничего не говорил и не собираюсь. Мне нужна записка, вот и все. Она не имеет ничего общего с процессом.

— Вам легко...

— Мне легко говорить, потому что я ее не читал? Вы снова поскользнулись, адвокат. Будьте более осмотрительны.

Чэндлер проигнорировала последнюю реплику и заговорила о другом:

— И еще. Если вы думаете, будто сможете использовать мои... договоренности с Эдгаром для обвинения меня в обмане суда или неэтичном поведении, я докажу вам, что вы чертовски ошибаетесь. Эдгар пошел на все это без всякого принуждения с моей стороны. Более того, он фактически сам предложил сотрудничество. Если вы меня в чем-либо обвините, я подам на вас в суд за клевету и разошлю во все концы пресс-релизы со своей версией случившегося.

Босх сомневался, что все произошло исключительно по инициативе самого Эдгара, но не стал спорить. Чэндлер одарила его одним из своих самых зловещих взглядов — взглядом убийцы, затем открыла дверь и исчезла за ней.

Босх докурил сигарету, надеясь, что его игра хотя бы заставит ее сбавить обороты во время заключительных выступлений. Но более всего он был доволен тем, что получил косвенное подтверждение правильности своих рассуждений. Последователь действительно прислал ей записку.

* * *

Когда Чэндлер направилась к стойке, в зале повисла тишина — напряженное молчание, которое воцарялось обычно перед оглашением вердикта. По мнению Босха, это объяснялось тем, что многие из сидевших в зале уже считали принятие вердикта в пользу истца делом решенным. Выступление же Чэндлер должно было стать всего лишь завершающим ударом — последним и смертельным.

Она начала с традиционных в таких случаях благодарностей в адрес присяжных — за их присутствие здесь и за пристальное внимание, с которым они следили за слушаниями по данному делу. Чэндлер также выразила уверенность в том, что присяжные, несомненно, примут справедливое решение.

Эти слова звучали на всех процессах, где в качестве следователя участвовал Босх, и он всегда относился к ним как к обычному трепу, не более. Большинство присяжных торчало в судах только ради того, чтобы не ходить на работу — в свои конторы и на заводы. Независимо от того, оказывались ли рассматриваемые дела слишком запутанными, страшными или скучными, единственной заботой присяжных было не уснуть в своем загоне и дотерпеть до очередного перерыва, когда они могли взбодрить себя с помощью кофеина, сахара и никотина.

После традиционных реверансов Чэндлер перешла к сути дела.

— Вспомните, как в понедельник я стояла перед вами и набрасывала некую дорожную карту. Я рассказала о том, что попытаюсь доказать, и теперь — ваш черед решать, насколько это мне удалось. Думаю, когда вы вспомните свидетельские показания, звучавшие здесь на протяжении недели, то придете к выводу, что я справилась со своей задачей.

Судье еще предстоит дать вам надлежащие наказы, но я хотела бы воспользоваться случаем и снова напомнить, что мы участвуем в гражданском процессе. Это не уголовное дело. Это не Перри Мейсон или что-то в этом роде из того, что вам доводилось видеть по телевидению или в кино. Для того, чтобы вынести вердикт в пользу истца в гражданском процессе, вы просто должны решить, что перевес улик и вещественных доказательств — на стороне истца. Что означает «перевес»? Это означает, что улики, свидетельствующие в пользу истца, перевешивают улики, свидетельствующие в пользу ответчика, что их — большая часть. Эта большая часть может быть простой: пятьдесят процентов плюс один.

Чэндлер еще долго топталась вокруг этого, поскольку от этого во многом зависело, кто выиграет процесс. Она должна была взять двенадцать юридически безграмотных людей, что гарантировалось самой системой отбора присяжных, и избавить их от почерпнутых из газет представлений о том, что малейшее сомнение истолковывается в пользу обвиняемого. Такой подход должен существовать только в уголовных делах, а этот процесс — гражданский. Правда, ответчик, проигравший гражданский процесс, в скором времени вполне мог стать обвиняемым в уголовном.