Потом Рут решила прочесть другой отрывок вместо ранее выбранного. Она сгорбилась на стуле, уступленном ей рабочим сцены, держа перед собой открытую книгу, как могла бы держать псалтырь, собираясь петь псалмы; таким образом она скрыла свои груди от похотливого взгляда.
Она с облегчением услышала, что Эдди перешел наконец к ее третьему и последнему роману: «Вариации на излюбленную тему мисс Коул — разладившейся женской дружбы», — говорил Эдди.
«Новая порция упражнений в софистике!» — подумала Рут.
Но в тезисах Эдди было зерно истины; Рут уже слышала анализ такого рода от Ханны.
«Значит… на этот раз, — сказала ей Ханна, — «Рут» и «Ханна» начинают как враги. А в конце они становятся друзьями. Я согласна, это что-то новенькое, но не такое уж новенькое».
В романе Рут писательница по имени Джейн Дэш, воплощающая образ Рут, недавно потеряла мужа. Впервые героиней Рут стала писательница — она как будто сама подставлялась интерпретациям того сорта, который вызывал у нее крайнее неприятие: отождествляющим автора и героя.
Элеонора Холт, воплощающая «образ Ханны», в начале романа враждует с миссис Дэш, а в конце становится лучшей подругой вдовы. Женщины, долгие годы испытывавшие неприязнь друг к другу, сходятся в известной мере против своей воли благодаря своим взрослым детям; их сын и дочь влюбляются друг в друга и женятся.
Джейн Дэш, матери жениха, и Элеоноре Холт, матери невесты, приходится делить ответственность по воспитанию внуков, после того как их родители погибают в авиакатастрофе. (Молодая пара, праздновавшая десятилетие свадьбы, отправилась в путешествие — второй медовый месяц.) Во время этой авиакатастрофы миссис Дэш уже вдова (она больше никогда не выходит замуж), а Элеонора Холт разведена во второй раз.
Это был первый роман Рут Коул с оптимистической (чтобы не сказать счастливой) концовкой, хотя Джейн Дэш и испытывает некоторые сомнения по поводу своей дружбы с Элеонорой Холт — ей не дают покоя «огромные изменения в характере Элеоноры, характере, который делал ее неприемлемой для Джейн Дэш в прошлом». Ханна, утверждавшая, что Элеонора — безусловно, «образ Ханны», обиделась на эту строчку.
— Какие такие огромные перемены увидела ты в моем характере? — пожелала узнать Ханна. — Может, ты не всегда одобряла мое поведение, но скажи конкретно, что ты видишь в моем характере непостоянного или противоречивого?
— В тебе нет ничего «противоречивого», — сказала Рут подружке. — И ты куда постояннее, чем я. Я не заметила ни одного изменения в твоем характере — ни отрицательного, ни даже положительного и, уж конечно, никакого «огромного изменения».
Ханна сочла этот ответ путаным, о чем и заявила Рут, но та в ответ сказала: это как раз и свидетельствует — если Ханне нужны какие-то свидетельства — о том, что Элеонора Холт, которую Ханна считает собой, на самом деле никакая не Ханна. Вот тогда-то между Рут и Ханной и возникла некая неловкая напряженность, длившаяся, по крайней мере, пока Рут не пригласила Ханну на чтение ее нового романа, хотя это приглашение было связано не столько с романом, который Ханна уже успела прочесть, сколько с волнующей перспективой встречи с Эдди О'Харой.
Еще одним лицом, по поводу встречи с которым Ханна проявляла не меньшее волнение, был человек, о котором Рут говорила как о своем «нынешнем» любовнике. На самом деле он скорее принадлежал к категории потенциальных любовников — «кандидатов в любовники», как сказала бы Ханна. Этот возможный любовник к тому же был новым редактором Рут — той самой важной персоной из «Рэндом хауса», чья фамильярность и неспособность запомнить, что он уже встречался с ним, вызвала неприятие у Эдди О'Хары.
Но Рут уже сказала Ханне, что лучшего редактора она еще не видела. Да, она еще не встречала человека, с которым могла бы разговаривать и которого могла бы слушать, по крайней мере в такой степени. Рут чувствовала, что нет никого, возможно за исключением самой Ханны, кто знал бы ее так хорошо. Он был не только откровенным и сильным, он еще и перечил ей, но «по-хорошему».
— Что значит «по-хорошему»? — спросила Ханна.
— Ты сама поймешь, когда увидишь его, — сказала ей Рут. — А к тому же он джентльмен.
— Он настолько стар, что ему ничего другого и не остается, — ответила Ханна. — Я хочу сказать, что по его возрасту как раз и джентльменское поведение. На сколько он тебя старше — на десять? Пятнадцать лет?
(Она видела фотографии.)
— На восемнадцать, — тихим голосом ответила Рут.
— Ну да, настоящий джентльмен, — сказала Ханна. — А детей у него нет? Кстати, сколько им? Наверняка твоих лет!
— У него нет детей, — ответила Рут.
— Но мне показалось, что он был сто лет женат, — сказала Ханна. — Почему же у него нет детей?
— Его жена не хотела детей — она боялась рожать, — сказала Рут.
— Это чем-то напоминает тебя, а? — сказала Ханна.
— Алан хотел ребенка, а его жена — нет, — согласилась Рут.
— Значит, он все еще хочет ребенка, — пришла к выводу Ханна.
— Это одна из тем, на которые мы разговариваем, — признала Рут.
— И я полагаю, он продолжает общаться со своей бывшей женой. Будем надеяться, что он принадлежит к последнему поколению мужчин, которые считают своим долгом общаться с бывшими женами, — уничижительно сказала Ханна.
Это была ее журналистская привычка: все должны подпадать под ту или иную возрастную, образовательную и типажную группу. Рут такой взгляд на вещи выводил из себя, но она прикусила язычок.
— Значит, — философски заметила Ханна, — кроме секса, ты ничего другого от него не ожидаешь?
— У нас еще не было секса, — сказала Рут.
— Кто же медлит? — спросила Ханна.
— Мы оба, — солгала Рут.
Алан проявлял терпение, «медлила» она. Она так опасалась, что ей не понравится секс с ним, что все откладывала на потом. Она не хотела зацикливаться на мысли о том, что это — мужчина ее жизни.
— Но ты сказала, что он просил тебя выйти за него! — воскликнула Ханна. — Он хочет жениться на тебе, не переспав с тобой? Так себя вело даже не его поколение — поколение его отца, а может, деда!
— Он хочет, чтобы я знала: я для него не просто очередная подружка, — сказала Рут Ханне.
— Ты еще вообще ему не подружка! — сказала Ханна.
— А мне это кажется милым, — сказала Рут. — Он влюбился до того, как переспал со мной. Я думаю, это замечательно.
— Ну, тогда другое дело, — снисходительно сказала Ханна. — И чего же ты боишься?
— Я ничего не боюсь, — солгала Рут.
— Обычно ты не хочешь, чтобы я знакомилась с твоими любовниками, — напомнила ей Ханна.
— Это особый случай, — сказала Рут.
— Настолько особый, что ты не спала с ним.
— Он может обыграть меня в сквош, — слабо возразила Рут.
— Ну, это и твой отец может, а сколько ему лет?
— Семьдесят семь, — сказала Рут. — Ты знаешь, сколько ему лет.
— Господи милостивый, неужели семьдесят семь? Он не выглядит на свои годы, — сказала Ханна.
— Я говорю об Алане Олбрайте, а не о моем отце, — сердито сказала Рут. — Алану Олбрайту всего пятьдесят четыре. Он меня любит, он хочет на мне жениться, и я думаю, что буду с ним счастлива.
— А ты говорила, что любишь его? — спросила Ханна. — Что-то я этого не слышала.
— Я этого не говорила, — признала Рут. — Я этого не знаю. Я не знаю, как это сказать, — добавила она.
— Если не знаешь, значит, не любишь, — сказала Ханна. — А мне казалось, что у него репутация… гм-м… он был большим бабником, а?
— Да, был, — медленно сказала Рут. — Он мне сказал об этом. И о том, что он стал другим.
— Ой ли, — сказала Ханна. — Ты думаешь, мужчины меняются?
— А мы? — спросила Рут.
— Ну, ты ведь хочешь измениться, разве нет? — сказала Ханна.
— Я устала от плохих любовников, — призналась Рут.
— Но ты ведь можешь выбирать, — сказала ей Ханна. — Правда, мне казалось, что ты специально выбираешь плохих. Мне казалось, что ты их выбираешь, зная — они уйдут. Иногда еще до того, как ты попросишь их об этом.
— Ты тоже, случалось, выбирала плохих любовников, — сказала Рут.
— Конечно, я это все время делаю, — признала Ханна. — Но мне попадались и хорошие — просто они не задерживались.
— Я думаю, Алан задержится, — сказала Рут.
— Конечно задержится, — сказала ей Ханна. — Так значит, тебя беспокоит, что ты можешь не задержаться, да?
— Да, — призналась наконец Рут. — Дело в этом.
— Я хочу с ним познакомиться, — сказала Ханна. — Я тебе скажу, задержишься ты или нет. Я сразу пойму, как его увижу.
«А теперь она меня бросила на гвозди!» — подумала Рут.
Она захлопнула книгу и прижала ее к груди. Она так разозлилась на Ханну, что готова была расплакаться, но тут же увидела, как этот ее неожиданный жест напугал похотливого рабочего сцены; его встревоженный вид обрадовал ее.