такт с его дыханием.
Он легко протолкнулся в меня. Мои бедра поднялись ему навстречу. Боги, я и забыла, как это хорошо, как правильно вот так быть с ним вместе, наполниться им. Поцелуй стал еще глубже, его вкус на языке смешивался с моим, его пальцы сжимали мои, наши тела переплелись. Движения нашли ритм, естественный и жадный, он бился в меня твердо и требовательно, и мое тело двигалось навстречу толчкам. Я уже предчувствовала гребень новой волны, нарастающее давление в глубине, куда он проник, делаясь все жестче, прерывисто дыша мне в рот.
– Еще, – приказал, взмолился он. – Еще раз почувствовать тебя, Тисаана.
Он не оставил мне выбора, протолкнувшись в самую глубину, погружая зубы мне в горло. На несколько немыслимых секунд я целиком отделилась от мира, держась лишь за него. Я успела вернуться, чтобы, открыв глаза, увидеть, что и в этом он со мной – запрокинул голову, весь натянулся струной. Я сгребла его и прижала к себе, целуя грубо, содрогаясь с ним вместе. Поцелуй стал мягче, замедлился. Волна прошла.
Да, стал мягче, но не прервался.
Мы еще не готовы были отпустить друг друга. Мы еще не могли говорить. Он целовал меня, целовал, руки шарили по телу, пока снова не скользнули внутрь. Мне было еще мало близости. Хотелось почувствовать его везде.
И я знала – оба мы знали, – что скоро придут слова, заботы, реальность.
Но пока что было только это. Только мы друг для друга, одно тело, и одно дыхание, и все, чего нельзя изъяснить словами.
К тому времени как мы окончательно измучили друг друга, во мне будто не осталось ни одной кости. Перед глазами стоял туман. Я уже привыкла к изнеможению – в последнее время была усталой всегда, всегда, – но эта усталость вместе с болью принесла удовольствие. Распутав руки и ноги, мы с Максом добрались до ванной комнаты, где он наполнил ванну восхитительно обжигающей водой, и с удовлетворенными вздохами окунулись. Теперь мы оба сидели – Макс опирался на край ванны, а я ему на грудь, устроившись в его руках и упершись макушкой в подбородок.
– Приятно, – сказала я.
Не о теплой воде. О нем. Приятно было быть с ним рядом. Чувствовать его всем существом. Сколько недель я себе даже мечтать о таком не позволяла. Не позволяла себе отбросить сомнения, вернется ли он живым.
А когда он вернулся? Я ни за что не хотела его отпускать.
– Давай останемся здесь насовсем, – медленно потянувшись, предложила я. – Я с места не двинусь, а значит, тебе тоже не уйти.
– Фу… – Я не видела лица, но по голосу слышала, как он наморщил нос. – Мы, понимаешь ли, квасимся тут в нашей собственной грязи.
Я взглянула на мутноватую воду. И верно.
– В нашей грязи? – повторила я. – Это с тебя грязь.
– Смелое утверждение, если вспомнить, что ты сюда прямо с арены явилась.
– А ты из… кстати, откуда? – Я вывернула голову, чтобы заглянуть ему в лицо. – Тебе еще многое предстоит рассказать.
– Тебе в письмах было мало подробностей?
– Пишешь ты хорошо. Но голос мне больше нравится.
– И мне.
Однако его руки чуть сильнее сжали мне плечи, и я угадала в этом невысказанное сомнение. Услышав долгий выдох, поняла, что он освобождает место для слов. Поняла потому, что занималась тем же самым.
Он поцеловал меня в макушку:
– Ты первая.
Мой рассказ хлынул потоком. Все эти недели я постоянно играла роль. Со мной были Серел и Саммерин, но Серелу так многого нельзя было сказать, а Саммерину – так многого не хотелось показывать. С Максом мне легко говорилось, а он слышал и то, о чем я промолчала.
Я рассказала ему о сражениях и о своем методе побеждать. Рассказала про Эслин и каким способом мы с Саммерином пытались выиграть время для рабов, оказавшихся из-за меня под угрозой. Рассказала про все свои подвиги и про все страхи. Рассказала все.
И он тоже. Я слушала его рассказ о сражении под Антедейлом и следующих за ним. Конечно, я слышала об этом и раньше, но те рассказчики думали о победах, стратегии, о счете потерь и достижений. А у Макса этот счет был не просто числами. Для него это были люди.
За это я его и любила. Любила, и, боги, как же мне этого не хватало!
Мы проговорили не один час, даже не заметив, как остыла вода. Когда решили наконец закончить с купанием, я задержалась ненадолго вытереть волосы. А потом подошла к двери ванной и оперлась на косяк, разглядывая его.
Он стоял у окна, руки в карманах – он успел натянуть штаны. Профиль темнел против гаснущего света. Из окна открывался вид на все поместье Фарлионов и горы за ним. Макс смотрел на восток – в сторону дома.
– Красиво, – сказала я.
– Хм?
– Я про Корвиус. В Корвиусе красиво.
По его лицу скользнула тень.
– Да, – сказал он.
Я прошла к нему, встала рядом, любуясь видом.
– Знаю, тебе здесь тяжело, – пробормотала я. – Но мне приятно видеть места, которые тебя вырастили. Пока тебя не было, я тут вроде бы находила частицы тебя.
– Не уверен, что мне хотелось разбрасывать кусочки себя по дому.
Я прислонилась головой к его плечу. Вздохнула, втягивая в себя его запах. Пепел и сирень. И самая малость того, что, как я теперь понимаю, пришло отсюда, из этих мест, и словно поселилось у него в крови.
– Я не про дом. Про город. Про все вокруг. Цветник на краю. Кое-какие мелочи в библиотеке. Городская книжная лавка напомнила мне тебя. Хозяйка ужасно неприветливая. На каждом слове будто зубами щелкает. – Я хитро усмехнулась. – Тебе бы понравилась.
– Матильда. – Он шевельнул бровью, рассеянно улыбнулся.
– Да, она самая.
Я порадовалась, что верно его прочитала. Я его знала. Он опустил руку, погладил меня пониже спины, такой же довольный, как я.
Но его улыбка скоро погасла. Я заметила, как он посерьезнел.
– Тяжело? – тихо спросила я. – Возвращаться сюда?
– Я никак не решался здесь побывать. – Он сглотнул. – Когда сиризены нас сюда притащили, это я впервые вошел в ворота после… ну, после всего. Брайан несколько лет меня искал. Хотел вернуть, только я не мог.
Брайан. Старший брат Макса, единственный уцелевший из всех Фарлионов. Единственный, кого не было дома в тот день. Я редко о нем спрашивала. Знала, что это больное место – по множеству причин.
– Я теперь ты не думаешь его поискать? – тихонько спросила я.
– Нет, – быстро, будто