Адмирал внимательно посмотрел на него, что-то прикидывая в уме.
— А могу я увидеть вашего главного боцмана?
— Главного боцмана ко мне! — приказал командир дежурному офицеру, стоявшему несколько в стороне.
— Есть! — коротко ответил тот и что-то приказал рассыльному, который опрометью метнулся по верхней палубе.
Через некоторое время к ним подбежал старший унтер-офицер:
— Ваше высокопревосходительство, разрешите обратиться к их высокоблагородию господину капитану 1-го ранга?
— Обращайтесь! — разрешил тот.
— Господин капитан 1-го ранга, главный боцман крейсера «Богатырь» старший унтер-офицер Кульков по вашему приказанию прибыл!
Был он среднего роста, но с густым баритоном, привыкшим к отдаче приказаний. Он явно озадачен вызовом командира, да еще в присутствии адмирала с тремя черными орлами на его погонах с золотым плетением.
— Как много трудов положили для приведения верхней палубы в божеский вид? — заинтересованно спросил его адмирал.
— Изрядно, ваше высокопревосходительство, но в радость. За длительное время нахождения крейсера в доке матросы малость разболтались, — он опасливо глянул на старшего офицера, своего непосредственного начальника, — а теперь душа прямо-таки поет при виде флотского порядка на его верхней палубе.
Адмирал хмыкнул, а старший офицер облегченно вздохнул — вроде как пронесло…
— Сдается мне, что главный боцман достоин поощрения за свое усердие? — вопросительно посмотрел адмирал на командира.
— За приведение верхней палубы в образцовое состояние объявляю благодарность!
— Рад стараться, ваше высокоблагородие! — на одном дыхании ответил боцман, еще не веря в свое счастье — ведь его беспокойная должность чаще всего отмечалась замечаниями за упущения, допущенные командой.
— Свободен! — приказал командир.
— Есть! — ответил главный боцман и, четко повернувшись через левое плечо, отошел, печатая шаг.
— Достойный «начальник верхней палубы», как именуют боцманов на флоте, — заметил Степан, когда тот удалился. — Служит на «Богатыре» со дня его спуска на воду, как, впрочем, и мы с Владимиром Ивановичем.
— Полностью согласен с мнением Степана Петровича, — подтвердил старший офицер.
— Думаю после выхода «Богатыря» из дока произвести его в чин кондукто́ра, чтобы закрепить на долгие годы за крейсером. Надеюсь, что последующие командиры «Богатыря» скажут мне спасибо за это.
— Без сомнения, Андрей Петрович! — согласился с мнением командира старший офицер.
— Сдается мне, что Владимир Иванович хоть сейчас готов принять бразды правления крейсером из ваших рук, Андрей Петрович, — рассмеялся адмирал, которого дружно поддержали все, включая дам. И лишь старший офицер не знал, как вести себя — уж очень прозрачным был намек адмирала, который к тому же совпадал с его желанием.
— А почему бы и нет, Петр Михайлович, — заметил Андрей Петрович, видя растерянность своего ближайшего помощника. — Владимир Иванович будет вполне достойным моим преемником. Но всему свое время.
Старший офицер с благодарностью посмотрел на командира.
— Ну что же, Владимир Иванович, раз вложили свою душу в наведение порядка на верхней палубе крейсера, то показывайте ее нашим милым дамам, — распорядился адмирал. — Ведь они и напросились сюда именно для этого, а не слушать наши мужские флотские разговоры.
— Вы не правы, Петр Михайлович! — возразила Александра Васильевна. — Именно в ваших, как вы выразились, мужских флотских разговорах и проявляется та обстановка, в которой служите Отечеству вы, наши дорогие мужчины.
Тот только развел руками:
— Имейте в виду, господа офицеры, что женская логика практически неподвластна нашему мужскому пониманию.
Все рассмеялись и направились на бак за старшим офицером, который, видимо, решил начать осмотр верхней палубы крейсера именно оттуда.
* * *
— Какие огромные пушки! — испуганно, но с долей восхищения в голосе, воскликнула Мария, когда они не спеша проходили мимо батарейной палубы.
— Это орудия главного калибра, — уточнил Андрей Петрович.
— А как же из них стреляют, когда их стволы направлены вдоль борта? — не унималась она.
Тот усмехнулся:
— Сейчас увидите, Мария Ивановна. — И повернулся к старшему офицеру: — Объявите учебную боевую тревогу!
— Есть объявить учебную боевую тревогу! — ответил тот с загоревшимися глазами и быстро, чуть ли ни бегом стал подниматься на мостик.
По кораблю раздались прерывистые, требовательные звуки колоколов громкого боя. И женщины, судорожно схватив своих мужчин за рукава, испуганно прижались к ним.
Крейсер тут же превратился в огромный муравейник: из подпалубных помещений высыпали на верхнюю палубу сотни моряков, разбегаясь по своим боевым постам. Раздались короткие, рубленые команды офицеров и унтер-офицеров.
Комендоры быстро, отработанными до автоматизма движениями снимали заглушки с длинных стволов орудий и разворачивали их поперек борта. И корабль буквально на глазах ощетинился многочисленными стволами корабельных орудий. На мостике слышались приглушенные доклады с боевых постов о готовности.
Не прошло и нескольких минут, как быстро подошел старший офицер и, приложив правую руку к козырьку фуражки, доложил:
— Господин капитан 1-го ранга, корабль к бою готов!
— Добро, Владимир Иванович!
Женщины были буквально подавлены слаженностью действий и единым порывом команды и как бы наяву ощутили боевую мощь корабля. «И этими сотнями людей и всем огромным кораблем командует мой Андрюша! — со страхом, смешанным с гордостью за супруга, подумала Мария. — И как же ему не страшно?! Он спокоен и уверен в себе. Но ведь таких и еще бо́льших кораблей, которые я видела в гавани Порт-Артура, десятки. И ими тоже командуют чьи-то мужья или возлюбленные…» И она только сейчас, стоя на палубе корабля, изготовившегося к бою, по-настоящему поняла, что на самом деле скрывается за кораблями, привычно стоящими на рейде.
— Ну и как, Мария Ивановна, у вас есть еще вопросы по поводу боевых возможностей крейсера? — улыбнувшись, спросил ее его командир.
— Ой, Андрюша… — и смешалась, вспомнив, что они не одни. — Извините, господа, Андрей Петрович, — смущенно поправилась она, — это незабываемое зрелище!
— Зрелище бывает в цирке, уважаемая Мария Ивановна, — назидательно заметил молчавший до сих пор Петр Михайлович, — а здесь слаженная работа команды корабля по приведению его в боевую готовность. И незабываемым оно будет лишь до тех пор, пока молчат орудия, а неприятель не осыпает его градом снарядов, сея смерть и разрушения.
Глаза женщин наполнились ужасом.
— И не верьте тем, кто говорит про упоение боем. Бой, как и всякая война в целом, — омерзительная вещь, когда каждому нормальному человеку непременно кажется, что очередная вспышка орудия неприятеля направлена на то, чтобы послать снаряд именно в него. Когда решается, кто кого… Но работа есть работа, и эти страхи становятся ничтожными по сравнению с желанием каждого офицера, каждого матроса как можно лучше выполнить ее. Отсюда и самопожертвование, и героизм воинов по защите своего Отечества. Достаточно хотя бы вспомнить о подвиге команды крейсера «Варяг».
Александра Васильевна в порыве признательности встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Это в вашем лице, Петр Михайлович, всем защитникам Отечества от любящих их женщин.
Мужчины потупились, а женщины вытирали платочками выступившие на их глазах слезы благодарности…
Андрей Петрович, прокашлявшись, приказал старшему офицеру:
— Отбой учебной боевой тревоге!
— Есть отбой учебной боевой тревоге! — ответил он и поспешил выполнять приказ командира.
— А вас, дамы, прошу проследовать в мою каюту, — пригласил гостей гостеприимный хозяин.
— А капитанский мостик? — просительно посмотрела на супруга Александра Васильевна.
Петр Михайлович строго посмотрел на нее:
— Мостик — святая святых на корабле. И далеко не каждый матрос, прослужив много лет на корабле, имел возможность побывать на нем. А уж дамам тем более не престало даже и думать об этом. Тем более что подниматься на него по трапу в туфельках с каблуками и юбках не только неудобно, но и не этично.
Женщины явно смутились от отповеди адмирала: куда это вы собрались, дамочки…
— Так что прошу вас, дамы, проследовать вместо капитанского мостика в капитанскую каюту, — улыбнулся Петр Михайлович своему неожиданному каламбуру.
* * *
Андрей Петрович широко открыл дверь своей каюты:
— Прошу вас, дамы и господа, в мою берлогу.
— Ничего себе «берлога»! — восхищенно воскликнула Александра Васильевна, окинув каюту быстрым взглядом. — Да в ней можно годами жить!