«К-как т-тебя зов-вут?»
«Сильвен», — взгляд фэйри всё-таки отвёл, уставился для разнообразия в окно. Что он там видел, кроме тумана?
«Сильв-вен, — повторила я. — Уб-бить т-тебя, Сильв-вен? Или предп-почитаешь руд-дники?»
«Что ты сделала с Арин?»
«Уб-била», — усмехнулась я, понятия не имея, кто такая эта Арин.
Фэйри снова глянул на меня, зло прищурившись. Фыркнул:
«Вряд ли, или ты бы убила её уже давно. Любишь играть с жертвами, туманная королева? Или здесь что-то ещё?» — он повернулся к портрету русалки, скривил тонкие губы. «Да. Что-то ещё».
«Н-не лезь н-не в своё дело, зв-верёк», — посоветовала я, поворачивая его за подбородок, заставляя смотреть на меня. Его взгляд мне кого-то напоминал, но я никак не могла вспомнить, кого. «Любишь свою хозяйку?»
Фэйри действительно смотрел на меня пару мгновений. И рассмеялся, отчего его сходство с забытым «кем-то» усилилось.
Я ударила его по щеке, чтобы замолчал. Пальцы задержались на татуировке — фэйри любят украшать себя своими ненаглядными листьями на ветвях, знаками успехов на охоте и прочей чепухой. Но на щеке обычно помещают символ рода. И этот орнамент я узнала — во время переговоров я смотрела на него, а не в зелёные глаза королевы лесных фэйри. Я хорошо его выучила.
У фэйри нет титулов, но есть иерархия родов. А так — забавно — этот зверёк был бы принцем.
«Зелёная к-королева — т-твоя м-мать?» — на всякий случай уточнила я.
Фэйри опустил взгляд.
«У меня нет матери».
Изгнали — ну конечно, как ещё высокородный фэйри мог оказать на дугэльских игрищах?
А русалка-то какова! Простушка простушкой, а из всех фэйри именно этого выбрала. Привязала к себе — зачем?
Зачем она вернулась? Конечно, я ни на грош не верила в её «Рэян мне не нужен». Не знаю, может, уже и правда не нужен — но умирать она, конечно, не хочет, а без бывшего жениха умрёт. Ему же она клятву давала — я видела.
Избавиться от клятвы можно только двумя способами: или провести обряд венчания, что уже невозможно. Или убить того, кому клялась.
А Рэян наверняка решит навестить свою русалочку в темнице.
Дверь стукнулась, чуть не пришибив стоящих на карауле гвардейцев. Срывающимся голосом, безнадёжно заикаясь, я приказывала найти моего мужа и привести в мои покои — пусть даже и насильно. А туман тем временем полз по дворцу, нигде Рэяна не находя…
Фэйри смеялся, когда я упала в кресло у окна.
«Зря волнуешься, королева, Арин не тронет твоего супруга. Она ещё не пожелала тебе счастья?»
«И чт-то он-на хочет, т-твоя Арин?» — туман всё-таки нашёл Рэяна. Его вели гвардейцы — из тюрьмы. Рэян был в бешенстве. Но живой…
«Ты не поверишь, туманная королева: чтобы ты была счастлива», — с усмешкой ответил фэйри. И глядя на меня, рассмеялся.
Тронулся, решила я. С фэйри это тоже бывает — реже, чем с людьми, но всё же. Русалка колдовала над ним? Впрочем, неважно. Никаких рудников, конечно — отреклась от сына Зелёная колдунья или нет, а кровь остаётся неизменной. И уж конечно, глупо разбрасываться таким уникальным материалом.
Фэйри отправили камеру — в новом ошейнике, но сколько потребуется времени, чтобы его сломать? Я не знала и решила, что это и будет моим заданием забавному зверьку.
А пока мне предстоял совсем не забавный разговор с Рэяном.
* * *Арин
Дворцовая тюрьма Её Величества живёт своей, не совсем понятной мне жизнью. Мама, помнится, пару раз вскользь упоминала, что темницы дворца — заведение элитное, только для высокопоставленных преступников предназначенное. Для простых же имеется городская тюрьма. Никогда не интересовалась условиями жизни там, но дворцовая тюрьма мне нравится: во-первых, мне дали выспаться (милость, которой меня никогда не одаривал Сильвен), во-вторых (очевидно, для удобства узников) в камерах разрешены домашние животные. Правда, мелкие: мыши и крысы. И те, и другие с радостью идут «к руке» и очень не против разделить со мной тюремный обед (не рыба, конечно, но тоже вполне съедобнен; а за вилки я и вовсе возносила бы королеве благодарность вечно).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А ещё меня развлекла компания каких-то мелких насекомых, дружной толпой поваливавших из моей камеры часа два спустя после обеда. Почти одновременно с этим камни у порога засветились. А ещё какое-то время спустя меня проведала пара тюремщиков — оба, как на подбор, молодые и симпатичные. Вот уже час болтаем с ними о жизни. Точнее, я, в основном, молчу и улыбаюсь, а эти двое травят байки о весёлой и ох какой нелёгкой жизни королевских стражников. Действительно, жизнь нелёгкая: я и не знала, что туман Её Величества по вечерам превращается в ужасное чудовище и пытается съесть заключённых — только доблестные тюремщики не щадя живота, головы и иных частей тела всех спасают. «Работа такая», — улыбается один из стражников, ловя мой взгляд.
Я киваю. Потом, спохватившись, прошу доблестных стражей не оставить меня, когда придёт вечер: я же очень не хочу быть съеденной ужасным чудовищем. «Доблестные стражи» приосаниваются.
Потом мне рассказывают пару смешных историй про инесских узников — оказывается, они тоже где-то здесь, в других камерах. Я слушаю и поддакиваю: ну конечно, инессцы же все с приветом, что от них ждать? Что они будут, как я, сидеть себе спокойно в камере и не требовать каждые пять минут встречи с королевой?
Любезные тюремщики готовы развлекать меня до конца смены, а то и дольше («Ты только скажи, красавица, может, надо тебе чего? Рыбы? Королевская повариха знатную рыбу делает, инессцев кормим, не жалуются. Хочешь?»), но им не дают. На лестнице раздаются чьи-то шаги, стражники торопливо становятся по стойке «смирно» и, повинуясь чьему-то тихому приказу, уходят, бросая на меня тоскливые взгляды. Я с улыбкой киваю — «ну что ж поделаешь?».
— Санна?
Эх, а я-то надеялась, что это королева — впрочем, с чего бы ей проявлять ко мне такое внимание?
Второй принц Инесса Рэян приникает к решетчатой двери и смотрит на меня… ну как Мартин, когда влюблённого из себя разыгрывал. С этакой бездонной, неизличимой тоской.
Машинально улыбаюсь, раздумывая, попросить его уйти или всё-таки выдержать череду глупостей (видно же, человеку плохо; очень плохо — даже глаза сверкают, не иначе как от слёз). Кто бы знал, как мне надоели эти любовные страдания!
— Санна, ты простишь меня?
Ох! Что-то такое мне Мартин пел. Может, и этот Рэян тоже притворяется?
А как он был приятней, когда шутил над моей взъерошенной причёской в Вечном саду…
— Санна, пожалуйста!..
Да простила я тебя, простила! Только закончи этот спектакль и оставь меня в покое!
Вслух я, конечно, говорю иное:
— Рэян, за что? Всё хорошо, пожалуйста, успокойся, — интересно, я могу называть моего бывшего жениха по имени и забыть про титул — на том основании, что этот самый жених некогда обещал меня любить, беречь и защищать, а потом женился на другой?
Принц медленно опускается на каменные плиты — его сырой пол, похоже, волнует ещё меньше, чем королеву и тюремщиков. Протягивает мне руку — я, поколебавшись, подаю свою, и Рэян цепляется за неё, как утопающий.
— Она вынудила меня, Санна…
— Кто? — я стараюсь не вздыхать слишком уж явно. Ну правда же у человека горе: его вынудили. Очевидно, на венчальный обряд на верёвке тащили, а он упирался, как рыба бычун.
— Санна, поверь, пожалуйста, — начинает принц. И развлекает меня рассказом о том, как злая королева Дугэла стёрла ему память. Он не знал! Не помнил! А его женили! Ужас какой.
Право слово, байки тюремщиков были веселее и приятнее.
Заканчивает Рэян бодрым обещанием: он поговорит с королевой и следующим же кораблём уплывёт в Инесс. Вместе со мной.
— Никуда я с тобой не поеду! — не выдерживаю я. Высвобождаю руку, прячу за спину. На всякий случай.
— Санна, поверь, я найду способ избавиться от этого брака, — умоляет принц. Он жалок, бледный, усталый и оправдывающийся. Не могу поверить, что я его любила — настолько, что согласилась оставить ради него магию. Ведь ею же русалки жертвуют в обмен на ноги, если я правильно помню?