второй черновик».
Далее в дневнике следует пробел в полтора месяца, но 14 июля Терри возвращается к нему и сообщает, что добавил в файл «девушка» уже 7 тысяч слов и продолжает себя подгонять. «Цель – 250 слов за вечер, – пишет он. – Всего 60 тысяч – то есть 212 дней. Нет, скажем, к Рождеству, то есть 370 слов за вечер. Стремиться к 400!»
Такие записи свидетельствуют о возвращении – после десяти относительно спокойных лет – одержимого Терри. Тот Терри, который из одиннадцатилетнего нелюбителя чтения превратился в двенадцатилетнего читателя всего подряд, теперь стал тем Терри, который переметнулся от ни к чему не обязывающего баловства с фантастическими романами параллельно с пчеловодством к писательству каждую свободную секунду.
При таком темпе файл «девушка» вскоре неизбежно разросся в роман. Он получил название «Творцы заклинаний», придуманное после мозгового штурма за обедом в ресторане для персонала в Бедминстер-Дауне[55]. Теперь, официально признавшись коллегам, что он писатель, Терри мог свободно обращаться к мощи коллективного разума Стола Восьмерых – и частенько обращался. Может, они и не зашли далеко в Dungeons & Dragons, но были рады на досуге пошевелить извилинами насчет устройства Плоского мира. А что, предположил однажды Терри, если стражники – Колон, Шнобби, Моркоу – почти случайно спасли город Анк-Морпорк от верной гибели и теперь предстали перед патрицием, чтобы выбрать себе награду? И что, если они попросят что-нибудь юмористически скромное и обыденное? Что такого смешного может попросить компания героев? Кто-то за столом предложил чайник, кто-то – доску для дартса. Монтаж, переходим к финалу романа 1989 года «Стража! Стража!»: «Нас бы устроил новый чайник, это ведь не так много, ваше превосходительство… Доска для игры в дротики, но это, наверное, уже чересчур, да?..»
В феврале 1986 года, незадолго до 38‐го дня рождения, Терри сел за Amstrad и оглянулся назад. «Обзор года с начала ведения дневника: ну, не все так плохо; две книги написаны и будут изданы (наверное). Что важнее – приличная вечерняя скорость». Ларри Финли, управляющий директор Transworld, помнит, как Терри известил компанию о своей средней скорости во время короткой речи, с которой его пригласили выступить на конференции по продажам в начале 1986 года в отеле «Гатвик Вена», где в то же время, судя по всему, принимали делегацию мышей. В той же речи прозвучала жалобная фраза: «Если вы будете продавать мои книги такими темпами, возможно, я смогу уйти с работы».
И снова в бой. В следующие месяцы он будет «набрасывать пьесу» и набьет 40 тысяч слов нового научно-фантастического романа с рабочим названием «Верхние Меги» (The High Meggas) – возможно, первого в новом цикле. Когда Терри поделился этим с Нилом Гейманом, тот сказал, что интересно-то это интересно, но ему бы больше хотелось почитать книгу о своем любимом персонаже Плоского мира – Смерти. Нил помнит, как вскоре после этого разговора раздался звонок, Терри сказал: «Вот же ты сволочь. Он называется “Мор”», – и бросил трубку. Терри отложил «Верхние Меги» 21 июля 1986 года, а уже 31 августа записал в дневнике: «“Мор” идет хорошо – 483 за вечер»8.
А «набрасываемая пьеса» так ни во что и не выросла, зато подарила Терри недолгое и почти неизвестное сотрудничество с великими британскими актерами – Бернардом Майлзом и его женой Джозефин Уилсон. Бернард Майлз был важной частью его детства – не только из-за ролей в фильмах о войне и в «Великих надеждах» Дэвида Лина, но и из-за юмористических монологов, запись одного из которых Терри взял бы на необитаемый остров, как он сказал в передаче Desert Island Discs в 1997 году9. Став лордом, Майлз основал в Лондоне театр «Мермейд», где Джозефин Уилсон, теперь леди Майлз, открыла клуб «Молекула» – образовательный проект, совмещающий науку с детским театром. Судя по всему, Терри попросили написать детскую пьесу, насыщенную научной информацией.
В конце февраля 1986 года он отправил леди Майлз то, что в сопроводительном письме назвал «пробными страницами предполагающейся пьесы… что-то вроде эволюционной пантомимы, где каждое звено – растения, рыбы, амфибии, рептилии, птицы, млекопитающие и человек – заявляет, что оно-де лучше всех, но в конце их ждет добрый экологический урок о том, что у каждого своя роль». Декорации, предлагал Терри, – «минимальные, хотя хорошо бы, чтобы машина времени производила впечатление».
Неизвестно, как приняли идею впечатляющей машины времени, но сами страницы, похоже, приняли хорошо. По крайней мере, через три недели в дневнике Терри читаем: «Вчера звонил Бернард Майлз, просил продолжить пьесу, обещает гонорар плюс 10 фунтов с каждой постановки». Неужели Терри вот-вот возьмет штурмом мир театра?
К сожалению, нет. 19 мая он снова пишет леди Майлз:
«Мне жаль, хоть я и не удивлен, что у нас не получится Эволюция, но если вы правда считаете, что мы сможем поработать в следующем году, давайте, пожалуй, обратим внимание на Время.
Думаю, у меня получится поиграть с этой темой, и в то же время в ней есть что показать интересного: свечные часы, водяные часы, песочные часы, солнечные часы. Есть “время, которое мы нашли” – год, месяц и день, – и “время, которое мы придумали” – неделя, час и минута. Если навскидку, я бы начал пьесу с того, что время в мире на исходе, и наши “герои” пытались бы запустить его вновь. Как можете заметить, я обдумываю эту идею уже пару недель.
Если же вы предпочитаете аккуратно удалиться от моих любительских потуг в незнакомом жанре, я все прекрасно пойму!»
Похоже, леди Майлз и правда предпочла аккуратно удалиться, как деликатно выразился Терри. Но он хотя бы попытался. И, возможно, уже тогда он знал, в чем его истинный талант. Как он потом любил говорить, «как драматург я очень хороший романист».
А насколько хороший, ему скоро предстояло узнать.
СНОСКИ
1 Хотя Терри очень часто выигрывал от умения Колина найти компромисс там, где его будто бы не существовало, порой его дипломатия все же действовала Терри на нервы. «Все думают, что Терри счастлив, если счастлив Колин, – размышлял он однажды вслух. – Но Терри счастлив, если счастлив Терри».
2 «Я ее стырил, – писал Терри, – и сбежал, пока не поднялась тревога». Но в индийской мифологии образ «мира-на-черепахе» просто представлен ярче всего. Дальнейшие исследования Терри показали, что практически любая мифология в то или иное время поддавалась обаянию черепах в космосе. И почему нет?
3 В этом договоре книга как минимум один раз по ошибке названа «Цвет денег»[56]. Впрочем, ничто не указывает, будто в «Женском часе» не понимали, что покупали.
4 И был он на самом деле вовсе даже не Джош, а Рональд.