выдвигало из брони и втягивало обратно.
– Бронированная змея, – сказала Ирма.
Терри хотел было убить змею ради мяса; Клифф отговорил его: неизвестно, съедобно ли оно вообще. Клифф вообще ненавидел убивать животных, даже будучи голоден. Пришлось обойтись привычными кожистыми ящерицами, которые между камней у ближнего ручейка водились в изобилии. Ящерицы вели себя агрессивно, но глупо: стрелять их было плевым делом. Айбе собрал хворост, почти не дающий дыма, и разложил костер. Поджаривая покрытое маслянистой пленкой мясо на маленьком огне и трапезничая, люди строили предположения насчет виденных Птиц и мотивов их поведения. Не сказать, чтобы эти разговоры успокаивали.
Они прикорнули, пробудились со своеобычной болью в спинах. На завтрак снова было мясо ящериц. Затем отряд выступил в гущу леса. Миссия состояла не только в поиске, но и в попытке понять найденное, и Клифф двигался хотя и осторожно, однако отринув нерешительность. Вдалеке раздался высокий визгливый крик, раскатившийся меж высоких деревьев. Слева: скрииии! Земляне озадаченно повернулись туда и прокрались на звук. Басистое ворчание, потом снова: скрииии! Они заметили широкую поляну и, неслышно рассредоточившись, окружили ее. Терри сделал всем знак пригнуться.
Над ними в кроне деревьев поднялся возбужденный гогот. У Клиффа сильно стучало сердце, пока он по-утиному крался в низком кустарнике.
Теперь по лесу разносились высокие, оживленно-восторженные крики, перекрывавшие гогот сверху, и Клифф узнал их: крики исходили от уже встреченных людьми прежде приматов. Те были, помнится, совсем как обезьяны, только крупнее, и вели себя довольно странно. Впрочем, вопли скрииии! обладали отчетливым звуковым рисунком, внутренней структурой, в них прорезались незнакомые нотки. Он почти различал напевные слова. Нет, это разные приматы – те, что кричат, и те, что гогочут высоко в листве. Он продирался сквозь кусты какого-то стелющегося растения, когда заметил резкое движение. Поднес к глазам бинокль и присмотрелся к его источнику.
Это были Птицы. На сей раз они передвигались на ногах. Примерно в двухстах метрах, перемещаются справа налево по широкой каменистой равнине перед опушкой леса. Они перешли на бег. Бежали восьмерками, вприпрыжку, неся какие-то предметы в выставленных вперед длинных руках. По птичьим оперениям проносились переменчивые желто-фиолетовые узоры. Головы держали склоненными набок, нацелив длинные широкие клювы вперед, сверкая крупными глазами. Грациозными прыжками шишковатых членистых ног пожирали расстояние, отделявшее их… от добычи.
Те, на кого нацелились Птицы, были недалеко от Клиффа. Приматы тоже бежали, и также размашистыми, не лишенными изящества скачками. Они были высокие, с удлиненными руками и еще более длинными ногами. Казалось, что выбежали они из-под зигзагодеревьев, которые росли на небольшом участке равнины в нескольких сотнях метров по правую руку Клиффа. Угловатые скособоченные головы приматов лихорадочно дергались, то и дело обращаясь в сторону преследующих Птиц. Гонители приближались, срезая угол. Приматы истошно, негодующе завопили, прибавили прыти и разбились на тройки.
Сперва Клиффу померещилось, что бегством спасаются заросшие, перепуганные люди. Но, разумеется, он ошибся: приматы ростом не уступали Птиценароду, а рук у них было целых четыре. Разделившись на тройки, они изготовились к обороне. Одна группа быстро развернулась к Птицам и обстреляла их из примитивного оружия вроде арбалета. Стрелы были нацелены неточно, и Птицы легко увернулись. Тройка продолжала бежать, на ходу стреляя: первый примат, который сначала и орудовал арбалетом, направлял бегство, второй останавливался, прицеливался, стрелял и разворачивался, третий подносил стрелы и перезаряжал.
Стрелы летели уже со всех сторон. Приматы и Птицы кричали, ухали, стонали. Поднялся дым коромыслом. Одна из троек поразила свою цель, но стрела застряла в толстом оперении. Птица легко вырвала ее и отбросила прочь. Стрелок побежал, а следующий за ним остановился и выстрелил снова: классический отвлекающий маневр. В этот раз гонимым повезло. Птица, пронзенная стрелой, опрокинулась наземь и задрала ноги к небесам. Остальные Птицы издали долгий крик – трубное уханье, сменившееся сердитым каркающим ворчанием. Преследователи ускорились, совершая длинные прыжки на мощных ногах. Стая Птиц перегруппировалась, снова разделилась, нацелилась на приматов и пошла окружать их с флангов.
Там, где бежала одна группа особо рослых Птиц, что-то яростно сверкнуло, и по равнине раскатился гул. Несколько Птиц выстрелили одновременно, а нескольких приматов сожрало пламя. Еще крики. Падали тела, дергались руки и ноги.
Клифф унюхал резкий ядовитый запах и увидел, как уцелевших приматов охватывает паника. Они рассыпались, разбив построение тройками. Некоторые продолжали стрелять, остальные очертя голову пустились наутек.
Птицы легко загнали их. Тех, кто до последнего отстреливался, они не стали убивать быстрыми молниями, а вместо этого принялись хватать, подбрасывать высоко в воздух и, дождавшись, пока примат с грохотом рухнет наземь, давить ногами. Клифф слышал треск костей. Последний примат остановился, повернулся к Птицам и бессильно зарычал. Те раздавили его, накатившись живой волной и утрамбовав тело в кровавую кашу.
Когда противников не осталось, Птицы исполнили танец победы. Широко разевая рты, они испускали резкие высокие крики, подобные сиренам пожарной тревоги. Раз за разом после крика головы опускались, утолщенные клювы смыкались и резко утыкались в трупы приматов. Некоторые топтали ногами тела. Длинные тонкие руки вздымались к небу, яростное веселье звучало в пронзительных воплях. Затем стая еще раз сомкнулась, выстроилась кольцом и быстро заплясала под новое, уже относительно мелодичное пение.
Клиффа неудержимо затрясло, и он отстранился. Потом, овладев собой, выпрямился, постоял так, припал к земле и по-утиному попятился назад. Терри, случившийся рядом, прошептал:
– Б-бож-же мой.
– Да, – выдохнул Клифф, – да. Боже мой.
Он все еще не вполне осознал увиденное.
Отряд соединился и поспешил обратно, влекомый единственной целью – поскорее убраться подальше.
Клифф вспомнил, что готов был принять этот мир за своеобразный парк.
Если и так, то в парке этом нет места приматам.
29
Редвинг методично поглощал блюдо, проходившее в корабельном меню под номером 47: длиннозерный коричневый рис с овощами и искусственным мясом, сдобренный гранатовым соусом. Вкус блюда номер 47 ничуть не изменился с того момента, как его подали впервые: острый, насыщенный, пикантный. И неимоверно приевшийся: капитан отведал его столько раз, что уже сбился со счета. Впрочем, в гулких пещерах «Искательницы солнц», где глазу было не на чем остановиться, сенсорное восприятие несколько притуплялось, и даже этот вкус, взывавший к нему, был в радость. Увы, каждая трапеза напоминала о неуклонно таявших бортовых ресурсах.
Любое напоминание о богатой сенсорными раздражителями жизни, сколь угодно бледное, радовало его в керамопластовом средоточии клаустрофобии. Пока корабль прорывался сквозь межзвездный газ, наушники с активным шумоподавлением отсекали большую часть раздражающего шума. Но не сейчас: «Искательница солнц» тяжко трудилась, бозонный двигатель Рейнольдса от натуги то и дело заходился электромагнитным кашлем. Некоторые