ГЛАВА 5
— Там! — крикнул подпасок Стам, указывая на ближайшую гору. — Там монастырь Бья-граб Ме-лонг! — Он был взволнован и прыгал в седле, восторженно размахивая руками.
Свинцовое небо роняло снежные хлопья. Солнце пряталось за плотным облачным покровом, но было понятно, что полдень давно миновал. Сен-Жермен подтянул поводья и, оглянувшись на Руджиеро, по-гречески произнес:
— Как полагаешь, дружище? Нужна ли нам эта обитель?
Он и впрямь никуда не стремился, охваченный безразличием, накатывавшим на него в пору длительных голодовок. Эта апатия сама по себе не доставляла ему неудобств, однако она была преддверием жуткого полубезумного состояния, в какое Сен-Жермен не впадал вот уже более тысячи лет и о каком он не мог вспоминать без внутренней дрожи.
— Нужна или не нужна, — осторожно ответствовал Руджиеро, — на мой взгляд, это все-таки лучше, чем еще одна ночь на снегу.
— Достаточно справедливо.
Сен-Жермен кивнул и прокричал подпаску на местном наречии, несколько неуклюжих фраз, означавших: «веди нас».
Сворачивая с широкой дороги на тропу, обнесенную невысоким каменным ограждением, Стам широко улыбался.
— Видишь, даже в метель я не сбился с пути!
Частично его настроение передалось и Сен-Жермену.
— Должно быть, ты бывал здесь и прежде?
— Один только раз. Тогда мне разрешили дойти до наружных ворот, а теперь пустят внутрь, потому что я приведу вас. — Паренек был настолько доволен собой, что не заметил, как чужеземцы переглянулись.
— Что же в нас такого особенного? — вкрадчиво спросил Сен-Жермен, поддергивая поводья.
— Вы инородцы, а инородцы — желанные гости в монастыре, — пробормотал уклончиво Стам, сообразив, что сболтнул нечто лишнее.
Сохраняя благодушие в голосе, Сен-Жермен сказал на родной Руджиеро латыни:
— Похоже, мы лезем в ловушку. Стены монастыря высоки и, как мне сдается, двойные. Насколько я знаю, местные монахи весьма подозрительны и недолюбливают посторонних. — Он коротко рассмеялся. — Не давай мальчишке понять, что у нас возникли дурные предчувствия.
— Может, нам и впрямь не о чем беспокоиться? — заметил Руджиеро с улыбкой.
— И это говоришь ты? После того, что добрые братья проделали с землей Ранегунды? — вспылил Сен-Жермен, уже не пытаясь маскироваться. — Или ты позабыл, как франкские бенедиктинцы подбили лионцев сжечь заживо Гершамбо, Иветту и Иоланту?
— Нет, господин. Я этого не забыл. — Слуга помрачнел и не проронил больше ни слова.
Высокое наружное ограждение монастыря было сложено из грубого камня. Над головами путников пропел рог, и створки массивных ворот разошлись.
— Нас пропускают, — с важным видом объявил Стам и, спешившись, быстро пошел вперед — к небольшой группе людей в монашеских одеяниях.
— Впечатляет, — сухо сказал Сен-Жермен. — Если другие двери и стены походят на эти, отсюда трудненько бежать.
Вторая стена не превосходила наружную высотой, но имела вычурную отделку, в которой доминировали ярко раскрашенные изображения Будды. Шесть небольших врат, в нее встроенных, охраняли огромные статуи жутких чудовищ.
— Мимо них запрещается проезжать на пони и проводить женщин, — предупредил вернувшийся Стам.
— Вот как? — насмешливо уронил Сен-Жермен, покидая седло. Он осмотрел караван, мешки с драгоценной землей, затем взглянул на подпаска. — Второе условие выполнимо. Что же касается первого, то я должен иметь при себе весь мой груз. Без него мне будет плохо. — У него не было уверенности в правильном построении фраз, но паренек с готовностью закивал.
— Я скажу им. Эти мешки доставят в твои покои.
Подпасок опять пошел к ламам, слегка раскачиваясь и явно давая понять, что собирается сделать важное сообщение. Заговорил он намеренно громко, чтобы инородцы могли его слышать.
— Выдающийся гость требует, чтобы все, чем нагружен его караван, было доставлено туда, где его разместят, иначе с ним может произойти нечто дурное.
Монахи зашевелились, старец, отличавшийся от собратьев высотой и затейливостью головного убора, повернулся к гостям и подчеркнуто глубоко поклонился.
— Они все сделают, — крикнул Стам, возвращаясь. — С сияющим видом он глянул на привередливого инородца. — Хотя я не понимаю, что может случиться с тобой в месте, где каждый камень священен.
— Я могу впасть в безумие, — сказал Сен-Жермен, но мальчик его не понял, ибо чужак дал ответ на языке своей родины.
Руджиеро, также мало что разобравший, увидел в глазах хозяина боль и осторожно тронул его за плечо.
— Не отчаивайтесь. Как-нибудь все уладится.
Сен-Жермен благодарно кивнул.
Старый монах приблизился к путникам и вновь глубоко поклонился.
— Я хранитель внешних ворот Бсниен-ла Рас-гасал. Повинуясь велениям настоятеля и учителя, приветствую вас в ламасерии Бья-граб Ме-лонг — Старик, выпрямляясь, замысловато повел руками.
— Для начала неплохо, — заметил Сен-Жермен на латыни, а затем, сосредоточась и, видимо, жутко коверкая местный язык, заявил: — Это для нас великая честь. Моему товарищу, как и мне, чрезвычайно радостно слышать такое.
Уроки, которые Стам давал инородцу в пути, похоже, не прошли для последнего даром. Старик просиял и проводил чужаков до ворот, украшенных искусной резьбой.
— Входите и вкусите все, что возможно вкусить от нашего скудного гостеприимства. — Он слегка постучал по золоченому завитку, потом, когда ворота открылись, вновь поклонился и показал почтительным жестом, что гости могут войти. — Я сам не заслужил еще права пройти туда вместе с вами. — Пятясь и кланяясь, старик отступил и поспешил к ожидавшим его монахам.
— Надеюсь, у нас это право имеется. Как и право на выход, — тихо сказал Сен-Жермен, обращаясь только к слуге. Впрочем, сияющий от удовольствия Стам все равно ничего бы не понял.
Другой лама, в еще более вычурном головном уборе, встретил их за воротами и, когда утих повторный рев рога, приветливо улыбнулся.
— Мой приятный долг — провести вас в отведенные вам покои.
Он указал на широкую арку, за которой сверкал просторный зал, стены которого были обтянуты шелком, искусно расписанным изображениями чудовищ, с которыми храбро сражались герои в монашеских одеяниях. Каждая сценка тут явно имела какой-то аллегорический смысл. На центральной стене вскинувший руки лама усмирял зеленую летучую тварь, вооруженную двойными рядами рогов и клыков, извивы ее длинного тела были усеяны множеством глаз. Потолок гигантского вестибюля подпирали колонны, смыкавшиеся со сложным переплетением балок — в массе своей оранжевых, ярко-желтых и голубых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});