никаких следов человеческого жилья.
А там, где стояла когда-то хижина отца Мариты, громоздилась куча мелкой ячменной половы, и куры, копаясь в ней, поднимали тучи едкой пыли.
Всё смыли, всё затопили «бушующие волны жизни, мгновенной и изменчивой».
Ни единого дерева не осталось во дворе Мариты. Только на месте былого очага само собой выросло, вспыхнуло пламенем гранатовое дерево.
Передо мной, словно улыбаясь мне, сиял и лучился, как лицо Мариты, только что расцветший огненный гранатовый цветок.
Я смотрел на эту яркую, солнечную цветочную чашечку, и не верилось мне, что Марита не украшает больше нашу землю! И не верилось, чтобы это великолепное цветущее дерево могло вырасти среди пыли и сора само собой.
И в самом деле — откуда приходит в мир красота? И куда она уходит? Где теряется, почему исчезает — или только на время скрывает от нас свое лицо?
Кто знает?
ЧОРЕХИ
Кончались уроки, и мы, детишки, с веселым гомоном выбегали из школы. Под большой липой на деревенской площади нас дожидался Чорехи. Как пастух ягнят, отбирал он несколько мальчишек из шумливой гурьбы и учил нас, воспитывал, пестовал, направлял…
Это он, Чорехи, был настоящим нашим наставником, а не рыжий Лонго, задававший нам уроки «от сих и до сих» и ничего больше не желавший знать.
Предмет, которому обучал нас этот степенный, задумчивый человек, был всегда один и тот же: любовь к родине.
Вспоминаю: вот он под липой читает нам из «Истории Грузии» рассказ о подвиге священника Тевдоре, и в заключение отрывок из старинной «Калмасоба»[6] — наизусть, как молитву, как выплавленные в горниле собственной души мысли, заставляя повторять слово за словом.
«Предки наши, грузины, изведали иго многих поработителей — египтян и македонцев, римлян и греков, персов и турок, Чингиза и Тимура, но никто не мог победить твердость их духа и любовь их к отчизне. Одолеваемые невзгодами, они преодолели невзгоды, гонимые врагами, изгнали врагов и стяжали бессмертную славу в веках…»
Слыша такие слова, мы кипели, клокотали, не могли усидеть на месте от волнения.
На чем воспитывались мы, тогдашние грузинские дети, что образовывало наш дух и наше сознание? Чудесная наша «Дэда эна» — «Родное слово», любимый журнал «Джеджили» — «Нива» и ненависть к самодержавию.
Мысль о родине и свободе с детских лет опалила наши души. Подростками мы ходили с лицом, затуманенным печалью об отчизне. Печаль эта укрепляла нас, придавала нам твердости и в ту пору, когда верхняя губа покрывается пушком и «все бледнеет перед лицом мечты».
Если до сих пор мы веровали в «святых и праведников небесных», отныне озарило нас сияние «праведников земных» — доблестных сынов и дочерей родной земли, ее служителей и заботников — Вахтанга Горгасала, Давида Строителя, великой Тамар, Дмитрия Самопожертвователя и «вечного воина», как называл его Чорехи, Ираклия Второго.
Помянув имя Ираклия, Чорехи неизменно добавлял со вздохом: «Горе тебе, Багратион!»
Камыши Базалетского озера пели нам песню, полную надежды, и ухо наше прекрасно различало далекую их музыку.
«Если забуду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя!» — таков был наш первый обет родине, излюбленное выражение этого обета.
— Целуйте родную землю!
И мы целовали землю.
— Поклонитесь останкам прошлого!
И мы, исполняя приказание Чорехи, преклоняли колени и прикладывались истово к замшелым камням старинного храма или башни.
Ребенок не горюет так о покинувшей его матери, как Чорехи оплакивал минувшую славу Грузии.
Он раскладывал карту и, окруженный склоненными ребячьими головами, водил пальцем вдоль рек и хребтов:
— Месхети! — говорил он, улыбаясь, с теплотой в голосе. — Мой род оттуда. Мои предки — выходцы из Месхети.
— Самцхе, Ачара, Шавшети, Тао, Кларджети, Эрушети, Чанети от края до края — вот разоренное пепелище Грузии! Благословенные края! Не забывайте отсеченных сосцов матери-родины! Это наша колыбель! С грузинским приветом поднимается здесь по утрам солнце над горами. Здесь впервые в мире выплавили грузины сталь — в незапамятные времена. Здесь впервые ударил молотом по наковальне кузнец из племени Тубал.
«Ныне обратились в прах та крепость и та сила».
Он обводил пальцем границы отторгнутых грузинских земель и говорил, сотрясаемый волнением:
— Там живут, изнемогая под чужеземным ярмом, наши собратья, такие же, как мы, грузины. Сожжены наши храмы, взорваны твердыни и замки. Долго не сдавалась Месхети, истекала кровью в боях, но не выстояла, захлестнул, затопил ее потоп… Много, много пролито в веках нашей крови!
— Бедная моя родина — Грузия, бурями побитая, истерзанная коршунами, окровавленная, раненая орлица, барс бездыханный!
Так причитал он без конца.
— Скоро ли увижу дракона с переломанным хребтом, с сокрушенными ребрами? Увы мне, отчизна многострадальная, омытая кровью, разоренная, сожженная, опустошенная! Увы — обездоленная, ограбленная, обрубленная, рассеченная надвое!
Раны Грузии были для Чорехи зримыми и ощутимыми — словно он влагал персты в ее отверстые язвы и черпал оттуда неизбывный жар любви, безграничную силу для борьбы…
Это была неисцелимая рана его собственной души…
Внезапно овладевала им сердечная тоска:
— Горе дому разоренному, разрушенному! Слышите — то вопиют камни развалин!
— Гибнет Грузия, сотрется с лица земли остров Христов!
— Господи, на тебя моя надежда! Подними упавшую нашу отчизну, поверни колесо остановившейся нашей истории, пошли нам силы для обновления! Господи, тебя молю — сокруши недругов и злодеев наших.
— Воспрянь, Грузия! — восклицал он, с силой топая ногой.
— Восстань, восстань, и да расточатся враги твои, и да обратятся в бегство ненавистники от лица твоего!
— Се день обетованный, ниспосланный господом! Возрадуемся и возвеселимся в день сей! — заранее ликовала душа Чорехи. — Скоро, скоро услышим трубный глас грядущего!
Но тут же вдруг омрачалось его темное, суровое лицо:
— Утонуло в Черном море солнце Грузии! Кто достанет его со дна морского?
— О чем пригорюнился, Чорехи?
— Неужели иссякло лоно Грузии? Стало бесплодным? Где он, спаситель наш, мессия? Почему его нет до сих пор? — взывал Чорехи.
— Мы ведь немногочисленный народ! Грудь наша залита кровью, от бранного труда онемели усталые наши руки! Алыми дождями орошена наша земля! Вот, взгляни на земляничную ягоду — знаешь, что это такое? Капелька крови наших предков! — говорил Чорехи всякий раз, когда находил землянику в лесу.
— Миновало время мечтателей, людей пера и бумаги! Дела сегодня нужны, дела! — И, заметив в глазах у нас тень печали, прибавлял, чтобы ободрить: — Еще нальются гроздья в нашем винограднике! И родятся у нас новый Руставели, новые Давид и Тамар! Не отчаивайтесь!
— Нет сокровища дороже надежды! Что делать мне с любовью, что пылает в моем сердце и ищет слов, жаждет излиться?
— По человеку с шапки! Так сзывали на бой с врагами в старину! Выходите все до