После заката я не усидел в комнате (устал от ворчания мастера Потуса, да и проголодался на нервной почве). Спустился в зал трактира – клифы остались в номере: дрыхли уставшие после дневной пробежки. С трудом, но отыскал себе место за столом – подсел к своим бывшим попутчикам по каравану. Заказал запечённого цыплёнка и кувшин красного вина: всё ещё не привык пить местное пиво – да и считал его не пивом, а мочой. С интересом изучил взглядом содержимое глубокого декольте разносчицы; понаблюдал за покачиванием её бёдер, когда девица проходила между столами по залу.
На группу пёстро разодетой молодёжи я поначалу не обратил внимания. Лишь отметил, когда спускался по лестнице, что этой шумной компашке с гербами княжеских кланов на одежде рановато расхаживать по злачным местам: старшему из парней едва ли исполнилось пятнадцать. Меня больше привлекали аппетитные формы разносчиц – именно их я и разглядывал, пока потягивал из кружки вино (представлял, как отнесутся клифы к тому, что компанию нам в комнате составит пышнотелая красотка). Следил за перемещениями загруженных тарелками и кружками девиц. Потому и заметил, когда одна из разносчиц поспешила к погасшему вдруг светильнику.
Не сложно было понять, что именно хотела сделать работница трактира. Но добраться до фонаря она не успела: её окликнули представители клановой молодёжи. Я снова подивился тому, что мажоры явились распивать дрянные напитки в третьесортную корчму. Даже прикинул, что именно их сюда привело. Не успели попасть в Норвич до закрытия городских ворот? Или пытались спрятаться среди простолюдинов от строгих взоров своих родителей? Вели себя аристократы не по возрасту уверенно, даже слегка нагловато. Но ни к кому не цеплялись. И не привлекали к себе внимание – до того момента, когда подозвали разносчицу.
Я пожалел о том, что спустился в зал, когда моя ладонь прилипла к залитой пивом столешнице. Подумал, что уходить из комнаты было плохой идеей. К мухам и грязи под ногами я привык: такое свинство наблюдал в большинстве заведений вдоль Царского тракта. Да и свыкся с извечным коктейлем ароматов из прокисшего пива, жареного лука и помоев – обычным для придорожного общепита. Поймал себя на том, что скучаю по своему сгоревшему персильскому дому. Пусть тот и походил на сарай; но на чистый сарай, пропахший восхитительными запахами свежего хлеба. Я сделал очередной глоток из кружки – наблюдал за разносчицей и клановыми.
Поначалу я решил, что подростки склоняли трактирную девицу к совместному времяпровождению. Удивился тому, что молодняк предпочёл для постельных утех не самую молодую и не очень-то симпатичную работницу. Но потом один из клановых указал пальцем на стену (на тот самый погасший фонарь?). Я заподозрил, что молодёжь задумала каверзу. Разносчица, похоже, сообразила, чего добивались юноши. Пожала плечами, ловко спрятала в декольте полученную от подростков серебряную монету – сунула ту между пышных румяных округлостей, точно в прорезь копилки. Поспешила по своим делам – не к погасшему светильнику.
Юноши за столом загалдели. Быстро позабыли о разносчице. Ни один из них больше не посматривал девице вслед. А вот я понаблюдал за ней – со спины женщина выглядела вполне привлекательно. Призрак старого пекаря заметил мой взгляд, вновь забубнил о том, что я думаю не той головой, которую ношу на плечах. Я хотел было привычно отшутиться, но от словесной перепалки с привидением меня отвлёк один из клановых юнцов. Парень решительно выбрался из-за стола, поправил одежду и причёску. Бросил взгляд на приятелей – те зашумели, приободряя и подначивая парня. Я заметил, как светился на руке паренька перстень гильдии магов (он и должен светиться?).
Клановый замер в проходе между столов, не спеша размял руки, пальцы. Будто бы собирался вступить в кулачный бой. Меня заинтересовало, кому именно он собирался подправить физиономию. Я проследил за его внимательным, сосредоточенным взглядом – парень смотрел… на погасший фонарь. Сидевшие за столом подростки притихли, наблюдали за своим приятелем, будто бы чего-то ждали. Парень закончил разминаться. Глубоко вдохнул, задержал дыхание. Я заподозрил: не собрался ли паренёк петь? Может в этом трактире по вечерам устраивали караоке? Где тогда музыка?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Музыку я не услышал. Зато парень вдруг заговорил: громко, на незнакомом языке. Чем привлёк к себе внимание всего зала. Люди умолкли, замерли. Прекратили жевать и пить. Смотрели на паренька. Я услышал чей-то испуганный шёпот: «Магик». Парень замахал руками. Скрутил из пальцев несколько непонятных загогулин, показал фонарю пару причудливых кукишей. Продолжал выплёвывать громкие чёткие фразы. Мне почудилось, что я сижу у телевизора и смотрю популярные немецкие фильмы – в переводе те обычно не нуждались. Наконец, юноша выкрикнул что-то похожее на «Дас ист фонтастишь!», показал стене фигу. Фонарь засветился.
«Магия», - прокатился по залу шелест шепотков. Подросток смахнул со лба капли пота, растянул в улыбке губы до ушей. Выглядел он уставшим, всю ночь трудившимся над домашним заданием или над горячей подружкой. Высокомерным взглядом окинул зал, уронил свой зад на лавку рядом с приятелями. Те хлопали его по плечу, поздравляли, будто парень победил в престижном соревновании или соблазнил первую красавицу школы. Прочие посетители и постояльцы трактира посматривали на клановую молодёжь уважительно, с опаской. Я же пытался осмыслить, чему только что стал свидетелем.
«Что это было, мэтр?» - спросил я.
«Это была магия, парень, - первым откликнулся мастер Потус. – Мальчишка, етить его, наколдовал огонь. Его приятели считают, что он среди них самый умелый магик».
Призрак замер около стола клановых – прислушивался к разговорам подростков.
«Могу предположить, юноша, что вы видели применение заклинания «свет свечи», - ответил профессор Рогов. – Плетение отлично от классического варианта. Конструкция изобиловала лишними элементами, затруднявшим работу плетения и потреблявшими лишнюю ману. Но сработала. Результат её применения можно признать положительным: фитиль фонаря загорелся».
«Ты хочешь сказать, что он три минуты швырялся ругательствами, корчил рожи и тыкал фигами только для того, чтобы зажечь фонарь? – переспросил я. – Вот этот весь танец с саблями послужил заменой обычному огниву? Что это за странные выкрики? Зачем он ломал себе пальцы? Можешь мне объяснить: нафига парень столько кривлялся? Он бы ещё волшебной палочкой помахал, волшебник малолетний».
«Могу лишь предположить, что юноша пока делает лишь первые шаги в искусстве плетения заклинаний. Ему недоступно воспроизведение сразу всей конструкции. Поэтому начинающий маг пошёл по пути привязки каждого отдельного элемента к тому или иному звуку или жесту. Такие приёмы учёные практиковали в древности, пока не научились улучшать собственную память. Быть может, теперь маги вновь к ним вернулись».
«Хочешь сказать, парнишка три минуты просто пытался зажечь фонарь? – спросил я. – И всё? Столько тужился, чтобы всего лишь родить крохотный огонёк? Не верю. Взгляни на его руку. Парень состоит в гильдии магов. Как его приняли туда с такими сверхспособностями? По блату? Как сынка богатых и знатных родителей? Сколько бы тебе… то есть мне понадобилось времени на плетение этого «света свечи»?».
«Меньше секунды», - сказал профессор Рогов.
«Без бормотаний и кривляний?»
«Ваша память, Егор, сразу бы воспроизвела всю конструкцию. И наполнила её маной. Без помощи костылей из звуков и жестов».
«Так это значит, что по местным меркам я настоящий супермэн?» - спросил я.
Посмотрел на горделиво задиравшего перед приятелями нос паренька.
«Ты бабник и хвастун, етить тебя», - заявил призрак.
«Рано делать определённые выводы, юноша, - сказал Мясник Рогов. – В вашем распоряжении пока слишком мало данных о возможностях современных магов. Пока можно только определить, что в развитии своих навыков и по доступным вам возможностям вы с вероятностью в восемьдесят четыре процента превосходите одного конкретного молодого мага. А вот на что способны опытные учёные – вам остаётся лишь гадать».