Линда поймала её взгляд: все прочие жертвы в Эстертуне были найдены на третьих этажах. Таким образом, жилище новой жертвы не располагалось непосредственно под крышей, что само по себе не могло означать ошибочность выдвинутой Бритт-Мари в семидесятые годы гипотезы о проникновении убийцы через крышу, однако разрывало привычный шаблон.
У двери в квартиру стояли ещё двое полицейских в форме. Один из них представился как Брур Андерссон, дежурный офицер.
— Тревогу забила сестра убитой. Жертва пригласила сестру к себе на обед. Никто не открыл дверь в назначенный час, а из квартиры был слышен детский плач. Тогда она решила позвонить в службу спасения.
Он сделал глубокий вдох и продолжил рапортовать:
— Мы выломали дверь и обнаружили тело.
Из квартиры вышел криминалист, одетый в белый комбинезон, с медицинской маской на лице.
— Мы уже можем войти? — спросил Роббан.
Человек в комбинезоне кивнул.
— Мы почти закончили. Только не сходите с плиток. И ничего не трогайте.
Они надели бахилы и двинулись внутрь, в тесную прихожую. Прозрачные пластиковые плитки были уложены на полу через равные промежутки, формируя узкую тропу, которая вела в гостиную.
Ханне шла вслед за Линдой и Роббаном.
На полу всюду стояли маленькие таблички с номерами, обозначавшие различные предметы — кучу одежды, белые трусы, на вид сильно поношенные, или, возможно, грубо разорванные, и большое пятно крови возле кровати.
Здесь и там по полу были разбросаны игрушки: кубики, грызунки, плюшевые звери. В гостиной горели все лампы, а шторы были задёрнуты.
Роббан присел на корточки перед телом, которое Ханне разглядела из-за спины Линды.
— Это он, — сказал Роббан, и сердце Ханне бешено забилось в груди.
Линда тоже присела, но Ханне так и осталась стоять, не в силах оторвать взгляда от женского тела на полу.
Впервые она видела настоящий труп, и тело Ханне изо всех сил сопротивлялось этому зрелищу. Тело желало повернуть обратно, в тесную прихожую, выбежать наружу, в снегопад, и никогда не возвращаться сюда.
Но Ханне усилием воли заставляла себя не двигаться с места. Она делала глубокий вдох и считала до трёх, прежде чем выдохнуть.
Раз, два, три, вдох.
Раз, два, три, выдох.
У обнажённой женщины были длинные каштановые волосы. Её лицо было всё в крови и так сильно разбито, что различить его черты было невозможно. Изо рта у неё торчала металлическая ручка — может быть, какая-то кухонная утварь, может быть, принадлежность для уборки, сейчас сложно было сказать. Рукоятка швабры была засунута в её влагалище. Длинный черенок со следами крови покоился на полу между её ног, а ветошь приходилась как раз между стопами.
Раз, два, три, вдох.
Линда и Роббан о чём-то говорили, но Ханне не слышала их. От шока она перестала воспринимать речь. Словно они разговаривали на иностранном языке: слова разваливались на куски и превращались в странные гортанные звуки, никак не связанные между собой.
Роббан указал на руки женщины, и Ханне увидела. Ладони были намертво прибиты к паркетному полу большими гвоздями.
Линда поднялась на ноги, обернулась назад и взяла Ханне под руку.
— Как ты?
Ханне молча смотрела на неё, не в силах вымолвить и слова.
— Имей в виду, здесь нельзя падать в обморок или блевать. Просто чтоб ты знала.
Ханне кивнула, отводя взгляд.
— Я выйду ненадолго, — выдавила она из себя.
Снегопад всё не прекращался, а Ханне долго стояла на улице, глядя на Берлинпаркен. Затем взгляд её заскользил по контуру многоуровневого гаража, по одетым в форму полицейским — они пили кофе, термос с которым принесли из машины, возле заградительной ленты. Ханне подняла лицо вверх, закрыла глаза и полной грудью вдохнула зимнее небо.
Через некоторое время один из полицейских подошёл к ней и поинтересовался, не желает ли она выпить кофе или, быть может, закурить.
Ханне поблагодарила и честно ответила, что не хочет.
Она не курила, а пить что-либо в данный момент опасалась, потому что чувствовала, что её вот-вот может стошнить.
Криминалисты-техники вынесли свои укладки с оборудованием и загрузились в белый фургон, припаркованный немного поодаль. Прежде чем исчезнуть, они кивком попрощались, и Ханне кивнула им в ответ. Она попыталась изобразить на лице ещё и улыбку, но это ей не удалось.
Через мгновение из подъезда показались Роббан с Линдой. Роббан поспешил к Ханне и покровительственно положил руку ей на плечо.
— Ты как?
— Ничего страшного, всё нормально.
Он осторожно погладил Ханне по спине.
— Я не подумал. Наверное, тебе стоило подождать снаружи. Прости.
— Нет. Я… Хорошо, что мне выпала возможность осмотреть место преступления.
— Могу я поехать обратно вместе с вами? — спросил Роббан, и полез в машину, не дожидаясь ответа.
— Конечно, — сказала Линда, но к тому моменту Роббан уже захлопнул дверь.
— Анна Хёёг, — объявил он, когда все устроились в машине. Двадцать один год, мать-одиночка, имеет дочь пятнадцати месяцев от роду. Её сестра сказала коллегам, которые проводили опрос, что Анна не была знакома с другой убитой.
— Она жила не на верхнем этаже, в отличие от остальных, — вставила Ханне.
— Мне кажется, нужно оставить гипотезу о том, что преступник забирался через крышу, — заявила Линда, заводя мотор.
Ожило радио, и музыка хлынула в сырое пространство салона, где стоял густой дух сырных чипсов.
Ханне наблюдала за тем, как Берлинпаркен, удаляясь, тает во тьме. Она ещё могла различить силуэт качелей и контур покрытой снегом статуи, мелькнувшие среди деревьев, когда Линда повернула к центру. И в это мгновение Ханне вдруг вспомнила свою идею, ту самую, которую прошлым вечером решила записать. Ту самую, которую так боялась забыть, что среди ночи поднялась с кровати и отправилась на поиски блокнота.