Читать интересную книгу Фатальный Фатали - Чингиз Гусейнов

- Дааа... Еще два таких похода!... И это ты называешь как?

- Это искусство ведения войны, мой шах, и другие народы!

- Пиши! Шахский фирман о смещении! А, это ты, главный молла! Да, твои дела на виду у всех! Это ты возвел в сан святых шахскую династию, чтоб упрочить авторитет (а главный молла такого слова и не слыхал прежде!)! Ты насильно хотел обратить в шиизм иноверцев и разжигал страсти, чтоб отвлечь от насущных бед! Эти погромы!

- Меня оклеветали, мой шах!

- Ты нажил нечестным путем несметные богатства! Чего уставился на меня? - крикнул на писаря. - Пиши! Все, что я говорю! И за это, главный молла, я предаю тебя суду! Эй, стражники!... А чем славен ты, казначей? А, вспомнил, это ты придумал не выдавать жалованья чиновникам? И молодец, что не выдавал дармоедам ни гроша! Что еще придумал? Да, а на какие нужды вы тратили казну?

- А шахские увеселения? А членам верховного совета?

- Это те, с которыми я встречался? Кого ноги еле держат?!

- Лучшие люди империи! - говорит как поет.

- Цвет нации! - подзадоривает шах.

- Вожди! - в тон ему казначей.

- Ну-ну, еще на что разбазаривали?

- А охоты? А пиры? А содержание шахского гарема? Мой шах, есть еще одна статья, но!... - Все тотчас вышли. - У нас множество шахских глаз! - И стал перечислять такие страны, о которых Юсиф, хоть и совершил почти кругосветное путешествие, и не слыхал! - И ушей! Слышат, видят и нам докладывают: и у султана, и на северных землях, и в крымском ханстве, и в ногайских владениях, и в астраханских!

- Чего умолк?

- Еще есть. Среди нашего народа. В каждом квартале, в каждом доме, в каждой семье! Отец на сына, сын на мать. И собственному народу верить нельзя.

- Дааа... - разинул шах рот, никак не сомкнет уста. Казначея надо б уволить, но прежде напишет, у кого какое состояние.

Вошли все.

- Вы не выслушали меня, мой шах!

- А ты кто?

- "Не узнает!" - Я есть, - гордо выпятил грудь, - главный звездочет империи!

- Ах, это благодаря тебе!..

- Я надеюсь, вы должным образом оцените мои заслуги!

- Да, крупный ты мошенник! Хотя не будь тебя ("и тупости правоверных", - подумал Юсиф), сидел бы

Шах-Аббас на троне, а я б шил седла в своей лачуге. Но я, увы, упраздняю должность звездочета, как вредную для народа и государства! Пошлю-ка тебя рядовым учителем астрономии! Хочешь?

- Меня? учителем?!

- Не хочешь, да? - и улыбается: "Ох ты мой капризуля!"

- В школу?!

- Ну да, крестьянских детишек учить. Не согласен? - И за бороду его, волосок остался в руках, тонкийтонкий, седой-седой, дунул, а он поиграл с лучами солнца да вылетел в окно, летит и летит над империей, - сколько их вдруг, седых волос, в бороде Юсифа!..

- Мой шах, писари собраны.

Вышел к ним:

- А, и ты здесь! Ну да, ты же писарь! - Мирза Али был смущен, увидев Юсифа (лицо знакомо, а облик уже иной: шах!). Не подойди к нему Юсиф, он бы, пожалуй, не рискнул. - Куда вы подевались? - Неужто это их Юсиф? Немедленно пойди и приведи ко мне Рамазана, Курбан-бека, Баки!

- Так нас и впустят к тебе! (под стражей?!)

- С почестями введут!

И вскоре явились. И были назначены. Но прежде - иные указы.

Фирманы, фирманы, фирманы!!!

За злоупотребление властью!

За тупость, проявленную при управлении государством!

Преступное равнодушие к бедам народа!

За попрание прав!

Одурачивание подданных!

За ложь на каждом шагу, везде и во всем!

Снять с постов! Лишить титулов! Чинов! Наград! Конфисковать награбленное в пользу казны! В тюрьму! в каземат! в яму!

Пятеро друзей!.. Фатали задумался: то ли пишет в уме, прочерчивая сюжет, то ли рисует - но что это?! перекладина, а с нее свисают пять петель! виселица?!

Но какой издать фирман, чтоб устранить всеобщую подозрительность: шаха - к подчиненным, везира - к главному молле, моллы - к звездочету, звездочета - к Тени Царя, - этих бездушных кукол, немых и слепых, неспособных управлять государством, лишь умеющих - а что остается им делать? - поддакивать, ибо одаряемые щедрыми побрякушками, некуда уж вешать, не видят и не желают видеть всеобщей нищеты и развала.

Найти и выдвинуть новых! Но где они? И кто может ручаться, что те, кого- шах приметит и кому пожалует отнятые у других титулы, эти новые Совесть, Прямота и Опора царства, не станут грабить и брать взятки? лицемерить? лгать? строить козни? создавать новые семейные или племенные кланы? глохнуть от звуков лести и слепнуть от блеска побрякушек?!

И какой издать фирман, чтоб исчезла вражда племен?!

Я издам фирманы! Они будут сводом идеальных слов!

Но сколько их было, фирманов! И Моисей! И Христос! И Магомед!..

И я, Юсиф-шах, издам указ: "Люди!.."

И ОКОВАННАЯ ЖЕЛЕЗОМ ДВЕРЬ

железная решетка у окна, мундир сняли, он в легкой рубашке, а ведь зима, холодно очень, через темный мост, темные своды, неуютная кровать, накрытая жестким одеялом, длинная холщовая рубашка.

- Это ты, Александр?

грубые чулки и пахнет свежей краской, гремят связки ключей, или это кандалы? о боже, какой вкусный черный хлеб!! и кружка воды! Рассказывал Александр или снова - видения Фатали? сальная плошка, гарь душит, нечем дышать! затушить! цепной мост, крепость, странная фамилия коменданта Набоков! и колокольный звон дон-дон-дон через каждые четверть часа, табуретка, крепостной вал и пустой дворик, лишь ветка торчит за окном, уже весна? какие здесь чинары?! гудит голова, изгрызены ногти, хоть какую книгу! хотите - Коран? и немец-офицер, почему немец? "Фатали? ай-яй-яй, какой у вас был замечательный второй отец, Ахунд-Алескер, не послушались его советов, жаль мне вас, Фатали!" откуда ему известно? дым табачный, Фатали не курит, но запах табака!! такой же курил Александр! или он тоже здесь? рядом камера?

- Эй, Александр!

"что вы кричите?" - это голос стражника, вдруг пальба, зачем стреляют?! "а вот новость вам скажу, - говорит стражник, - император Европу покорил!" идут и идут, утопая в снегу, откуда же столько снега здесь, стоят столбы, их пятеро, надели саваны-колпаки, щелкают затворы, но почему еще столбы? и на перекладине пустые виселицы.

- Фатали! Фаталиии! Ты меня слышишь?

Донесся запах дыма.

Ты опять жжешь бумагу!

Фатали не обернулся: бумага, вспыхнув, загорелась сразу вся, и он осторожно положил ее в медную тарелку, пусть сгорает вся. Огонь быстро слизал арабскую вязь, и не успела бумага почернеть, как Фатали поднес к ее красному язычку новый исписанный мелко-мелко, со вставками, стрелками, вклинивающими в текст новые добавления, обведенные кружочками, и какие-то звездочки, полумесяцы, кресты - как плюс и как распятие.

Не от слов же, вспыхнув, загораются? А как загорятся - одно и то же, никак не отвяжется: Зимний горит! Самая долгая ночь тридцать седьмого года. Что-что? Ах, довольно уже писано в публичных листах о сем событии? Так уж и много? Как пусты и мрачны обгоревшие стены? Эта черная громада! Ну да, вся поэзия нашей истории, весь ее разум! Пышные праздники. Веселые вечеринки. Вдохновенные оды восхвалителей державной власти. И Екатерина! И Павел! (?) И Александр! И святое причастие. И святая купель. И начало, и юность! И выход, да, да, тот, знаменитый, когда картечь, на площадь из дверей Зимнего. А потом мертвая тишина. Оцепеневшее многолюдство. Шепот тревожных вестей. И тяжкая безызвестность - ведь на ружейный выстрел от фронта бунтовщиков! И воля промысла. Ах, какая стихия! Пляска мести. Громада огня. И он знал, падишах, что непременно случится. И даже перед смертью - плясало пламя пред очами.

И над медной тарелкой полетели чернокрылые насекомые, похожие на многократно уменьшенных птиц, или есть и такие?

"Что ты снова сжег?"

Так теперь часто. Раньше почти не было: напишет, как молодой разбойник или хитроглупый купец одурачивает есаулов, прочтет жене - и вскоре газета "Кавказ" печатает из номера в номер.

А теперь иное: сидит над бумагой долго, за полночь засиживается, свеча догорает, сжигая тьму и ускоряя приход утра, а потом - чернокрылые птицы.

ах вы пропогаторы! в четыре часа пополуночи майор жандармского дивизиона, господин в голубом, а голос нежный. Какой-то звук от удара, сабля?! пристав полез в печку, пошарил чубуком в старой золе, нет, я не курю, это так, для забавы, отделан серебром, а жандармский унтер встал на стул и полез в печь, известное дело, там прячут (везде на юге!) золото в мешочке, - пусто, аи да пропогаторы! но я не подозревал политического общества! в часы бессонницы! беснование духа! а это что ж?! "что мы видим? лишены прав человеческих, ах, посадить бы чадолюбивого императора..." это ж ваш почерк! так куда посадить, а?! а вот еще: "вся тайна и ложь, говорю о рабах - приверженцах деспотического порядка, а также проникнутых страхом" или и это не вы?

случайно взглянул: "агент по найденному делу", доносчик! и фамилия закрыта большим пальцем, блестящая роговица ногтя и запах табака, который курил Александр. - Эй, где ты, Александр!

"а это что? (неужели было?): "И в Туреччине был, что за оказия? Турки-то, право, ну то же, что и мы!" "а это: "нет возможности и дышать свободно, что же делать, что нельзя переродиться физически, ну хоть бы через натурализацию!" сожгу, пусть останется во мне. и снова чернокрылые птицы, да-с! шпицрутенами. "в две шеренги стройсь!.. вторая шеренга крууу-гом!" торопливо роздали шпицрутены, длинные прутья толщиною с палец, а ну махать! надо освоиться, проверить, как гнутся, на свист.