Читать интересную книгу Фатальный Фатали - Чингиз Гусейнов

Но как Юсифу править? Ты, презренный ремесленник, отлично знающий, как шить седла, получил власть, что же дальше-то?! Как изжить рабье?

Вошли в тронный зал дряхлые, еле держатся на ногах, и Юсиф-шах встал, поклонился им. Ордена и другие знаки отличия, висящие на груди, тянули их вниз, и, согбенные, они еле носили свои бренные тела.

- Уже тогда были ордена?! - удивился Кайтмазов.

- Увы, были.

- Отчего увы?! - спросил он. - Ну да, понимаю, - продолжил, видя, что Фатали молчит. - Рад бы иметь сам, да вот только!... - И развел руками. Ни слова б не сказал, если грудь красили ордена, согласись хоть раз, что я прав!

- Мне о том же как-то и Колдун намекнул. И он и ты, вы оба правы, Кайтмазов! Имеющий умножает их, а неимеющий, вроде нас с тобой, хотя, извини, ты меня обогнал! ропщет, гневается на тех, чья грудь уже не вмещает, а желания неуемны.

Да-с, еле носили свои бренные тела. Или не уверены, боятся, что уйдут и обрушится на них гнев современников? Но кому они нужны, какую тайну они носят в себе, чтоб кто-то вздумал их похитить?! Пытать их, чтоб выведать? Или опасаются, что придут иные, и империя, которую они создавали и с таким трудом собрали по кускам, затрещит по швам, наступят времена доверия, братства, свободного союза, возобладают конституционные формы правления; но кто знает, что это за люди ходят под молодецкими папахами, о чем они думают?!

Всех Юсиф знает: видел их врозь и вместе. То проедет кто в окружении свиты телохранителей и приближенных, и тогда устрашающие крики и звуки извещают об их вступлении на шахскую площадь - уйди с дороги, не то раздавят копыта, подковой распорют брюхо, шмяк твою печень! А то соберутся перед людскими толпами в дни всенародных праздников - видеть-то их Юсиф видел, да разглядеть как следует не мог: глаза не выдерживали! Лучи солнца, столь щедрого здесь, играли, отражаясь на золоте орденов, ловили грани бриллиантов, многократно изламываясь.

О боже, они как дети, и власть для них - забава: дарят друг другу, как игрушки, высокие чины, звонкие титулы, награды то в виде круглой броши на ленте с крупным бриллиантом, то звезды, сделанной из платины, с золотым полумесяцем, а вокруг - бриллианты. И каждый раз, как кого одарят, соберутся и - а ну давай выхваляться друг перед другом, кто кого перещеголяет, оттачивая мастерство лести и подобострастия; до каждого, знают, дойдет черед, сегодня эта награда ему, а завтра - другому; а ведь неведомо, как повернется судьба в этом ой каком вероломном царстве: отколупывай в черный день чистые, как детская слеза, бриллианты и выходи на узкие улочки восточного базара, крытого кое-как чем попало, дабы была тень и не жгло нещадно солнце.

Нет, ни за что не выпустят из рук власти, если, конечно, новый шах... Ах, как трудно стало им додумывать мысль!

- Я ж наказывал, чтоб без телохранителей! - возмутился Юсиф.

- А их нет! - изумлен евнух.

- Кто же за дверью толпится?!

- А это, - шепчет на ухо шаху, - их личные лекари и собственные астрологи! - Неужто, удивлен евнух, шах не знает, что эти чины уже давно без них ни шагу!

- Но мы еще в силе!

- Вот и идите к своим внукам и правнукам, не цепляйтесь за шахский подол!

- А как же ува... ува... - и застопорился.

Мюбарек на ухо Юсиф-шаху:

- Он длинные слова выговорить не может!

- Уважение? - догадался, придя на помощь, Юсиф.

- Да, да, к нашему поло... поло... - С другого фланга решил: - Ведь мы, как вы чув... чув... - как не пожалеть, что не все слова короткие? - К нашим се-се-сединам?!

"О боже! Кто правит нами!" (Хочет спорить, но мысль, загоревшись, гаснет, и ночью, страдая бессонницей, будет говорить и говорить.)

- Я обеспечу ваш покой, из казны получите щедрые дары, хотя изрядно, хотел бы сказать "награбили", но уваженье к старшим! - обогатились за годы правления!

- А наш, как бы это, опыт?

- И писарей к вам приставлю, ведь, поди, писать разучились, за вас другие и думают, и сочиняют, а вы дрожащей рукой лишь подписи, разве нет? И расскажете о своем бесценном опыте. - Хотел бы: "о том, как одурачивали, хапали, лицемерили, строили козни, сажали, казнили, прикрываясь именем аллаха и шиизмом!", но как изжить рабье?!

Заерзали на креслах.

- Что вы так забеспокоились?! Ах да, я забыл: вы же быстро устаете! А у меня к вам столько важных и неотложных государственных дел, как же вы, а?! - Но такая мольба в глазах чинов: как не пожалеть их? не пойти им навстречу?

Собрать народ на главной площади, выйти с этими вождями и при всех низложить их, эту рухлядь, дабы не смели потом в ореоле славы, как мученики, - пусть слышат, что могут изречь их уста!

Дряхлые-дряхлые, но всюду на ключевых постах их люди. Счастье твое, что шахская власть - власть божественная, не смеют ослушаться.

То же и с секретной службой, шахской полицией, духовными властями.

Но кого на их места?

Пятеро друзей.

И сношения с иностранными державами! Но здесь уже есть: Ази-Хосров. Армия. Пешие. Конные. Артиллерия. Оружейные склады.

Сверху донизу менять, чистить, обновлять!

Итак: через Ази-Хосрова вызвать всех посланников, пусть немедленно извещают свои страны о восшествии; а англичане уже послали срочную депешу в южный порт, чтоб немедленно доставили Елизавете: как быть? добровольно отрекся в пользу седельника! и другие успели - испанский, султанский, и эти, кого он принимал, уже в пути, только неожиданно скончался их главный, князь Борятинский, - предлагается всем мир, никаких козней и притязаний!

А часы и дни уходят.

Пусть грузины подыщут себе правителя! И армяне пусть! Пусть и Азербайджан! Может, к ним опытных персов направить? Самим, правда, людей негде взять, чтоб заменить, где уж о помощи думать?!

И уже идут гонцы к Юсиф-шаху: у грузин правитель есть, но армян пока не удалось собрать!

- А что азербайджанцы!

- Спорят! Вопит Билбил-хан Бакинский, дерет глотку Феил-хан Ширванский, жаждет крови Кан-хан

Карабахский!...

- А гянджинцы что?

- ?

- А что мои шекинцы?

- Эти нухулулар?!

- Ясно! - "Придется, - подумал Юсиф, - отложить с правом на самостоятельность!"

А тут новая неожиданность: племена взбунтовались! Ах, мир и автономия? Так и поверил шаху Асадулла-хан! Посланец Юсиф-шаха убит, и племена вторглись.

Вот и покажи, друг Курбан-бек - он ведь назначил одного из славной пятерки друзей главнокомандующим! - свое воинское искусство!

Что тот говорил воинам, как он их воодушевлял, о том Юсиф не ведает: но враг вторгся в их земли! Курбан-беку не верилось, как же сумел он? но войска оттеснили племена афганцев, отличилась конница, всадники ворвались в стан Асадуллы-хана, пленили его и вынудили подписать условия мирного содружества.

А потом курды.

Заявили о непокорности грузины, узнав о мятеже, но и здесь обошлось мирным договором, по которому шах признал, что...

- Стопстопстоп!... Что за намеки? Пик Шамиля!! А заговор князей?! Может, еще о варшавском буйстве?!

- Помилуй, Кайтмазов, какая в составе Персии Варшава? И горцев, как ты знаешь, я не одобряю, ибо бесцельная и безнадежная борьба! Но есть высшая справедливость! К тому же в свое время полякам конституция была дана, Союз...

- Конституция! Союз! - с чего-то вдруг прорвалось в Кайтмазове, он поперхнулся, закашлялся (нервический кашель? надо налепить себе мушку!), потом переживал: чиновному человеку непозволительны эти вспышки эмоций. Никогда не соглашусь!

- С чем? - удивился Фатали.

- Что конституцию им дали! Завоеванной стране! Союзнице Бонапарта! И эти возмутительные вирши

Мицкевича!

- Но я - то при чем?

- Э, нет! - взял себя в руки Кайтмазов и уже улыбается, сладил с дерзкими вспышками. - Меня не проведешь!

- А Юсиф, представь себе, друг Кайтмазов, договорился на основе полного доверия! И, кстати, вернул грузинам христианскую святыню - Христову ризу!

- Ту, что Шах-Аббас вывез из Грузии? И, разделив на четыре части, первую отослал в Иерусалим, вторую в Царьград, третью в Рим, а четвертую в Москву?! И ты думаешь, я позволю тебе хоть слово написать об этом?! Сия святыня, Фатали, помещена в Успенском соборе и в честь ее положения утверждено ежегодное празднование почти в день нашего Новруз-байрама!

- Но Юсиф успел вернуть! И никаких праздников!

- Постой, ты уже что-то путаешь; если он вернул, то как же я мог ее видеть в Успенском соборе?!

Гладкое-гладкое перо у Кайтмазова, гусь был белый-белый, перышко так и летит, тонко-тонко перечеркивая лист.

Так что же Юсиф-шах надумал? Вызвал главного евнуха, должность, прямо скажем, лишняя при таком шахе, и это пустые разговоры, мне, мол, одной достаточно: умел бы - имел бы! Но куда прогонишь старика! вызвал, и сердце тревожно застучало: Сальми-хатун! Но Мюбарека уже не проведешь: он слышал, как застучало сердце! А Юсиф поклялся бы, что зов Сальми-хатун услышал: "Мой шах, твои заботы никогда не кончатся, а сладостный миг упустишь!" Юсиф сбросил с себя это заманивающее наваждение: Мюбарек ждал его распоряжений. И вдруг, сам того, может, не желая, Юсиф-шах спросил: